Хочу рассказать о случае, который для меня самого уникален. Около двадцати лет назад я ходил в студию живописи. Были у нас выставки, обсуждения, знакомства. Здорово всё было. Это был тот момент времени, когда уже разрешили собираться "больше двух", но коммерция ещё не захватила дома культуры в Москве. Приходили иностранцы, и даже имела место вялотекущая продажа работ. Какой бы уставший я не приходил с работы в студию, но оттуда я уходил с лёгкостью во всём организме. Так прошли 3 года. И потом пришла коммерция. Завод Вл. Ильича приостановил работу, однако, вспомнил о своих постройках социального значения. Площади его клуба его клуба на Серпуховке, в котором мы, концептуалисты, были под крылышком детской студии, стали стоить столько денег за один кв. метр, что в дальнейшем кроме японцев и американцев в него никто вхож не был. Всех своих они, конечно, тоже выгнали. Даже заводской ансамбль танца, который репетировал в коридоре.

Нам назначили дату выселения. Это была осень 91 г. Ситуация "Вишнёвого сада". И такое же грустное настроение. В один из этих последних дней я пришёл в студию раньше всех. Открыл дверь, попил чаю за стеллажём. За окнами уже стемнело, и я решил расслабиться.

Выключил свет, чтобы отдохнуть пассивно. Студия была шикарная, окна во всю стену, и у противоположной стены - гипсовые фигуры. Аполлон, Сенека, Платон и др. Набор достаточно стандартный, думается, всем знакомый. Тишина полная. Насколько это началось "вдруг", я не знаю. Я почувствовал, что я в помещении не один. Это было колдовство. Я выглянул из-за стеллажа, этак, из-за угла. Они все смотрели в свои стороны и были освещены какой-то мертвенной ртутной лампой с улицы. И они со мной прощались. Молча. Они благодарили меня за внимание и за участие. Я боялся пошевелиться и просидел в одной позе, наверное, минут пять. Пока не отсидел одно известное место. И напряжённость излучения на меня такой вот благодати не уменьшалась. При полной моей сознательности происходящего.

Я человек совсем не субтильный. Прямо скажем, малочувствительный. К мистике и визионизму отношусь, если и с уважением, то - с юмористическим. После того, как я встал и зажег свет, я пробовал снова вернуться в такое состояние, но это было бесполезно. Они опять сделались гипсовыми.

А через несколько минут начали приходить мои студийцы.

На меня это произвело впечатление. И ничего подобного я больше не ожидаю. Может быть, больше и не нужно. Но хорошее же было время!

Формально мы как студия существуем и сегодня, но многие уже не пишут картины, а если кто и работает, то, в основном, это наш мэтр. И некоторые, вроде меня, - на балконах. Но без общения это уже совершенно не то. Если у меня и стало что-то получаться, то это только потому, что рядом были единоверцы.

Вот такое художество. Николай.