Разноимённые полюса

Я ходил по огромному супермаркету, кидая в тележку первое, что попадалось под руку. Я старался не думать для чего мне эти ножи, средство для чистки ковра и дешевые часы с блестящими стразами. Набор товаров должен быть максимально случаен. Как и выбор кассы в конце торгового зала.

Девушка-кассир приветливо улыбнулась дежурной улыбкой, заученно осведомилась о количестве требуемых пакетов и принялась четкими движениями робота-манипулятора снимать показания штрихкодов. Сканер работал безупречно. Пакеты не рвались. И даже товар не падал с конвейерной ленты. Но надежда еще оставалась, когда я дрожащими от волнения пальцами вбивал в клавиатуру пинкод банковской карты…. Ну!!! Нет. Все в порядке. «Ваш чек». И все та же лучезарная улыбка.

Я оставил «Порше» далеко от входа. В самом углу стоянки. Идущий по пятам сотрудник супермаркета подтачивал мои больные нервы сильнее холодного ветра. «Интересно, я и вправду похож на человека, ворующего тележки?» Пока эта мысль вызывала улыбку, но все же тревожила. Хотелось кричать: « Не дождетесь!» Но я только прибавлял шаг, стараясь сбежать от назойливого преследователя.

«Порш» выделялся горделиво-ярким пятном, среди стоящего рядом серого автожелеза. Он знал себе цену и умел рассказать об этом всем окружающим. Тем, кому никогда не сесть в такую машину. Тем, кому никогда не испытать мощь ее двигателя, не почувствовать теплую роскошь кожи салона. Она слишком дорога для них. Как и для меня теперь.

Я сидел за рулем, но не трогался с места, выжидая положенные десять минут. Теперь в этом не было никакой необходимости. Эксперимент с магазином, да и чистая крыша спорткара, намеренно оставленного под вороньими гнездами, подтвердили мои худшие подозрения. Я стал таким же, как все. Я сдаюсь…. Но ведь привычка- вторая натура. Избавиться от нее будет трудно. Очень трудно.

Вначале придется продать машину. Потом - квартиру в высотке. Потом…. Только спустя много лет все случившееся со мной забудется настолько, что покажется сказкой. Странным вымыслом, о котором и рассказать-то нельзя – засмеют. И только потрепанный дневник будет напоминать мне о том, что это все-таки было.

**************

12 февраля 1996 года.

Я долго не писал, потому что не мог – не левша все-таки. А гипс мне сняли только вчера. За этот месяц ничего особенного не случилось. Если не считать того, что меня чуть не уволили. Но все по порядку. Утром 5-го января я спешил на работу, и встал раньше дворника. Было так скользко, что я упал прямо рядом с подъездом. Мне еще повезло: я ударился только рукой, да и скорая приехала всего через час. В травмпункте знакомая медсестра пропустила вне очереди. Да и врач был на месте и даже не пьян. Правда, пленка в рентгене оказалась бракованной. Так что снимок мне сделали только с третьего раза. Перелом со смещением. Хорошо, что закрытый.

Пока я лежал на больничном, лабораторию нашу сократили. Полностью ликвидировать не стали только потому, что директор – родственник Ивана Петровича (ну да, того самого). Оставили только его и профессора Николаева. Старик был нужен для наукообразности и видимости полезного дела. Остальных отправили по другим отделам, насчет которых не поступало указаний сверху. Ну а меня собрались уволить. Как отсутствующего и крайнего.

Может мне еще что-нибудь сломать?

19 февраля 1996г.

Первый, после больничного, рабочий день прошел отлично. Директор лаборатории отправил себя в отпуск. Так что еще месяц меня никто не уволит. И не будет нам с профессором мешать в шашки играть и про жизнь разговаривать. Старик – человек хороший и интересный. Эх, подольше бы шеф свои нервишки в профилактории лечил!

26 февраля 1996г.

По дороге на работу, перелезая через грязный сугроб, оставленный дорожниками у тротуара, я споткнулся, упал и разбил очки. К счастью, ничего больше не пострадало. Но самое обидное то, что минут через пять этот сугроб поглотила снегоуборочная машина!

Профессор, совсем не удивившийся моему потрепанному виду, налил мне стакан портвейна и стал с интересом и сочувствием слушать о моем очередном приключении. Так уж повелось в нашей лаборатории – я падаю, а он – слушает.

29 февраля 1996г.

Сегодня старик встретил меня слегка возбужденным. С видимым нетерпением он ждал, пока я разденусь и усядусь за своим столом. Все это время он ходил по лаборатории, заложив руки за спину и нервно подергивая головой в такт шагам. Казалось, он сам себе поддакивает: «Да-да! Именно так!» Я был заинтригован. Не часто приходилось видеть профессора в таком напряжении. Даже для него это было слишком. Наконец, он не выдержал: «Да слушай, ты, в конце концов!»

Следующие полчаса окончательно вылетели из канвы привычного и нормального. Оказалось, профессор много месяцев записывал самое, как ему казалось, важное из моих ежедневных рассказов. Систематизировал, от нечего делать. Анализировал, для того, чтобы стряхнуть мох со старых извилин. Искал логику. И вот вчера его осенило. Наверное, давление на улице менялось. Он не поленился остаться в лаборатории на ночь, чтобы на графопостроителе (так вот они зачем, оказывается, эти ящики тяжелые!) нарисовать диаграммы моей жизни!

Видимо, нотки недоверия были слишком явно слышны в словах, которыми я оценивал сей титанический труд, потому что профессор то и дело переходил на крик, бил кулаком себя в грудь и добавлял: «Да чтоб мне провалиться, если я не прав!»

Наконец, он схватил тяжелый подковообразный магнит и угрожающе поднял его над головой: «Смотри и слушай внимательно!» Такой довод показался мне убедительным, и я заткнулся. Профессор поднял над головой второй магнит, на этот раз стержневой, и свел вместе эти два наглядных пособия разноименными полюсами. Они, естественно, прилипли друг к другу. Но я счел небезопасным аплодировать этому успешному опыту. Старик, с трудом раздвинув магниты, пояснил: «Вот это – ты!» он сунул мне под нос подкову. «А это – неприятности!» - он показал мне и другой магнит. «Вы притягиваетесь!» Эта истина меня не порадовала, но и не удивила. Я и сам давно подозревал это. Без диаграмм и даже без магнитов: «Это все? Может, тогда мы лучше в шашки поиграем?»

Но старик был непреклонен: «Смотри дальше!» Он повторил тот же опыт, только на этот раз, сместив плоский магнит относительно подковообразного сантиметров на десять. Теперь они соприкасались только синими полюсами и, естественно, отталкивались. Профессор предложил мне убедиться в этом самому, и я побоялся отказаться. Но сути так и не понял.

А все оказалось очень просто. Когда Николаев все-таки смог спуститься на землю с небес своего гения, он легко и доходчиво объяснил мне суть этой странной теории. По его мнению, я был уникальным человеком. Неприятности, подстерегавшие меня с завидным постоянством, были привязаны ко мне определенными временными интервалами. Чтобы их избежать, надо всего лишь сместить свою жизнь немного назад. Минут на десять, судя по его расчетам. Или, говоря еще проще, как только собрался что-то сделать, остановись, подожди положенные минуты, и – вперед! Неприятность-то уже позади!

При всем безумии этого предположения, в нем что-то было. И я решил попробовать.

1 марта 1996г.

Пока все в порядке. Рассказывать не о чем.

6 марта 1996г.

Опять все хорошо. За эти дни я не разбил ни одной чашки. Меня ни разу не обдала грязью проезжающая мимо машина. На меня даже перестал лаять соседский пудель!

12 марта1996г.

Метод работает. Теперь я точно в этом уверен. И доказательство – мои несчастья. Они никуда не делись. Они все так же происходят. Но не со мной. Они идут впереди меня на положенные десять минут и случаются с кем-то другим. Тем, кто оказался в том месте, где должен быть я.

19 марта 1996г.

Я привез профессору ящик его любимого портвейна. Потратил последнюю заначку. В холодильнике пусто, а до зарплаты еще неделя. Но поступить иначе не мог: сегодня меня должна была сбить машина.