Мне не нужен парашют. Я уже на земле. Лежу. Мясо. Сел в такси на заднее сиденье. Усатый водитель вопросительно глянул на меня: - Куда поедем? Я задумался. В принципе это уже не имеет значения. Куда бы я ни поехал, от себя не убежать. Я везде – я наполняю собой это такси, витаю в прохладном ночном воздухе, режусь из света фар, скриплю на покрышках. Я ничего не чувствую кроме себя. Я – это эфир боли, концентрированной кровавой агонии. Сказал домашний адрес. Циферки таксометра побежали. Какое жалкое зрелище... А я ведь тоже так бегу – но не могу сдвинуться с места. Время остановилось. Пространство остановилось. Всё стало однородным. Усы водителя медленно шевелились. Из них струился хриплый, скрипучий запах стареющего мужика. А я не такой. Я молод и довольно красив. Свеж как жеребец. Но толку? Молодое, красивое мясо, которого больше ничего не ждет, которое жалобно зависло в нескончаемом существовании. Поворот. Второй. Третий… Мы летели по ночному городу – молодой умирающий и старик во цвете лет. Такси крутилось, дребезжало, танцевало, словно резвая четырнадцатилетняя украинка. И вот знакомые виды. Серые, но самые цветные на свете дома. Самое близкое, что у меня есть. Близкое, ставшее таким по чистой случайности. Ненавижу близкое. Оно убивает. Ненавижу те моменты, когда проходил мимо этих мест, вдыхая запах близких духов, чувствуя в правой ладони близкое тепло, слыша близкий, обрывающийся голос. Это стало частью меня – частью этого свежего, бесперспективного мяса. Вросло в кожу, сухожилия, вены, нервы, пробежало вдоль волокон и навсегда осталось в них. Дом. Расплатился. Таксист улыбнулся и весело прохрипел: - Хорошего вечера. - Спасибо, - слицемерил я. Вылез и побрел домой. Поднялся по лестнице, открыл холодным ключом дверь. Бросил ботинки в угол, куртку – прямо на пол. Она беспомощно приземлилась и размазалась по грязному ковру. Мне даже стало её немного жаль. Я жалок. Плюхнулся на диван. Посмотрел на свое тело. Мои светлые носки стали темно-серыми, джинсы помялись, рубашка криво лежала на широкой груди, обнимая за ребра. Закрыл глаза. Мысли бились о череп, затягивая в нескончаемые лабиринты внутренних противоречий. И тут началось главное. Я шел по дороге, мимо тех самых серых домов. Я шел в центр города, я занят, у меня дело. У меня на пути встала девочка – невзрачная, в серой, поношенной одежде. Её блеклые коричневые веснушки ненавязчиво щекотали взгляд. Я не обратил на неё особого внимания. Но она подошла и взяла меня за руку. И тут же я поднялся в воздух. Понял, что сплю. Я держал ее за руку и витал в воздухе, она стояла и с улыбкой смотрела на меня. Надежда ворвалась в мою грудь, нежно поглаживая сердце и расслабляя лёгкие. Я засмеялся. Смеялся так, как в детстве – беззаботно, радостно. Я не помнил ничего – ни боли, ни агонии, ни бесперспективности. Всё исчезло. Время вновь побежало, пространство менялось с невероятной ловкостью. Она отпустила мою руку, и я понесся в сероватое небо, пробивая головой облака, врезаясь в птиц, которые после этого раненым самолетом падали вниз. Холодный, раздирающий воздух. Счастье. И тут я понял, что лечу не дальше, а ближе. В близкое, к близкому. К тому, что для меня является самым родным. Нет пути «от» - всё пути ведут «к». И всё остановилось. Замерло, как перед бурей. Я понял, что мне некуда бежать. Есть лишь один вариант развития событий. И моё тело рванулось вниз. Я падал на землю, меня уже ничто не могло удержать. Я просачивался сквозь облака, сквозь поднимающихся птиц, я стремительно приближался к своему концу. Я должен был стать тем, кто есть – бездыханным, бесперспективным мясом. Мертвым мясом. - Она тебя не любит, - сказала девочка. - Я знаю. Она и не может меня любить. Любви не существует. Девочка нежно улыбнулась и погладила меня по голове: - Обидели бедного мальчика. - Как же я отвратителен… Я глянул на себя – мое тело было порвано и размазано по асфальту. Оно расплылось и охватило собой весь сон. Проснулся. Всё как и прежде – диван, рубашка, носки. Я сжал зубы, схватил себя. Мне нельзя было размазываться. Я должен держать себя в руках. Устроить гениальный спектакль, следить за каждым действием. Я не могу сдаться. У меня нет выбора. Все пути ведут «к». |