Литературный Клуб, Читать: «Кома. Внутренний голос»

«Господь, - сказал я однажды. – Я слишком много наблюдал на этой Земле. Позволь мне выбрать для себя другую Родину?»

Усталость моя, хоть она и не нуждается в оправдании, была справедлива. Я лежал на больничной койке в коме вот уже восемь месяцев. И несмотря на то, что мои глаза были закрыты, я увидел многое за эти месяцы - холодные и белые, обжигающие как лед.

Нет более скучного состояния для жаждущей опыта души. Нет ничего более ранящего, как завязнуть здесь, в бесконечно-белом пространстве, между смертью и рождением. Я знал, что мертв. Я уже ощущал себя мертвым, но какая-то часть меня не хотела уходить. Она изо всех сил цеплялась за это безвольное тело, ни на что более не реагирующее. А что оставалось мне в этом случае? Я ходил по миру и изучал. Я наблюдал за другими людьми, живущими, активными, чтобы хотя бы так, через их опыт, постараться понять, что же держит меня здесь. Иногда, готов поклясться, я понимал. Но, возвращаясь к телу, едва видя его, терял все свои догадки враз. Снова становился собой слабым и безвольным. Ощущая тяжесть этих век, забывал о легкости духовного полета.

- Тебя как зовут? Давно лежишь?

- Костя. На прошлой неделе положили.

- Ясно. А я второй год уже. Ник – будем знакомы.

- Год комы - долго…

- Да. Но мне рано пока еще уходить.

Никита – мой новый друг, сосед за больничной стенкой. В его палату я попал после того, как впервые отделился от тела и понял, что могу ходить сквозь любые физические объекты. Совсем молодой парень, высокий и худощавый, с длинными волнистыми волосами. Он лежал здесь с восемнадцати: после попытки суицида, в которой он порезал себе вены.

- Я одумался с тех пор и многое осознал. Это не страх смерти, это самое настоящее желание жить. Я понял, что моя мать ценит меня. Понял, что нужен ей. Часто только потеряв, мы начинаем ценить. Представь, как рада она будет снова обрести сына, год назад, казалось бы, безвозвратно утерянного?

- Я представляю. Поэтому ты не уходишь? Боишься терять роль ее сына?

- Да, я привязался к этой роли. Мы все привязываемся к своим земным ролям. А ты разве нет? Иначе почему ты здесь?

Мне было около двадцати семи, когда я попал в больницу, и день своего рождения я встретил через неделю здесь, в этих белых стенах. Подключённый к дыхательному аппарату, с катетером в мочевом пузыре и прочими клиническими атрибутами. Бессознательный, обездвиженный, я лежал ровно до тех пор, пока верил в необходимость лежать. А затем, в честь праздника, я впервые решил подняться и без преград за считанные мгновения оставил тело позади. Я оставил бы его навсегда в ту же секунду, я не хотел больше быть им и не нуждался в нём, но оно видимо всё ещё для чего-то нуждалось во мне. Именно поэтому, как бы далеко я ни уходил, я всегда возвращался.

Есть такая штука – серебряная нить. Она даётся человеку при зачатии и остаётся с ним до последнего стука сердца. Серебряная нить соединяет все тонкие тела человека, и пока она не порвётся, вы будете скакать вокруг своего физического тела как цепной пёс вокруг будки. Чем, собственно, я и занимаюсь по сей день.

- У меня сегодня День рождения, - ляпнул я, не найдя что ответить. – Десятое октября.

- А как ты думаешь, кто родился в тот день – он или ты?

Ник указал головой в сторону моей палаты.

- Наверное он.

- А ты?

- А что я?

- Когда ты родился?

- Наверное тоже десятого. Только на двадцать семь лет позже. Сегодня.

- Неа, Костя. Ты был всегда. Всегда – ты осознаешь это? Только осознай!

И я осознал. Тут же. Я вспомнил о вечности.

***

- Костик, что ты здесь делаешь?

Мне потребовалось время, чтобы самому понять, где я нахожусь и что происходит.

Это была одна из тех картинок, какие неожиданно приходят к тебе, когда клетки мозга отмирают, освобождая заключенные в них воспоминания. Прошлое.

Вне тела я могу путешествовать где угодно: и сквозь пространство, и сквозь время.

Пожалуй, мне семь лет. Я сижу на полу в маминой комнате и раздракониваю ее дамскую сумочку.

- Я хочу понять, мам, есть ли в твоей душе еще что-то, кроме духов и помад.

Мои детские выходки иногда по-настоящему сводили ее с ума. Но, нескованный социальными рамками и совестью, я всегда попадал в самое «яблочко». Это происходило само по себе, интуитивно. Я просто говорил то, что приходило в голову, не давая словам оценок, но почему-то всегда задевал внутренние струнки в людях, и они начинали кричать. Или плакать. Но никогда, почти никогда, благодарить.

Вот и сейчас. Мама выставила меня из комнаты и наказала. И, стоя в темном углу коридора, я сделал вывод, что в душе у нее действительно не было ничего, кроме косметики и дамских сумочек, содержимое которых так ее волнует и всегда хранится рядом, в то время как сын, совсем маленький мальчик, остается с другой стороны глухой двери ее сердца.

Стоя в прихожей, я наблюдал за своим отражением в зеркале. Я никогда не ассоциировал себя со своим телом, особенно в детстве. Мне всегда казалось, что я кто-то другой, отличный от того, что показывают мне стекло и серебро. По щекам стекали крупные дорожки слез, но я – иной, настоящий, взрослый – говорил внутри своей собственной головы уверенно и спокойно:

- Мальчик, ты ведь не таишь зла?

И сам же отвечал через доли секунды, как всегда предельно честно:

- Сейчас твоя роль – роль маленького мальчишки. И ты неплохо с ней справляешься. Без слез никто бы тебе не поверил, да? Ты ведь и сам до конца не веришь, что он – это ты.

- А я должен верить?

- Не верить, но осознавать. Осознать его как часть твоего пути, лишь часть, короткую. И отпустить ее, когда придет время.

- Я не держу ее. Я не пытаюсь. Те, кто держат, теряют душу в сумочках. А я – я только играю свою роль.

Увы, не здесь. Причина моего нахождения в парализованном теле не находится в детстве или моих отношениях с матерью. Я не привязывался к своей оболочке как Никита. Здесь нет ошибки, этот мальчик – я – чист и свободен. Первое мое путешествие завершилось неудачей.

- Почему они теряют душу, Голос? В чем проблема моей матери?

- Многие делают так, как твоя мать. Им не нравится их внутренний мир, поэтому то, что они выбирают для изучения 24 часа в сутки – их внешние достижения. Сумочки и помады.

- А что у меня внутри?

- Когда-нибудь ты увидишь, мальчик.

- А ты кто?

- Это вовсе не важно сейчас.

- Ты – Бог?

- Навряд ли. Просто заблудился. И нашел тебя.

- Ты придешь снова? Приходи?.. пожалуйста!.. Меня легко найти, я почти всегда дома! Улица Солнечная, дом 3, квартира 15! Приходи в любое время!

И я не смог отказать. Я пообещал ему быть с ним. Внутри его головы. Внутри самого себя. Следуя сквозь законы линейности времени, я превратил собственный разум в мертвую петлю.

- Костя! Ко-остя! Не делай вид, что ты труп. Поднимайся! Чудесный день!

Никита буквально вытащил меня за уши из тела.

- Пойдем гулять, коматозник! Еще чуть-чуть, и я поверю, что ты правда в отключке!

- Спасибо, Ник. Я как раз пытался найти ответ на твой вопрос в прошлом, и тут ты – вытягиваешь меня в настоящее. Спасибо. Очень вовремя.

- Ты хочешь знать, почему ты все еще здесь?

- Да вообще-то.

- Тогда почему бы тебе не поизучать внешний мир? Убить время внутри ты всегда успеешь! Часто бывает так, что ответ находится снаружи. Пойдем знакомиться с девушками?

- Как ты предлагаешь мне с ними знакомиться, не имея тела?

- Фи. Неужели ты действительно думаешь, что тело – это все, чем ты можешь их заинтересовать?

- Нет. Но как мы будем говорить с ними, невидимые для глаза и неслышимые для уха?..

- Духу это и не нужно. Дух оперирует духовным зрением и духовным слухом, логично?

- Логично. Научишь?

- Ну а то!

Магический круг из букв – русских и латинских – и две девушки, начинающие медиумы, с маятником. Они раскручивают конусовидный кулон из металла и задают вопросы в пустоту. Передают верёвку друг другу. Верёвка слегка подрагивает, но маятник не вращается, стоит на месте, расстраивая девушек. Наверное, они вызывают духа. Я бы может и хотел присоветовать им что-то, но, увы, я сущий дилетант в ритуальной магии.

- Не работает похоже. Никто не приходит к ним.

- Сейчас заработает, - Ник посмотрел на меня лукаво. – Мы же пришли.

- Я понятия не имею, как дёргать за эту ниточку.

- А ты никак и не дёрнешь. Оставь надежды повлиять на физический мир.

- Но как же…

- Гляди.

Никита исчез. Растворился, слившись с одной из девушек. С той, у которой в этот момент находился маятник.

- Мариш, ты видела?!

- Да, Даш! Это ты дёрнула?!

- Честно клянусь, он сам!

- Примерно как гипноз, - глухо отозвался Никита в этот момент. – Я вхожу в их астральное поле. Формирую нервный импульс, и происходит микродвижение руки.

- А почему тогда гипноз?

- Гипноз – потому что они обе уверены, что их руки недвижимы.

- Дух, как тебя зовут? Мариш, бери ручку быстрее! Первая буква Н!.. следующая буква?.. И… следующая?.. К… Т… О… С… Никтос?

- Ну вообще не Никтос, а Никитос, - пробурчал Ник с деланной обидой. – Но так тоже неплохо.

- Это сложно – управлять чужой рукой?

- Да, нужна практика. Как видишь, точности я пока ещё не научился.

- Никтос – это тёмный дух? Ооо, Мариш, может прогоним?

- Подожди. Никтос, чем ты занимаешься? Что ты делаешь здесь?

Я П Р И Ш Ё Л С Д Р У Г О М

- Не нужны нам никакие силы тьмы! Ни ты, ни твой друг! Уходите!

На этих словах Никита вытащил руку из тела Даши и хлопнул себя по невидимому лбу. Однако нашёл силы вернуться.

М Ы П О М О Щ Н И К И

- Кыш отсюда! – девушка пыталась говорить комично и уверено, но я видел, что она испугалась. Возможно, это первый спиритический сеанс в её практике, завершившейся успехом. Её подрагивающая рука была уже готова отбросить маятник, но Мариша удержала её руку:

– Я хочу поговорить с ними. Неважно, свет это или тьма. Если они хотят помочь нам в чём-то, то давай примем помощь.

- Кстати, Ник, а чем мы можем им помочь? Разве они – активные – нуждаются в помощи? Они ведь живы и могут сами сделать для себя все, что угодно.

- Неа. Они находятся в величайшем обмане всех живых. Им кажется, что они слепы и бессильны. Их разум полон иллюзий и страхов. В таком состоянии трудно бывает управлять своей жизнью. Трудно бывает даже управлять своим собственным объективным сознанием. И приходится прибегать к такой ерундистике как спиритизм. Вот эта девушка, Мариша. Она чертовски запугана своей судьбой. У нее недавно умерли родители, и она осталась одна. Потерялась. Запуталась, ища ответы на вопросы о жизни после смерти. Поверь мне, у нее тонны вопросов, и ни одного ответа. Ты можешь ответить на них. Ты можешь все ей рассказать.

- Как я могу рассказывать о смерти, если сам еще ни разу не умирал?!

- То что ты ни разу не умирал – это наше упущение. Но вначале, раз уж мы пришли знакомиться, давай познакомимся.

П Е Р Е Д А Й М А Я Т Н И К

- Мариш, держи… - растеряно.

- Я готова поговорить с вашим другом. Пусть он представится, пожалуйста. Как его зовут?

- Ну, Костя, дерзай.

Я Г О Л О С

- Фи, Кость, с тобой каши не сваришь. Им интересно общаться с личностями, понимаешь? И с кем-нибудь покруче. Никтос, Аид, Аббадон… А не с обезличенными голосами.

- Я хочу скорее уйти, Никит. Именно поэтому я отторгаю себя. Я – голос и энергия. Ничего кроме. А всё, что было со мной до и после – просто осколок чьих-то чужих воспоминаний.

- Сильно. Что ж, пробуй.

- Мариш, тебе не страшно?

- Ничуть. Голос?.. ты ведь останешься со мной, правда? Я хотела бы о многом поговорить.

И я остался. Я с интересом вошёл в это взаимодействие.

***

- Одиночество – только самообман. То, что ты называешь им, однажды приведет тебя к цели. И не будет больше иллюзии, что все люди разделены. Вы едины со всеми людьми, когда либо входящими в вашу жизнь. Ваши судьбы сплетены воедино золотыми нитями священной тайной книги. Вы были вместе до знакомства ваших физических тел и будете вместе после их распада, потому что единственное, что верно существует – эта книга, где ваша объединённость всегда была и всегда будет оглашена. Живые или мёртвые, эти люди аксиоматично составляют часть тебя. Эти люди и есть ты, а ты – их часть. Так же как я – твоя часть, а ты – моя.

Я был воодушевлён. Я был неимоверно обрадован. Эта девушка слышала меня, она записывала мои слова на бумагу. И она была первым человеком, кто меня ощутил. Единственной из активных, с кем я мог говорить. Я больше не чувствовал себя оторванным от мира, и мне хотелось избавить её от соответствующего чувства.

- А кто ты?..

- Я никто. Просто Голос.

- Ты мертв?

- Скорее да, чем нет. Однако я могу говорить. Благодаря тебе.

- Расскажи мне о смерти!

- Всему свое время, Мариш.

- Ник, ты говорил, что я могу умереть, но ни разу этого не делал. Ты говорил серьёзно? Что ты имел в виду?

- Конечно, на полном серьёзе. Как дух, ты можешь войти в любое уходящее существо и умереть вместе с ним. Странно, что ты ещё не попробовал. Это непередаваемые ощущения.

- Но я сам не умру?

- Пока у тебя есть серебряный шнур – нет. Давай начнём с лёгкого, с голубя.

Мы сидели на тротуаре улицы перед больницей. Был поздний вечер, шёл дождь, и пешеходов совсем не было видно. Здесь были только мы. Впрочем, тоже невидимые. И раздавленный машиной голубь.

- Смотри, кто-то переехал бедняге крыло, и, пожалуй, позвоночник тоже повреждён. Как ты думаешь, сколько ему осталось?

- Счёт на минуты?

- Верно. Мы неслучайно тут оказались. Ты должен попробовать.

- Я всё же хотел бы отведать человеческой смерти.

- Поверь, для первого опыта голубя хватит сполна.

И я послушался. Я вошёл в эту птицу, будто её тело было моим.

…Черепная коробка. Маленькая, ограниченная. Она почти ничего не знает о мире. Особенно сейчас: она знает только боль. Как похоже на моё настоящее тело. Как похоже на то, через что мы все проходим. Я заперт здесь. Ни я, ни моё тело – мы не можем взлететь. Глупые конвульсии на асфальте. В кишках и крови. Как же я жалок, как жалок…

Птичьи слёзки на перьях. Вот и закончилась жизнь, такая быстротечная и малоёмкая. Закончился цикл, и я, серый и никому не нужный – снова прах.

А был ли я кем-то ещё кроме праха?..

Конвульсия. Мне больно, и я не могу дышать. Я задыхаюсь: не могу вдохнуть – только выдыхаю – и последние капельки жизни уходят из моих лёгких.

- Ты готов? – кто-то спрашивает сверху. А я не могу ответить, я не знаю, что ответить.

Разве к этому можно быть готовым? Я ничего не знаю о смерти… Я только дёргаю лапками – это всё, что я умею.

Что-то разрастается у меня внутри. Что-то инородное жжёт и заглатывает меня. Я уже не могу понять, что есть оно и что есть я. Но я знаю, что когда оно вырастет, «я» не станет. Будет только «оно».

- Забери меня. Я готов, - истошный крик миру голубя, испускающего последний вздох. И всё меняется тут же. Я попадаю в круговорот и теряю себя в его картинах.

Белая площадь. Старик-попрошайка. Луна над лесом. Кишки на асфальте. Человеческое сердце. Колесо обозрения. Сигаретные окурки. Органная музыка. Конфетти из сердечек. Нож и вилка на столе. Синяя шляпа. Сломанные позвонки. Солнце в ветках деревьев. Ржавая ручка. Обувной магазин. Старик-музыкант. Школьные прописи. Вертолёт. Скрюченные лапки. Детские сапоги. Белый снег в фонарях. Дно старого болота. Ночь в городе. Бокал шампанского. Ласточка вьёт гнездо. Открытые птичьи глаза. Банный веник. Колесо велосипеда. Рёв льва. Мама потеряла дочь. Раскрытый клюв. Мальчик-гимнаст. Шахматный конь. Золотые шторы на окне. Каток по дороге. Молодожёны целуются. Одеревеневшие крылья. Собачка бежит за фризби. Майский день. Библиотека. Доктор-хирург. Воздушный шарик с улыбкой. Кровь стоит в жилах. Скатерть с пятном. Миска сладостей. Рваные ботинки. Кажется, я мёртв…

- Никита, кто я?! Скажи мне, кто я! Никита!! Кто?!!..

Всплеск, который мой друг создал в непосредственной близости от меня, вернул моё сознание на место. Я не понял, что за всплеск это был. Вдруг вся энергия пространства была собрана и направлена на меня, и я ожил.

- Никита… – мой голос утих, сел. И сам я опустился на землю без сил. Для голубя всё было кончено. Его глаза и грудь больше не двигались, лапки и крылья замерли.

- Неплохо расщепляет, правда?

У меня не было слов, а Никита продолжал:

- А ведь это всего-навсего птичье сознание, маленькое и слабое. Но как же оно разлетается – вах! – красота!..

- Те картинки, которые я видел…

- Они были следствием взрыва сознания. Ты был один, а потом вас стало тысячи. Миллионы. В самых разных частях света, в самых разных ситуациях.

- То есть, в момент смерти можно осмотреть весь мир?

- Если ты планируешь терять сознание, то да. Можно сделать из него сколько угодно ярких искр. Только вот незадача – такие искры гаснут за пару мгновений. Их никак не используешь. Будучи расщеплённым, осознание своего «я» умирает. Наверное, этого ты и боишься?

Я задумался на долю секунды.

- Совсем не боюсь. Если можно быть всем миром сразу, пусть на пару секунд, то зачем мне роль Кости, лежащего в больнице? Это сложное переживание, но я согласен на него. Хоть сейчас. С удовольствием.

Ник пожал плечами и улыбнулся.

- Значит, друг, будем копать дальше.

Каждой тёмной, чистой, беззвучной ночью, я слышу голос. Она зовёт меня, или же зовёт кто-то другой, и я выхожу. К Марише или кому-то другому – неважно. Я понял, что у людей миллионы вопросов, и если я знаю на них ответ – почему бы не поделиться им с ними. Не каждый поймёт, не каждый готов, но с каждым я готов говорить. Мы оба должны хотя бы попытаться.

Днём они молчат, за что я им благодарен. Днём моё тело часто тревожат и, наблюдая за этим, я не могу сконцентрироваться на вечности. А у активных днём совсем другие вопросы: деловые, бренные. Когда я слежу за тем, как они решают их, мне кажется, что они спят. Наяву, с открытыми глазами. Спят и видят прекрасный лёгкий сон – неосознанный и потому расслабляющий. Точно так же, как я в коме – спят. Днём мы полностью одинаковы, и лишь тьма ночи позволяет нам вспомнить о духовном зрении.

Я рассказываю им сказки, интересные сказки, высокочастотные. Я знаю, что если я буду говорить откровенно, без доли волшебства, им будет сложнее. Так я могу нарушить их сон. Поэтому каждую ночь я сажусь рядом с их кроватями и рассказываю им нараспев тихую сказку, необязывающую к осознанию и принятию, но убаюкивающую духовный крик.

А сейчас я сел на край ванны рядом с незнакомой девушкой. Гуляя ночью по миру, я увидел её, играющей лезвием в пальцах. Никита никогда не приходит к таким. Он говорит, что пока ещё сам не осознал до конца своей ошибки, раз до сих пор остаётся между жизнью и смертью, и не имеет право исправлять других. Я же решил рассказать этой девушке сказку про её руки. Она так долго смотрела на них, и мне показалось, что она очень хотела бы изучить их суть.

- Твои руки являются точкой соприкосновения этого мира и мира будущего. Физического и тонкого плана. Тонкого – значит духовного, невидимого обычными глазами. На границе этих миров возможно полное осознание. Встань на эту черту – стань осознанной. Ты многое сможешь рассмотреть. Дорога, которую проходит объект, движущийся из нематериального в материальное, называется вектором. Кратчайшим пунктом от точки до точки. Создавая этот вектор, ты, по сути, создаёшь мир. Своими руками. Мысль является тем продуктом, который мы вкладываем в отправную точку вектора. Дальнейшее движение и его скорость зависит только от массы этой мысли – от того, как сильно и часто ты чего-то желаешь. Ты правильно делаешь, что смотришь на свои руки. Смотри на них, если потерялась и чувствуешь необходимость. Наблюдай за тем, что создаёшь. Доверяй им и цени их, в них действительно скрыта восхитительная сила.

- Кто ты? – удивлённое. Она и забыла уже, что хотела сделать со своими руками. Я отлично убаюкал её.

- Я Голос.

- Чей голос, откуда?

- Неважно, чей. Если хочешь – твой. Из глубин твоей души. У меня нет родителей и дома, я – всегда и везде. Сейчас – в тебе. Потому что ты так захотела. Потому что позволила.

- Скажи, голос, за всю вечность, неужели тебе ни разу не было так грустно, что хотелось умереть?

- Я умирал. В разных телах, по-разному. Но никогда – от грусти.

- А что там, после смерти?

- После смерти тела? Там всё и ничего одновременно. Так же как и здесь. Всё и ничего – то есть весь мир. Там или здесь – тебе так или иначе придётся учиться его создавать. Поэтому я и рассказал тебе про руки. Это называется материализацией.

Тонкий металлический звук о кафель пола. Она так забылась, что, раскрывая ладошки и поднося их к лицу, не обратила внимания на лезвие. Ей так захотелось вдруг посмотреть на свои линии, что всё остальное стало враз неважным. И я улыбнулся втайне, украдкой. Голоса ведь не должны улыбаться, они не могут, у них нет мимики. Всё, что у них есть – это звук.

- А что если я нечаянно создала неправильную мысль?

- Просто вымой руки, с мылом и холодной водой. И навсегда отпусти её.

Наблюдая как в отверстие раковины стекают мыльные пузыри, я ощутил ни с чем не сравнимое чувство тепла внутри. Если бы не я – я, полумёртвый и коматозный – в эту раковину потекла бы совсем другая вода. Красная и пахнущая самоотречением. Но одна маленькая сказка – и девушка уже смотрит на свою жизнь по-другому. Она завлечена многовариантностью своего жизненного пути и радужными гранями мыльных пузырей. Я дал ей немного осознанности, да и сам осознал, что могу быть полезным вне зависимости от своего положения. Независимо от того, где я и кто я.

А кто же всё-таки я?..

В эти минуты, когда я говорил с ней, «я» и «она» были неразделимы. Мы жили одной жизнью и получали один опыт. Так же, как и она, я задумался на мгновения, а нужна ли нам эта жизнь, и принял положительный ответ. Умирать от грусти – нет ничего более неубедительного. Умирать с целью привлечь внимание ранее любимых – только детский каприз. Она выросла в моих глазах лет на десять после нашего разговора. А я задал вопрос на этот раз уже самому себе: для чего я умираю? Для чего тот Костя спит вот уже четыре месяца и не уходит? Ждёт ли он кого-то, кто внезапно осознает, как же он дорог, и прибежит к его телу в слезах за прощением?

Нет, я не жду. Я давно простил всех тех, кто причинил мне боль. Я отпустил их и пожелал им блага ещё в тот момент, когда был активным. Я вообще не держал на кого-либо зла при жизни, я никогда не вступал в конфликты, даже если того, казалось бы, требовали обстоятельства. Я понимал, что люди только начинают учиться осознанности. Абсолютно все люди развиваются, познают, движутся вперёд, а разница между ними лишь в скорости. Кто-то идёт быстрым шагом – он вперёди остальных, его действия – всегда чётки и верны, он многое видел на пути и несёт в своей груди пожелание мира окружающим. Кто-то заплутал на дороге или шёл медленнее – он остался чуть позади и ещё не успел увидеть того, что видит и чувствует впереди идущий. Бродя в темноте, он пока ещё не постиг важных истин и действует наугад. Но рано или поздно все достигают черты, где они осознают свои человеческие ошибки. И с тех пор никто из них больше не повторяет слепых поступков, таких, какие могли бы принести страдание и боль их близким.

Кажется, всё это мне рассказывал ещё в детстве мой внутренний голос.

- Голос, я смогу обратиться к тебе в трудную минуту? Или ты уйдёшь навсегда?

- Я не человек – я не ухожу и не прихожу. Я не могу оставить или покинуть тебя. Я всегда здесь, внутри.

Слёзы, текущие в раковину, подсказали мне, что я написал на страницах её сердца добрую сказку.

Ранним утром я сел рядом с солнечным зайчиком на кровать соседа и задал ему вопрос, давно вертевшийся на языке:

- Никит… а что если я не собираюсь после смерти терять сознание?

- Ты запомнил, - довольное. – Ты всё-таки заинтересовался.

- Ты расскажешь мне?

- Я научу. Когда ты сможешь ответить мне на вопрос: что такое сознание, и где оно находится.

- Сейчас моё сознание сидит на твоей больничной койке.

- Неверно. У сознания нет жопы, и оно не может сидеть. Здесь сидишь ты – бессмертный дух. А где же твоё сознание?

Я рассмеялся.

- Сдаюсь.

- Не сдавайся так быстро. Возможно, для ответа на этот вопрос придётся ещё пару раз умереть, но оно того стоит. Давай сегодня прогуляемся по нашей больнице?..

***

«Я не хотел бы видеть твоих страданий, Юленька. Прости, что я уехал так скоро и ничего тебе не сказал. Я лишь хотел позаботиться о твоём счастье и спокойствии. Я знаю, что Коля – неплохой парень. Я верю, он позаботится о тебе и поддержит. Оставайся с ним, пожалуйста. Закрой глаза на эту измену. Хоть на какое-то время я хочу, чтобы ты была не одна. Я хочу, чтобы кто-то был сейчас рядом с тобой. Прости меня, что покидаю тебя так рано…»

Такое немужественное и плаксивое письмо писал своей дочери из больницы мой новый активный знакомый – Марк. Ему было почти сорок восемь, и он был тяжело болен – саркомой мозга. К счастью, он не смог дописать это письмо – его рука задрожала и он прикрыл ей лицо, сдерживая слёзы. Боже, как же он цеплялся за эту жизнь. Он жил так, будто жизнь являлась его личной собственностью: ни за какие коврижки не соглашался отдавать то, что в действительности не принадлежало ему изначально. За это ему и дали такую изматывающую, изнурительную болезнь. По своей воле он никогда не согласился бы покинуть это тело, которое уже давно лишилась текущей роли. Потеряв своё место в спектакле, Марк пытался жить чем угодно – работой, дочерью, психологией, религией, эзотерикой… но всё это были только отчаянные попытки схватиться за мыс тонущего корабля. Когда роль сыграна единственный путь – приступить к изучению нового сценария.

- Вы ужасно выглядите, Марк. Когда вы в последний раз молились или медитировали?

- Я говорю сам с собой? Наверное, снова начинается приступ…

- Не спешите делать выводы. Вы говорите с голосом внутри вашей головы, но это вовсе не значит, что он ваш. Вы знаете, поразительное количество голосов в вашей голове на самом деле вам не принадлежат и вообще ничего общего не имеют с вами.

- Это неудивительно, ведь я болен.

- Настоящий вы абсолютно здоровы. Больна только оболочка. Почему вы держите её? Вы боитесь смерти?

- Почти нет. Я боюсь оставлять мою доченьку одну.

- Вы сами сказали, с ней рядом Николай.

- Этот Коля тот ещё бабник. Сегодня с ней, завтра с другой…

- Значит вы ещё и лжёте.

Уж точно: очень хорошо, что он не дописал это письмо. Нет ничего хуже лживых советов.

- Сколько лет вашей дочери?

- Двадцать один.

- Поверьте, она сможет сама о себе позаботиться в этом возрасте. Выживанию в физическом мире вы её уже научили. Выживанию в духовном не научите, потому что сами не умеете. Вы не ответили на мой вопрос: вы давно не медитировали? Когда вы закрываете глаза, что вы видите?

- Лучше вам не знать, Голос.

- Вы боитесь ранить мою психику? Вы рассмешили меня.

- Сам сейчас понимаю. Я привык скрывать всё ранящее…

- Привыкли скрывать от людей. Но мне-то вы можете довериться.

- Когда я закрываю глаза, Голос, я вижу перед собой пустоту. И я знаю, что это то, во что я уйду.

- Не верьте векам, Марк. Они вам лгут. Так же как и вы сам – берут пример с вас. Они пытаются рисовать вам своё понимание действительности – как и вы, своей дочери. Они бояться отпустить вас точно так же, как вы боитесь отпустить её. Но их понимание мира субъективно и потому ошибочно. Посмотрите на меня: не имеющий ни глаз, ни век, в то же время я не являюсь пустотой. Более того, без век я способен видеть гораздо больше.

Слушая меня, мужчина давно убрал руки с лица. Почти сразу в его глазах возник интерес, теперь же на губах появилась робкая улыбка.

- Голос?.. Спасибо вам.

- Всегда пожалуйста. И, да, со мной можно на «ты».

***

Есть ли у меня родные в этом мире? Те, из-за которых я неосознанно остаюсь. Те, которые не хотели бы отпускать в землю моё тело?

Мне потребовалось время, чтобы дать себе ответ на этот вопрос. На протяжении вот уже пяти месяцев живя десятками не своих жизней, я позабыл, что было со мной до вхождения в кому.

- А и правда, Костя, как ты жил, когда сам был активным?

- Ник, тебя не учили, что читать чужие мысли нехорошо?

- Увы, ничему духовному меня вообще при жизни не учили. И всё же – ты помнишь?

- Кажется, я был убит.

- Пока ещё нет, только ранен. Как это произошло?

- В меня стреляли, вот сюда, слева, под грудь.

- И не задели сердце?

- Промазали. Но потерял много крови и начал умирать.

- А что произошло в момент твоей клинической смерти?

- Этого не помню. Вдруг выключился свет, и я очнулся уже здесь, выйдя из пассивного себя.

- Куда же делся твой свет? Где ты его оставил?

- Я не помню.

- Возможно ты оставил его вместе с обидчиком? Желая отомстить, расквитаться с врагом?

- Я не считаю этого человека врагом. Он выполнял свою задачу.

- Тогда, может быть, этот свет остался, чтобы поддержать твоих родственников после трагедии?

- Почему это так важно? Неужели этот свет, о котором я образно упомянул, является моим сознанием?

- Именно так.

- Теперь я понял! Значит, я ответил на твой вопрос?

- Боюсь, что нет. Понять, что такое сознание, мало. Я спрашивал тебя, где оно находится. Пока ты его не найдёшь, мы никак не сможем научиться его сохранять.

- Я понял тебя.

- Нужно напрячься и вспомнить, Костя.

- Тогда я ещё раз совершу путешествие в своё прошлое. Только ты, пожалуйста, на этот раз меня не отвлекай.

***

Кажется, это война. Удивительно, оказывается, на этой Земле я получил многогранный, всесторонний опыт. И я не только был убитым – я убивал. Это было неожиданным откровением для меня.

Я стою, подняв руки перед собой, и наблюдаю за тем, как стекают ярко-алые капли по моим пальцам.

Чужая кровь вовсе не тронула моего сердца. Не первая и не последняя, всего лишь неотъемлемый компонент того, чем я занимаюсь.

- Костя, патроны остались?

- Держи.

Мой единственный друг из активных на этой войне – Макс. Единственный, ради кого я готов был жертвовать и собой, и своей активностью, и своим сознанием. Но, кажется, я не успел.

Всего двадцатью минутами позже в тот же день, я, сквозь дрожь и тошноту, сидя рядом с его обездвиженным телом, отвязывал те самые патроны с его пояса. Человеку, пусть даже другу, со сквозной дырой в черепе, ни оружие, ни патроны уже не нужны.

Нехорошее воспоминание. Вязкое, серое. Я возненавидел смерть тогда. Возможно поэтому я всё ещё здесь. Я никак не могу довериться тому, что однажды люто ненавидел.

- Почему, Боже, одни умирают, а другие остаются жить? – крикнул я тогда в пустоту своего сердца. И внутренний голос, не Бог, ответил мне, как всегда тихо и рассудительно:

- Таковы наши роли на этой Земле.

Мой единственный друг доиграл свой спектакль, а я остался, и даже пуля в боку, которую я получил той же осенью, не смогла завершить мой опыт.

- А как умру я, Голос?

- Ты сам выбираешь.

- Ты знал, что я однажды приду к тебе за воспоминаниями и помощью?

- Я верил, что ты придёшь.

Нас было несколько. Чем чаще я возвращался в своё прошлое, тем больше своих голосов там находил. Я и сам сбился со счёта своих «Я». Словно путешествие по оси времени каждый раз оставляло новый след в картине моей жизни, и, проходя по своей жизненной траектории вновь и вновь, я начинал путаться в этих следах.

- Я ищу своё сознание, Голос. Ты не мог бы помочь мне?

- Здесь я тебе не помощь.

- Почему?

- Иди по дороге своей жизни дальше, она ещё не окончена. Не блуждай по кругу. Ты обязательно получишь осознание, когда решишься идти вперёд.

- Значит ли это, что я должен продолжать свою роль?

Я не успел получить ответа. Кто-то из настоящего вдруг позвал меня к себе, и я не смог отказать. Ведь я пообещал им всем, моим активным знакомым, быть рядом.

- Голос!.. Голос?.. Отзовись, пожалуйста…

- Что случилось, Мариш?

- Мне вдруг показалось, что тебя не существует, а всё, что ты говорил – просто моя глупая выдумка.

- А что это изменило бы?

- Я хочу быть уверенной в том, что все твои слова – правда. Скажи, что ты есть! Поговори со мной, чтобы я поняла, что ты существуешь!

- Говорить что-то, чтобы доказать, что существуешь – едва ли такой разговор можно назвать интригующим. Сотни людей отступаются от своего развития и сходят на обочину игр в «правда – неправда». В действительности же они принимают только один единственно верный и желанный ответ. Всё остальное придумано для отвода глаз. Ради иллюзии игры. Я не играю с тобой. Я всегда здесь, когда ты готова слушать. И даже когда не готова. Просто в такие моменты я молчу.

Пока я спал, кажется, наступила зима. Зима счищала с планеты всё старое и ненужное, и я не раз приходил к ней, чтобы попросить забрать меня. Но снова и снова зима находила какую-то свою безмолвную причину и покидала мою палату. Снова и снова я, едва успев поддаться бессознательному, оживал внутри головы одного из моих активных друзей. И в конце концов, зима окончательно уступила место весенней оттепели, лишив меня последней капли надежды.

Марк коротал свои последние дни здесь. Один, так и не пожелав увидеть дочери и позволить ей увидеть себя. В одиночестве – так это выглядело со стороны – ни с кем не говоря. Но на самом деле он всегда был со мной. А я всегда был с ним. Я видел, как важно для него было иметь собеседника, пусть невидимого, с которым он мог бы обсудить свои опасения и тревоги. И мы обсуждали. По одному выдёргивали страхи из глубин его сердца и рассеивали их. Лучшее что я мог сделать – показать ему несостоятельность и лживость всех опасений наравне с важностью и ценностью его уникального жизненного пути. Я просил его не делить мир на плохое и хорошее, я просил с осознанием относиться к человеческой природе с её положительными и отрицательными моментами, которые мы сами создаём, давая оценку всему вокруг. Я учил, что смерть естественна. Естественное и потому прекрасное завершение цикла – как и всё в мире. И иногда, готов поспорить, ему всё же удавалось отстраниться от своей позиции и взглянуть на себя умирающего от третьего лица. В такие моменты его лицо невыразимо озарялось и он испытывал моменты ни с чем не сравнимой духовной эйфории.

- Голос, - сказал мне он однажды. – Я многое познал за эту зиму, я задал тебе сотни вопросов. Но один из них я всегда умалчивал.

В последние два дня он уже не мог двигаться, не мог даже шевелить губами, но для того чтобы обратиться ко мне, как он давно уже понял, ни губы, ни голосовые связки не нужны.

- Вы не спрашивали, потому что боялись слышать ответ, Марк?

- Скорее просто не был готов.

- Сейчас вы готовы как никогда.

- Как мне отпустить её?

Я ждал этого момента.

- А вы хотели бы это сделать?

- Я всегда чувствовал необходимость. Поначалу я был склонен сопротивляться этой необходимости и отрицать свою беспомощность. Я обманывал себя, пытаясь всё контролировать. Но сейчас я осознаю, что время отпустить её пришло. И я хотел бы доверить её не какому-нибудь Коле, я хотел бы доверить мою доченьку этому огромному миру, мудрой жизненной силе, которая его наполняет.

- Это прекрасное осознание.

- Научи меня, Голос, как это сделать? Я постоянно стараюсь всё контролировать. Даже сейчас, лёжа парализованным на больничной койке.

- Это неудивительно, ведь вас с детства учили контролю. А вы расслабьтесь и поймите ещё одну прекрасную истину. Осознайте самость каждой вещи и существа, вас окружающих. Все объекты вокруг идут собственным путём, который никак не зависит от пути вашего. Если вы освободите их из-под своего контроля, их жизненный путь на этом не закончится – он продолжится. Независимо от вас, независимо от кого-то другого. Зависимость – иллюзорна. Мы попадаем под неё, когда отдаём себя в плен собственным желаниям. Желание диктует нам один единственно верный вариант развития событий и исходящую из него необходимость тотального контроля всего того, что входит в вашу жизнь. Иногда вы даже пытаетесь контролировать меня. Разумеется, я не поддаюсь. Я не могу поддаться тому, чего нет. Я, так же как и всё остальное окружающее вас, не вхожу в вашу жизнь и не покидаю её. Я всегда здесь. Там, где вы способны меня воспринимать. Воспринимать – но не изменять. И ни в коем случае не контролировать.

Ваша болезнь прекрасна – она предоставила вам шанс взглянуть на жизнь с позиции созерцающего. Вы перестали вторгаться в картину мира, самосоздающуюся вокруг вас и повсюду, и теперь можете насладиться её истинной красотой. Частично умолкли – и теперь можете слушать восхитительную музыку, которую играет для вас Создатель. Эта музыка и есть Он, ежесекундно творящий сам себя. Насладитесь его великолепием. Теперь вы точно знаете, что ждёт вас после смерти.

- Костя…

- Голос… - две эти реплики слились воедино и повисли в воздухе невербальной благодарностью.

Марк плакал, и это были слёзы радости, слёзы раскрытого сердца. Я сидел на краю его кровати и держал его за руку. Мне хотелось, чтобы все в палате видели его слёзы. Слёзы, непохожие на все предыдущие. Чистые и ясные, так же как его сознание и дух.

С другой стороны его кровати сидел Никита. Он тоже плакал, невидимый, и слёзы сверкали в его широких невидимых глазах.

- Костя, я оставлю вас. Я почувствовал, что скоро конец.

- Конечно, Ник. Я вернусь как только провожу его.

- Спасибо тебе, Костя!

- Тебе спасибо, друг!

***

Марк ушёл тем же вечером. Спокойно, без страха или сопротивления. Без агонии, так свойственной тяжелобольным. Просто закрыл глаза и доверил своё тело циклу жизни. Доверил ему совершить последний вдох и стук сердца.

- Отлично, Марк. Вы прожили удивительную жизнь. Вы многому научились. Ступайте легко. Сейчас на вас опускается тьма, но там, за горизонтом, начинается рассвет и новая глава вашей жизни.

Это было моими словами прощания – я вышел из него за секунду до распада. Я слишком хорошо помнил опыт с голубем и не хотел больше уподобляться рассыпающемуся сознанию, неконтролируемому и саморазрушающемуся. Я хотел бы закончить на осознанной ноте.

Но, покинув его тело, я был удивлён картиной, которая передо мной открылась. Ещё не так давно безвольный, неспособный двигаться человек, протянул свои духовные руки. Вытянул их из плотного тела и приложил к сердцу. Сначала он просто держал их так, словно отдавая дань благодарности всей своей прожитой жизни, а потом вдруг запустил их внутрь, в самую глубину его человеческого сердца.

Что-то сверкнуло в его руках. В воздухе блеснул меч. Невидимый человеческому глазу – высокочастотный. Всего один взмах, и серебряная нить падает безжизненно, отпуская нанизанные на неё бусинки-тела.

Его сознание не распалось. Его сознание частично было этими руками, а частично – мечом. Сознание осталось, чтобы закончить церемонию смерти, и теперь, когда всё было кончено, блестящий золотом меч упал к моим ногам.

- Прощай, Голос. Спасибо, что был со мной в эти последние земные минуты. Я желаю и тебе найти ответ на вопрос твоей жизни, найти своё место в мире и свой дом.

- Вам он нужен? – я не мог думать ни о чём другом, зачарованный бликами на остром лезвии. – Я могу им воспользоваться?

Марк не ответил. Он лишь улыбнулся и повторил:

- Ответ на вопрос твоей жизни, Голос. Обязательно отыщи его.

И он ушёл. Исчез безвозвратно в сфере света. Торжественно, спокойно, осознанно.

Постояв с минуту в нерешительности, я поднял меч с пола и отправился к своему телу.

***

В моей палате стоял полумрак. Моё тело, бледное и похудевшее, выглядело ещё более слабым и беспомощным перед мечом, который я занёс над ним.

А как же ответ на мой вопрос? Возможно, этот меч и был ответом?..

Удар. Ещё удар. Сто тысяч тонких ударов. Серебряная нить вибрирует и пружинит. Но она не поддаётся. Словно струна арфы, она играет со мной так, будто смеётся над моей наивностью.

Я хочу использовать истину чужого сердца, чтобы ответить на вопрос своей жизни. Едва ли это можно назвать настоящей дуэлью. Едва ли меня, сражающегося со своим жизненным предназначением, можно назвать настоящим рыцарем. Я трус и обманщик – кого я хотел обойти?

Меч падает из рук и рассыпается, не нужный более ни Марку, ни мне.

Ещё одно бесполезное действие. Ещё один проигрыш.

Я вошёл в своё недвижимое тело и, пристыженный, притих в нём.

Некоторое время спустя, утром, зайдя в палату Никиты, я увидел, что его кровать опустела. Я постоял минуту, глядя на аккуратно заправленную постель, прежде чем понял, что это могло означать.

Мой друг ушёл – по одну сторону черты или по другую – его больше нет здесь. Никто больше не скажет мне бодрым голосом, вдохновляя на дальнейшие поиски: «Как твои успехи, Костик? Удалось найти что-то?».

Его нет. Он ответил на свой вопрос. Или я помог ему ответить на него в последнем разговоре с Марком. Так или иначе, его урок среди пассивных завершён.

Я сел на плотное одеяло и уставился в больничный пол растерянно. В первый раз за все семь месяцев я ощутил своё одиночество и бесполезность. И тогда я обратился к Господу. «Господь, - сказал я. – Я слишком много наблюдал на этой Земле. Позволь истине быть созерцаемой здесь через сотни других глаз. Мои глаза и моя жизнь – ничто по сравнению с глазами и жизнью тех, кто активен и способен действовать».

- И те и другие важны, - ответил мне Господь. – Они теряются в мире действия, вы – направляете. Вы все имеете незаменимые, ценные роли.

Голос, звучащий в голове Голоса, вдвое нереален и беспомощен, - подумал я тогда. Он был так жалок; я пожелал поддержать его – и поверил ему.

***

- Тебе удалось найти что-то?

- В моём прошлом – нет, - ответил я автоматически, а в следующую секунду подскочил на месте от удивления.

- Не ожидал увидеть меня здесь? Да, коматозники – они такие. Едва проснувшись, норовят

снова уснуть. И присниться лучшему другу.

- Никита…

- Ну только не говори, что думал о моей смерти!

- Как ты оказался тут?!

- Я вышел из тела.

- Снова?!

- Ну да. А что в этом такого? Я проделывал это сотни раз за последний год. Ты думал, я забуду, как это делается? Костя, ты жуткий паникёр.

- Ник!.. – я обнял его крепко. Не знаю, как моему телу это удалось, но я действительно сумел его обнять!

- Так что ты теперь собираешься делать? Где ты будешь искать своё сознание, если его нет в прошлом?

- Я хочу теперь проверить в будущем.

- Это достойно похвалы.

- Да, странно, что я раньше об этом не догадывался. Ведь по оси времени можно двигаться не только назад, но и вперёд.

- Вопрос в том, готов ли ты к тому, что там увидишь. Ведь увидеть там можно всё, что угодно.

- Пробуждённый ото сна человек должен уметь видеть всё. И принимать видимое беспристрастно.

- Ты считаешь себя пробуждённым?

- Пока нет, но я хочу пробудиться. А по эту сторону мира, или по ту – не так важно.

- Твои слова дважды достойны уважения.

***

Спираль времени крутится, гипнотизируя. Спираль уносит меня вслед за своими бесконечными витками. Есть ли что-то, способное остановить развитие спирали? Есть ли какая-то конечность для постоянно расширяющейся фигуры? Мне казалось, я могу уйти так далеко, как захочу, и везде, в любом её месте, увижу себя. Напрасно я искал конечную точку своего воплощения – я не мог её отыскать. Следуя за каждым новым витком, я не находил момента своей смерти. И в конце концов я сдался. Я позволил спирали отнести меня туда, куда она посчитает важным.

***

Скамейка в парке была залита солнечным светом. Мужчина лет пятидесяти сидел, откинувшись на дощатую изогнутую спинку, и читал утреннюю газету. Была тёплая осень, и, кажется, десятое октября. Мне потребовалось время, чтобы вспомнить, о чём напоминала эта дата. В будущем всё было нетронуто и девственно чисто, как всегда бывает в нашем воображении, пока оно только создаётся – как новый проект, на кристально белом чистом листе. И только наши действия потом могут поставить грязные кляксы на эту прекрасную, идеализированную картину.

Я старался ступать как можно искренне и аккуратнее. Я ничего не хотел нарушить здесь.

Присев на скамейку, я спросил у мужчины мягко.

- Что вы читаете?

- «Ментальный экспресс», - мужчина развернул газету так, чтобы её содержимое было видно мне, и я с удивлением понял, что на страницах не было текста. Её страницы были полностью пусты.

Я присмотрелся внимательнее. Тонкие линии, серые и почти незаметные на газетной бумаге, начали вырисовываться посреди того, что ещё недавно показалось мне пустотой. Они нарисовали мне меня – моё пассивное, спящее на кровати тело. Во всех мелочах, вплоть до трубок, торчащих из него. Они рисовали мне его изменения через годы моей комы. Рисовали как физический я дряхлел и ссыхался, готовясь умереть не от бессознательности, но от старости. Эти картины охватывали десятки лет, и вместе с тем им потребовалось не больше мгновения, чтобы быть начерченными.

- Такая газета отражает наши собственные мыслеформы, - пояснил мой новый знакомый из будущего. – Их гораздо интереснее изучать, чем то, что происходит в видимом мире, ведь обычные газеты рассказывают нам о прошлом, а эти – о будущем. Вы со мной согласны? Голос?

Я молчал, не зная, что ответить.

- В прошлом вы казались мне более разговорчивым. Почему же сейчас вы теряетесь? Вы прочли в газете что-то пугающее вас?

Он был прав, «Ментальный экспресс» показал мне то, чего я больше всего боялся, и то, соответственно, что я всегда закрывал от себя и своего осознания. Я очень страшился потеряться в коме, между жизнью и смертью, и поэтому выбирал на свой взгляд худшее – смерть в качестве своей главной цели, не понимая, что в любом случае это тело умрёт. В двадцать семь лет или девяносто – это всё только цифры. Ведь любое физическое страдание является преходящим. А развитие Духа не имеет конечности.

Смерть тела, которая казалась мне недоступной и желанной, вмиг стала безынтересной.

- Сегодня десятое октября, - продолжал мужчина доброжелательно. – У меня день рождения, мне исполнилось пятьдесят три. Но на работу я не пошёл вовсе не из-за этого. Я почувствовал, что вы должны прийти, и ждал вас здесь. Очень красивый парк и живописная осень, правда?

- Да, это прекрасное место.

- Хоть рассуждениями о погоде мне удалось вас разговорить. Вы привыкли отвечать на вопросы, но совсем не умеете их задавать. Поэтому ваши собственные задачи остаются нерешёнными. Спрашивайте же. То, для чего вы сюда пришли. У меня или у газеты – не столь важно.

Но все мои вопросы рассеялись, когда я очутился здесь. Я купался в чистом восприятии. Теперь я точно знал, где всё это время путешествовал свет моего сознания.

- Константин, вы создали прекрасное будущее…

- А может вы его создали, Голос?

- Мы вместе сделали это…

- Вы дочитали страницу, я могу перевернуть?

Он был бесконечно добр и рад меня видеть. В его голосе слышались только тепло, сила и уважение. И совсем немного иронии. Но над самим собой – позволительно.

- Я знаю, вам очень интересно знать, чем я занимаюсь сейчас, как я живу. У меня трое детей и прекрасная жена. Я работаю в печатной компании. Создаю такие газеты, одну из которых вы сейчас видите перед собой. Как и вы, я почти не помню своего прошлого, в особенности тусклых его граней. Я простил и отпустил всех, кто печалил меня в нём. Вернее, это сделали уже вы. И я ни в коем случае не привязываюсь к своим достижениям, я просто играю свою роль. Это всё, что я умею.

- Смерти нет? – выпалил я, перебивая.

- А как думаете вы, моё дорогое прошлое?

- Для осознанной и развивающейся Души смерти нет.

- Зачем спрашивать о том, о чём вы и сами знаете? Как я и предполагал, вы совсем не умеете задавать вопросы.

Я проснулся в слезах на своей кровати. Отбросил катетер и трубки, откинул одеяло, поставил ступни на пол. Подошёл к окну.

Поздняя весна, черёмуха и сирень. Солнце. Я перешагнул эту белую кому и зиму. Сделав паузу в настоящем, я создал будущее и теперь могу идти дальше. Дальше и дальше по пути своей жизни. Следуя сценарию Высшей роли.

- Доброе утро, как вы себя чувствуете? Сядьте, пожалуйста, я должна померить вам давление. Вы помните, кто вы? Вы помните, как вы здесь оказались? Как вас зовут?

Слишком много вопросов для только что пробудившейся души. Я молчал. За эти восемь месяцев я познал столько ролей! Все они были мной, но одновременно я не был ими. Сейчас же, собрав себя воедино, я не знал, что ответить. Не знал, какой ответ будет истинным.

- Похоже, амнезия, - разочарованный комментарий вошедшего в палату доктора. – Но не стоит беспокоиться. Многие люди позже всё вспоминают. Вероятно вы тоже всё вспомните.

- Мы все ещё только начинаем вспоминать о своём первозданном «Я», - тихо ответили мои голосовые связки.

*Эпилог*

«Др-р-р!» - телефонный звонок. Я полез в карман за сотовым и нажал на кнопку ответа.

- Привет, Костик!

- Привет, Никит.

- Тебе наверное интересно, как я тебя нашёл?

- Да, друг, ты не перестаёшь меня удивлять!

- Мы всегда находим тех, кто нам дорог, верно? Где бы мы ни были, где бы ни находились: в теле или за его пределами…

- Ты тоже очень дорог мне.

- Достаточно комплиментов. Лучше послушай, у меня тут появилась одна идея… У меня было много времени подумать… И я вообразил: вот бы люди могли видеть своё ментальное поле. Читать его. То, что открыто и то, что скрыто от них ими же самими. Это было бы нереальным прорывом! Читать собственные мысли как книгу! Или как газету – чем меньше объём, тем лучше.

- «Ментальный экспресс».

- Именно! Всё важное на одной странице. И тогда им не нужно будет никаких голосов, освещающих то очевидное, что они сами поместили во мрак. Думаешь, идея невыполнима?

- Очень даже выполнима, Ник.

- Уже сейчас?

- Возможно не прямо сегодня. Но лет через двадцать – точно. А начнём, пожалуй, уже сейчас.

- По рукам, друг!

Возможно, все наши мысли – только осколок чьего-то постороннего, потерявшегося сознания. Возможно все мы пока ещё только спим – в коме. И наша бессознательная кома водит нас по заколдованному кругу.

Но спираль от круга отличает только одно – желание р а з в и в а т ь с я.