У апельсина кожура
Красней гусиных лап.
На родине была жара,
А нынче он озяб.
Такой тут ветер ледяной,
Что стынут даже сосны.
А он, подумайте, в одной
Обертке папиросной.
Впервые снежных звездочек
Он увидал полет,
Застыл до самых косточек
И превратился в лед.
Покрыт пупырышками весь
Бедняга-апельсин.
Он люто замерзает здесь,
Да и не он один.
Вот персик. Он тепло одет,
На нем пушистый ворс,
На нем фланелевый жилет,
И все же он замерз.
А золотистый виноград,
Приехав ночью в Ленинград,
Увидел утром Летний сад
И кинулся к нему.
Он видел — статуи стоят.
И думал: «Я — в Крыму.
Пройдет еще немного дней,
Загар покроет их...»
Раздетых мраморных людей
Он принял за живых.
Но скоро бедный южный гость
Лежал в опилках, весь дрожа,
А холод резал без ножа,
Терзал за гроздью гроздь.
Но в эту же погоду,
На этом же лотке
Антоновские яблоки
Лежали налегке.
Их обнаженной коже
Морозец не мешал,
И было непохоже,
Чтоб кто-нибудь дрожал.
И самое большое
И крепкое из всех
Сказало апельсинам
И винограду: «Эх!
Укрыть бы вас покрепче
От нашинских снегов,
Да ведь не напасешься
На вас пуховиков.
Но вот что я скажу вам,
Товарищ Виноград,
На юге жил ученый,
И у него был сад,
Где изучал замашки он
Фисташки и айвы,
Где, главное, заботился
Он о таких, как вы.
Чтоб вы росли и зрели
Под ветром ледяным,
Чтобы суровый север
Казался вам родным.
Чтоб было вам, как яблокам,
Не страшно ничего.
Зовут его Мичуриным —
Ученого того.
Ему поставлен памятник
В Москве, мои друзья.
В руке он держит яблоко,
Такое же, как я».
В эту же минуту,
Услышав эту речь,
У апельсинов будто
Скатилась тяжесть с плеч.
И сразу встрепенулся
И счастлив был, и рад,
И сладко улыбнулся
Товарищ Виноград.