В декабре начались занятия по специалности, а специальность та называлась-

"Химик-лаборант котельных установок" и заключалась в постоянном контроле

качества, циркулирующих в различных отопительных системах, воды и пара.

Попадая в боевую часть, эти учёные алхимики чудесным образом превращались в чумазых кочегаров с привилегиями начхать на строевую и ежедневно мыться от пуза.

Вот когда вспомнились в полной мере школьные и ПТУшные учителя - военные отличались от них в корне. У них все законы и формулы подчинялись войсковой дисциплине. В хим-лаборатории нередко можно было услышать:

- Реакцию окисления-восстановления начи-най!

- Окончить реакцию! (слава Богу, не: Реакция, стой! Раз, два!)

Не было ни одного преподавателя, чтоб не обладал способностью усыплять

курсантов - только тут солдаты познавали азы экстрасенсорики - видимо, отбор преподавателей был очень серьёзный.

Самое дубовое дело - наряд по столовке, да еще в Новогоднюю ночь, где нужно за сутки, двадцати доблестным войнам отпидерасить минимум три футбольных поля полов, помыть с хлорамином двенадцать тысяч скользких, как жабы алюминиевых тарелок, которые чуть тёплой водой от комбижира просто не отмыть, также пятнадцать тысяч не менее скользких ложек, более тысячи котелков, около тысячи чайников и столько-же разводяг, а ещё почистить четыре тонны картошки и так, по мелочам, лучок, морковка...

Именно в такую новогоднюю засаду и попал Шуркин взвод Обидно не было - было не до того. На улице крепкий морозец потрескивал и позвякивал сосульками, а тут войны ракетчики, разошедшиеся от пара, правили свой новогодний шабаш.

Гоношение возле туалета привлекло Шуркино внимание - пацаны пили одеколон. Протянули ему кружку, он пригубил и тут же выплюнул - была нужда травиться и, напевая чего-то там про арлекинов и пиратов, направился в зал, домывать полы.

- Эй, воин! Ты чего такой весёлый? - дежурный прапор был сер и зловещь, как немецкий танк.

- Так Новый год наступил, товарищ прапорщик. С наступившим Вас!

- А ну-ка, иди сюда! Дыхни!

- Что, одеколон пил?, - молчание...

Прапор подвёл Шурку к туалету, там гора пустых пузырьков говорила сама за себя....

- Твои?

- Угу...

- Где брал одеколон?

- По тумбочкам наскрёб...

- Стой тут....

Пока прапор ходил стучать дежурному по части, Шурка заставил любителей

отечественного парфюма съесть по охапке лаврового листа и затихариться. Его

отстранили от наряда и отправили в казарму спать...

А то, о чем говорил военврач в Москве, о заднице то есть, началось на следующий день.

Комбат Юдин на пару с политруком чихвостили парня перед всей батареей в сто шестьдесят лиц и в хвост, и в гриву, мол, падла, у своих товарищей изтумбочек воровал, чтобы только нажраться, как свинья, и как Шурка понял, ещё не придумали такой смертной казни, чтоб разнести его вдребезги и клочья...

Вдруг, он вспомнил про детский садик - в миг майор с замполитом превратились в двух маленьких шалопаев. Один из них держал за ногу тряпичного зайку и при этом, что-то выразительно говорил (а детский лепет и речь военного мужа мало чем отличаются), он яростно размахивал худенькими ручками и этот несчастный зайка при каждом взмахе бился тряпичной мордахой об пол. Смешно не получилось - в этом зайке Шурка увидел себя, в его арбузной башке на тот момент звучало только одно:

- За чтоооо, блин!!!!!

Позади него в строю стояли пацаны с виноватыми лицами и сверлили взглядами его затылок...

Вечером Шурку подозвал к себе сержант замкомвзвода и без злобы, с уважением и теплой интонацией в голосе, пожимая руку, тихо произнёс:

- Держись, брат, в армии и хуже бывает, я знаю всё...

- Что, стуканул кто-то?

- Не важно. А если взял всё на себя - тяни до конца.

На душе просветлело. Через пару дней отношение всего комсостава стало мягче и человечнее, хотя на всех собраниях продолжалась показушная порка, но это было нужно для проформы, маховик то уже раскручен и его не остановить...

Через неделю затеяли строевой смотр, каждая батарея должна была строевым шагом проломить асфальт перед высокой трибуной на которой восстоял Царь и Бог всея учебки - генерал-майор Мороз.

Солдаты делали парад, а генерал свирепо орал с трибуны в хрипатый мегафон:

- Ножку, ножку дайте! Строй держать, мать вашу! Что вы как беременные бабы...

Парадный прогон закончился разносом всей части, что мол, распустились, сволочи, не можете даже элементарного - строем пройти, дисциплина никчёрту, одеколон жрёте...

Такого триумфа Шурка даже не мог себе представить. Его выперли из строя и вся пятитысячная учебка под громогласные оскорбления генерала, выражала ему своё презрение. В этот момент ему хотелось провалиться сквозь землю, стереть себя самого в порошок, он уже и вправду начал верить в то, в чем его обвиняют.

И вдруг всё стало по-фигу, будто в голове лопнула капсула с Пофигином и на

продолжение генеральской истерики он уже внимания не обращал. Генерал поистерил ещё минут пять и яростно разогнал своё бездарное войско по казармам, проводить парко-хозяйственный день. Озлобленные офицеры напрягли солдат тотальной уборкой: все койки были сдвинуты в один угол и натирание полов шло полным ходом...

- Батарея, смирно!

Шурка, как и все курсанты вскочил, вытянулся по стойке "смирно" и (о ужас), прям на него шёл генерал Мороз, но он прошёл как бы сквозь Шурку, даже не заметил, будто его не было вовсе. Ругаясь и матерясь он пронёсся сквозняком вдоль казармы, неожиданно подбежал к Шуркиной койке и заорал:

- Чья это койка?

- Рядового Мишина!

- Где этот рядовой?

- Товарищ генерал-майор, рядово...

- Воин, вас учили заправлять постель?

- Так точно!

Видимо, когда сдвигали кровати, кто-то нечаянно присел на его койку. Ну, почему именно на его, и почему именно сегодня...

А генерал не ждал реакции на своё замечание, он уже был близок к оргазму и

распалялся всё сильней и сильней, орал что все твари и заросли плесенью, развели пауков и червей, дисциплины не стало, воруют дуг у друга сволочи, одеколон жрут...

- Кто этот солдат?

- Рядовой Мишин!

Розовые, поросячьи щечки генерала окрасились помидорным румянцем и резко перешли в свекольный спектр, а глаза человека, страдающего жесточайшим запором, не оставляли разгильдяю Мишину ни единого шанса на жизнь...

У шурки в башке лопнула вторая капсула с "Пофигином", последнее, что он услышал,

- Отчислить в самое ближайшее время, в самую дальнюю точку Советского Союза!

Через неделю за Шуркой приехал какой-то литёха из Прибалтики. На его проводы пришло всё командование батареи, ошалевший лейтенант не мог понять, с какого пирога простому отчисленцу такие почести. Все обращались к нему по имени, панибратски хлопали по плечу, жали руку, говорили что он настоящий мужик и желали столько хорошего, что шурку пробило на слезу с соплёй и он растроганный влез в автобус, который скрипнув дверьми, фыркая повёз его к новому месту службы.