(Юмор и трагедия...)

Время назад. Авача.

На "гауптическую вахту"* Сергея отвезли в тот же день. Это мероприятие на флоте отработано до мелочей. Наказывать здесь умеют и любят. По пути в исправительное заведение закрытого типа, а попросту на "губу", Сергея мучили воспоминания. Он сидел на заднем сидении советского джипа, именуемого - "уазик", рядом со старшиной команды Мичманом Шутовым. Временами его охватывали воспоминания о доме, он начинал мечтать и строить планы на будущую жизнь и тогда его лицо светлело и лёгкая улыбка трогала губы. Но, когда он вспоминал о цели путешествия, взгляд его тускнел, по лицу пробегала тень и желваки начинали прыгать на челюстях. Он чувствовал сильное нервное напряжение. Воспоминания недавнего инцидента превращали тонкие пальцы в упругие кулаки и нещадно ломали их. Шутов опытным глазом старого мичмана, интуитивным чутьём эксперта-психолога быстро определил его состояние: "Переживает",- так думал он. Чувство, похожее на отцовское проснулось в его душе. Волна жалости захлестнула мичмана с головой. О чём он думал сейчас старый моряк, продутый всеми ветрами, вдыхавший запахи всех морских течений? Быть может он вспомнил себя таким же юным пацаном, таким же молодым матросом, как Бобров? Тридцатипятилетний капитан почувствовал, как слёзы навернулись на его глаза. Но избавиться от предательской солёной волны ему не представилось труда: он попытался вспомнить статьи устава внутренней службы, различные специальные инструктажи по обязанностям советского мичмана. И Шутов с радостью мысленно отметил, что его мысли возвращаются в привычное нужное русло - усы бывалого моряка приподнялись, грудь расправилась, на щеках появился румянец душевного равновесия и он снова почувствовал себя как всегда: хорошо...

...Это было накануне первого и почти боевого похода Сергея на атомной подлодке к берегам Америки - такой враждебной и такой загадочной. Заместитель командира капитан второго ранга товарищ Дубовиков, на общем построении, отечески похлопав по плечу юного матроса, снисходительно улыбнувшись ему улыбкой главы государства, произнёс:

-Вот Бобров,буэшь в море хорошо трудица, как грица бдить службу, то-о по возвращении, чит, на базу вручат тебе большой такой красивый значок за-дэ-пэ* называется и повысят тебя в звании, буэшь, эт-та, старшим, чит, матросом. Буэшь комодом*, да-а, командовать взводом.

-Так точно, тащ тан тарова ранга! - радостно и бодро ответствовал молодой матрос, тронутый вниманием и заботой высокого военного сана.

А сам не забыл подумать поговоркой, которую часто слышал от кэпа: "Лучше иметь дочь проститутку, чем сына старшего матроса! Но на счёт значка я согласен!"

Так впервые Бобров был обласкан старшим офицером, но при каких обстоятельствах это случилось, он не помнил. Зато чётко вспомнились последующие дни. А проходили они уже в море.

Сергей, как и завещал кап. 2 ранга Дубовиков, добросовестно трудился в море. Не из страха перед Родиной и старослужащими. Душа его была чиста, он был в полной уверенности в необходимости службы. КОМУ-ТО НАДО! Кто-то должен защищать страну от от происков загнивающего и разлагающегося "капитализма"! Он знал, что их корабль выполняет большое ответственное предприятие, вероятно мирового значения. "Милитаристическая Америка,- учил зам. полит. На спец. занятиях,- вовсе не собирается играть с нами в бирюльки. Они там только и ждут, понимаешь, когда мы тут, понимаешь, ослабим бдительность и боеготовность, для того, чтобы... "Ну и так далее. Вероятнее всего, он был прав...

...Корабль, до зубов вооружённый ядерными стратегическими ракетами и мощными торпедами, инкогнито, в течении двух недель шёл к берегам такой далёкой и такой... желанной Америки...

"...но не для того, чтобы, понимаешь, попить кока-колы и виски с гостеприимными американцами, а для того, чтобы..."

...и дойдя до заветных, воровски кружил там около трёх месяцев, всегда готовый "в случае чего"* дать уничтожающий залп по теперь уже таким близким, но всё равно не доступным для любопытных глаз берегам.

Первый поход, казалось, прошёл быстро, как два дня, настолько были напряжены и насыщены дни в море для молодого матроса. Вахты, учения, различные важные и не очень, военные и политические занятия, работы, тренировки, мелкие внеплановые ремонты, (возгорания, поступления воды) - всё быстро промелькнуло перед глазами и смешалось в одну общую кашу. Суровые и безрадостные походные будни скрашивались в основном только одним - приёмом пищи. В море, в отличие от базы кормят очень хорошо. Никогда прежде Сергей не видел на одном столе столько яств: кроме вкусного первого второго и третьего, которое готовили злые коки-узбеки, здесь можно было увидеть красную икру, сгущёнку, шоколад, вяленую тараньку, печенье и даже ежедневные положенные по закону пятьдесят граммов хорошего вина. Здесь Сергей чувствовал себя сытым. На базе же было вечное, непреоборимое чувство голода и злобно рычащий желудок постоянно и бесцеремонно напоминал о своём существовании.

Прошёл первый поход. Потом второй, третий... Четвёртый раз подводный крейсер 667-го проекта возвратил на родной пирс матроса Боброва. Но никто ему, практическому моряку не вручил заслуженный за-дэ-пэ (за Д.П.) и даже не пожал руку. Спасаясь от непрекращающихся попыток со стороны командования присвоить ему звание стармоса*, он прятал свою десницу за спиной, сохраняя её целой. Тогда Дубовиков грозно объявил, что Бобров до конца службы останется простым матросом. Как это было сказано! Никогда не будешь старшим матросом! Да и не надо! Плевать ему, Боброву на это звание, вот значок - это да! Жаль, что не дали причитающийся значок, хоть и обязаны были дать. Несправедливость. Пришлось Сергею у "фарцы"* с рук покупать этот маленький флотский символ за двадцать пять рублей - он истратил высланную матерью десятку и пятнашку* матросского месячного жалования.

В самом начале первого похода, по пути к берегам соединённых штатов, их лодка была обнаружена небольшим разведывательным американским подводным судном. Рассекреченный корабль - это провал задания партии. Русская советская "азуха"* целых десять дней не могла оторваться от маленького зловредного преследователя. Мышка, осердясь, гналась за кошкой. "Кошка" шла на полных оборотах мощной турбины - двадцать шесть морских узлов в час летел не молодой корабль. Корма субмарины, казалось, вот-вот развалится от вибрации. Так продолжалось десять дней. Никто почти не спал. Все были по тревоге на боевых постах. И только на одиннадцатые сутки лодке удалось скрыться от чутких ушей преследователя. Если бы этого не удалось хотя бы ещё пару дней - из главного штаба флота пришла бы радиограмма неприятного содержания, и корабль с позором возвратился бы домой.

В то время по кораблю ходила шутка странного содержания. "Автономка" продолжается, хорошо стреляют наши торпедисты! Честь и хвала им!"

Но атмосфера советской военной сверхсекретности не позволяла точно узнать причину, источник и правдоподобность этой шутки... Большинство безоговорочно были убеждены, что конец у скрытой холодной войны был совсем не такой уж и холодный... А о потерях воинственных сторон средства массовой информации советского союза и Америки сообщали слабо и неуверенно, часто списывая гибель лодок на ошибки и безалаберность моряков.

Но всё же матросы во время одного из обедов за баком* на всякий случай помянули американских коллег вкусным аперитивом.

-Хоть вы и достали нас за эти десять дней, но всё равно, пусть морская вода вам будет пухом...

Но... не прошло и несколько вахт, как в один из дней советского железного колосса потряс неведомый страшный удар в корпус - нос сто тридцатиметрового монстра задрался не менее, чем на сорок пять градусов вверх и он шёл в таком нелепом положении несколько минут, прежде чем выправил своё положение. Все были в чудовищном шоке, никто ничего не мог понять. Даже кэп.

Что это было? Американцы? Но ведь никакого преследования со слов радистов не было и рядом... Только по возвращению на базу, через два с половиной месяца в доке*, все с ужасом тараща глаза на субмарину, увидели в носовой части корабля огромную и глубокую вмятину размером с двухэтажный дом. Если бы не выдержал тогда прочный корпус с мощными шпангоутами*, сто двадцать четыре человека так и остались бы на вечно в подводном царстве на глубине несколько сотен метров. Как говорят на флоте, всем пришла бы она - хана. Версий было несколько, но для экипажа озвучили только одну - столкновение с подводной скалой, выросшей в результате вулканической деятельности земной коры. Но если верить картам маршрута, её там не должно было быть... Остальные версии были особо секретны, но от моряков ничего не скроешь. Первая - торпедная атака американской субмарины, вторая - столкновение с американской субмариной и третья - глубинная бомба с американского надводного корабля. Правдивее всего выглядела первая из трёх. Возможно, так оно и... Как бы там ни было - под вое начальственный пресс попала в первую очередь команда слухачей - радистов, даже выяснили, кто в этот момент стоял... вернее спал на вахте. Применили меры.

Но это были ещё не все приключения бедовой лодки того похода. Когда она возвращалась обратно, наткнулась на глобальные крупные учения мощнейшего седьмого американского флота(!)

Эр-Пэ-Ка-Эс-Эн* был обнаружен сразу несколькими единицами американской надводной и подводной техники. Первым их рассекретил боевой самолёт, затем пошло, как по цепной реакции - координаты её нахождения стали сообщать сначала авианосец, затем субмарина, затем эскадра надводных кораблей... И все они стали заниматься преследованием нашей бедной старушки семьдесят третьего года рождения.

И американские снаряды и ракеты "специально" - якобы специально посланные мимо, рвались в стороне, совсем недалеко от невезучей "азухи", а с авианосца наши радисты даже перехватили "их" сообщение, мол, "...противник условно уничтожен"! Ещё и издеваются, вот гады янки! Стратегический крейсер вернулся на базу сильно уставшим, помятым, побитым, со сломанной турбиной, перегревшимся неисправным реактором. До пирса он шёл на запасном полу-исправном дизельном двигателе, который жёг солярки намного больше, чем допускается по инструкции. И впервые капитана корабля не радовали три каменных брата, неизменно провожающие и встречающие и атомачи с боевых походов*.

Сергей, сойдя на берег, почувствовал неописуемую радость от мысли об освобождении из утробы огромного железного чудовища. Первый глоток настоящего, а не искусственного воздуха, реально кружил голову. Но, представив, что их ждёт на базе, ему становилось скучно и тоскливо. По правилам, через три дня после автономки их должны были отправить в Паратунку - санаторий с горячими целебными источниками, "...для восстановления сил, потерянных при выполнении воинского долга в условиях морского похода... " Но, увы, не отправили. Штаб дивизии нашёл какие-то веские причины. Наверное, адмиралам не понравилось, как экипаж справился с автономным плаванием, со своей боевой задачей. Экипаж остался "отдыхать" на родной базе в Рыбачьем*.

Офицеры с жёнами и без уехали на юга, остались лишь несколько мичманов - "для поддержания должного порядка", но это для молодых сундуков* вовсе не было поводом не пить с моряками и пресекать дикие проявления годовщины*. Лишенные долгожданной Паратунки, озлобленные годки тут же начали выпускать пар. Водка полилась рекой. Основная струя пара была направлена на молодых матросов - "карасей"* и "дрищей"*. Бедные матросики теперь стали ещё более забитыми. Почти у каждого из них появлялись синяки и кровоподтёки на лице и груди. Выбитые и раскрошенные зубы перестали кого-либо удивлять. Вместе с вечерними и ночными пьянками не прекращались их жуткая брань, издевательства и побои младших по сроку службы... О страхе перед мичманами не могло быть и речи, они сами же и способствовали продвижению и усилению неуставных взаимоотношений... Затем, через пару месяцев весь боевой экипаж отправили в Приморье, в Большой Камень*. И теперь уже моряки наслаждались отдыхом в доке, помогая гражданским ремонтным бригадам восстанавливать подводный крейсер, родную "азуху"...

...Бобров был по-детски раним и очень чувствительно воспринимал происходящее. Порой ему становилось нестерпимо страшно, и он готов был убежать домой - в уют и покой. Там, дома его ждёт мама, он от тоски по ней весь высох - истосковался давно, даже слёзы лил порой, когда никто не видит. Но мама далеко отсюда, так что ни пешим, ни конным не дойти-не доехать. Да и если он убежит - то на поиски беглеца сначала снарядят всю дивизию - ребята часами будут лазать по сопкам. Потом подключат милицию. Если найдут в течении трёх суток - возвратят в часть, если больше "положенного срока" пробудешь на "воле" - попадёшь в дисбат...

После возвращения в часть не бывает беглецу жизни ни от своих, ни от чужих - на флоте не любят малодушие и дезертиров третируют и мучают "по чёрному." Ну а дисбат вообще без комментариев, все понимают, чем пахнет этот ад...

Невзирая на свой страх, у Сергея был очень импульсивный характер и несдержанный язык.

В тисках постоянного нервного напряжения он не выдерживал и отвечал какому-нибудь "старому моряку" не то, "не по форме". Рукоприкладство могло случиться в любое время суток. Могли разбудить ночью и вызвать в каптёрку*, где развлекались водкой "послужившие и повидавшие море". Ему задавали разные на первый взгляд хитрые, но, по сути, глупые вопросы. По странности склада характера и воспитания Бобров на многие из них отвечать не мог, а на иные отвечал вовсе не правильно. Его били и заставляли отжиматься от пола. Этот вариант "перевоспитания" молодых был одним из самых распространённых на флоте... А что до того, что синяки иногда бывали под глазами так это...

-Споткнулся и стукнулся об пиллерс*!

Отвечал Бобров на вопросы офицеров.

-Что ж, как знаешь... Свободен! - отвечали ему и он шёл служить далее.

Но это были лишь воспоминания первых месяцев службы. Все прошедшие горести меркли теперь для него в сравнении с волнением, вызванным ожиданием ещё не пережитого - будущей отсидкой, "службой" на гарнизонной гауптвахте. А "уазик" всё дальше увозил его от родной дивизии и всё больше приближал к страшной цели...

Асфальт был проложен не везде и дорога местами пылила. Солнце сильно разогревало консервную банку советского джипа. Из-за высокой температуры в машине казалось, что сейчас самый разгар лета и зло рычащий мотор добавлял микроклимату кабины ещё несколько градусов выше по Цельсию. Очень хотелось пить, в горле пересыхало. Вдруг в левой стороне, на том берегу залива, Сергей увидел давно знакомую ему огромную гору. Глаза его немедленно округлились, губы что-то беззвучно шептали, он подался всем корпусом к окну. Его лицо выражало восхищение, радость, удивление. Авача!

Вечно молчаливая неподвижная гора ожила! Она двигалась, говорила - нет, кричала, её богатырская выя раздувалась от напряжения, а из горловины валил чёрным столбом густой дым. "Вулкан заговорил,- думал Сергей, - почему именно сейчас? Меня провожает? Плачет? Это точно знак, только какой - плохой или хороший? Он сочувствует мне? Прощается? Суеверные мысли роились в его голове и рождали самые неправдоподобные гипотезы, и все они были связаны с происходящим сейчас.

Сергей, не отрываясь, смотрел на единственный, на Камчатке действующий вулкан Авача. Он слышал когда-то, что этот вулкан один из немногих в стране "оставшихся в живых", но в действии его видел впервые. Гора напоследок ещё раз надула щёки, покраснела и выдохнула из себя очередную порцию огня и дыма, словно некий гигантский факир.

Сергей резко откинулся на жёсткую спинку сиденья. "И поеду я на дачу с видом на Авачу." - Вспомнил он поговорку печально известную в матросской среде.

-Так вот про какую дачу тут говорится! - Выдохнул он впервые додумавшись о смысле поговорки,- вот я олух!

Водитель удивлённо уставился через зеркало заднего вида на Боброва. Шутов же только усмехнулся и довольно закивал головой. Мысль, осенившая матроса, печально повисла внутри кабины, пока не была стёрта другими мыслеобразами коллектива из трёх человек.

Желеобразные дрожащие мысли Боброва медленно сползли с горы и, достигнув земли, вязкой массой потекли в сторону "дачи." За два с половиной года Сергей туда ни разу не попадал и был в полной уверенности, что стены с колючей проволокой никогда не примут его. Вот уж воистину, от тюрьмы и от сумы..." Если и есть матросы ни разу не побывавшие на "губе", то их надо потихоньку в книгу рекордов заносить,- врал себе Бобров,- мне то что,- подбадривал он себя,- я то годком* сюда еду, вот духам*, дрищам* там тоска*." Тем не менее, при приближении к объекту его сердце начинало биться сильнее и сильнее и ему казалось, что предательская мелкая дрожь выдаст мичману его малодушие. Нет, он не должен давать противнику повода для злорадства, лучше пусть земной шар сойдёт со своей орбиты... "Ну чего ты, идиот! - Беззвучно кричал себе Сергей, даже караси* возвращаются живы здоровы, а тебе-то чего? Мне?! Да мне плевать! - Вел "герой" сам с собой внутренний диалог.

В зоне видимости появилась белая стена, натянутая поверх её колючая проволока и вышка с автоматчиком, снующим взад-вперёд. Внутри у арестанта похолодело, и противный визг тормозов заставил ёкнуть сердце...

Продолжение следует...

Книгу можно купить, перейдя по любой из этих ссылок -

http://www.ozon.ru/context/detail/id/8615677/

http://pero-print.ru/node/97

http://my-shop.ru/shop/books/1186109.html?partner=01941,

http://www.flip.kz/catalog?prod=256843

http://www.knigapoisk.ru/book/1636137/