... Песня первой любви в душе до сих пор жива. В песне той О ТЕБЕ все слова...
Вот с этой песни, пожалуй, все и началось...
|
Семен Венцимеров
(Фотография. Подпись под фотографией: «Люда»)
О тебе
Поэма
Нью-Йорк, 14 мая 2006 г.
Семен Венцимеров
(Фотография Черновицкого театра без подписи)
О тебе
Поэма о первой любви, составленная из песен, лунных снов и воспоминаний
Нью-Йорк 2006 г.
Моя фотография из 3-й книги «Журфака», та, где я молодой. Подпись под фотографией:
Пролог
* * *
Любовь, я искал тебя в разных краях, Глаза проглядел, Зачем ты умчалась на легких крылах В безвестный предел? Где город, где улица, где этот дом, Этаж и порог, Куда бы пойти за сердечным теплом И радостью мог?
Быть может, ты звездочка дальних планет, Нездешних миров? Кого озаряет твой утренний свет, Отрада-любовь? Чей путь устилаешь лучистым ковром Цветов и надежд? Кого окликаешь сейчас за углом? О, где же ты, где ж?
Любовь, ты - отрада и ты же печаль, Мечта - и мираж, Немногих твоя отмечает печать В веках и мирах. Любовь, ты песнь песней и тайна из тайн, Награда наград.... Мудра и бесстрашна, светла и чиста, Сильнее преград.
Любовь, и меня ты вела по Земле, Любил я и жил... И радость будила меня на заре, Весь мир был мне мил. Любовь, я ведь жив еще, я еше здесь, Душа горяча... Вернись сказкой сказок и чудом чудес Хотя бы на час...
1
Ты в двух кварталах от меня жила -- Порой друг друга у метро встречали. И в том, что много лет уже была Чужой женою – не было печали...
И шутки, дескать, первая любовь Не старится – твои – не огорчали... Встречались – не нарочно – вновь и вновь – И уходили – розно – без печали...
Но снился мне один и тот же сон... Я просыпался – и в слезах подушка -- И наяву меня не сразу он Освобождал, как если бы заглушка
К душе не подходила в этот миг – И острым ощущением потери Пронизывался, сдерживая крик... Мне снился город... Белые метели
Окутывали темные дома. Я приходил издалека к подъезду И ждал... Как будто кто лишил ума, Стоял часами, пригвожденный к месту,
Где мог случайно встретиться с тобой... А дом был незнакомого фасада И город был незнаемый, чужой... Но ускользали частности от взгляда...
Я ждал тебя. Я о тебе мечтал... А встречи были безнадежно грустны: Что не любим – я это понимал. Неоднократно от тебя изустно
Об этом слышал ясные слова... Но будто раб, прикованный к галере -- На том же месте... Скорбная глава Несбыточной иллюзии, химере
Противиться не может... Жду и жду... Увижу – и от счастья замираю... В любви, что мне досталась на беду, Я безответно, горько догораю...
И снова просыпаюсь весь в слезах... И этот сон реальности сильнее, А имя, что не тает на устах – Твое... Так горько, безотрадно мне – и
Не сразу понимаю – то был сон... -- Всего лишь сон! – усиленно внушаю Себе упорно, радости лишен: Не соглашается, увы, душа – и
Таит ту горечь глубоко на дне... Вседневные меня берут заботы. За выживание бороться мне Приходится отчаянно... С работы,
Вконец усталый, еду на метро... На выходе опять тебя встречаю... -- Пешочком? -- Ладно... Пообочь -- пестро... -- Устал? Молчу, лишь головой качаю...
-- Не уставай – и береги себя... И снова раздражающие шутки Про первую любовь... Молчу, сопя... -- Ну, до свиданья... Редкие минутки
Случайно неслучайных наших встреч... Зачем они? Какие-то уроки Из них мне предлагается извлечь? ...Текучка повседневная... В потоке
Делишек по течению плыву... И в сон бросаюсь, точно в темный омут... А в нем опять ясней, чем наяву, Тот незнакомый дом, и странный город,
И ты мне разъясняешь, что теперь Ты уезжаешь навсегда отсюда... Отныне и навек напрасно дверь Подъезда я буравить взглядом буду –
-- Прощай, чудак! – ты говоришь во сне – И вот теперь несчастен я в квадрате. Отныне не дается счастья мне Тебя хотя бы видеть... Той отраде –
Не быть... Встаю... Несчастен, а кому Расскажешь? Кто поймет? Кому я нужен? Печаль тех снов упрятана в тюрьму, Материальный мир жесток, бездушен...
Я день-деньской, как белка в колесе, Бесмыссленно верчусь и суетливо, Тащусь с работы вяло, как и все, И вечера проходят сиротливо.
Ни в ком отрады нету и ни в чем, Надежда угасает – не подросток... В замке два раза проскриплю ключом, Пойду на тот знакомый перекресток,
Но зря... В какой входила ты подъезд, Не ведаю... Напрасно ожидаю – И ухожу... Куда б из этих мест Подальше укатить? Перестрадаю –
И, может, позабуду вдалеке... Во сне – опять у странного подъезда Напрасно жду с тоской накоротке... А музыка звучит – виваче, престо,
Аччелерандо – так оно стучит, Ускорившись до бешеного скерцо, Стенающее горестно навзрыд, В разлуке изнывающее сердце...
Я ведаю во сне: возврата нет, Надежды нет, что я тебя увижу... Ты пронеслась ярчайшей из комет Над всей судьбою, но не стала ближе...
И нет мне утешения в судьбе, Не отыскать мне для замены ровню... И вот я вспоминаю о тебе... Не забываю ни на миг, все помню...
Луна первая -- над Черновцами…
* * *
Триста семьдесят лун… Я сквозь время смещаюсь… Если б юность вернуть наяву, Я к тебе подойду – и уже не смущаясь Ненаглядной моей назову. Я прошу извинить… Вы не сердитесь, Что былое во мне ожило? Триста семьдесят лун, триста семьдесят -- Тридцать лет пролетело, прошло…
Тонет город в любви. Город дышит любовью, Где я девочку встретил одну, Где проспектом любым и тропинкой любою К твоему прибегал я окну. Я прошу извинить… Вы не сердитесь, Что былое во мне ожило? Триста семьдесят лун. Триста семьдесят – Тридцать лет пролетело прошло…
В облаках журавли промелькнули, курлыча… Так вовеки им вдаль улетать… А у каждого Данте есть своя Беатриче – И тебя мне всю жизнь вспоминать. Я прошу извинить… Вы не сердитесь. Что былое во мне ожило? Триста семьдесят лун. Триста семьдесят, Тридцать лет пролетело, прошло…
2
Над Черновцами – ясная луна И в черном небе звезды колдовские, А для меня – простого пацана – Вся радость – в песнях... А любил -- какие?
Вот Бейбутов поет, как он ловил, Взор девушки одной в тоске напрасной... Я все слова по слуху разучил, Любил мотив томительно прекрасный...
Ах, лучше бы мне песни той не знать! Певец меня, поэт ли изурочил? А может, нужно было понимать, Что Бейбутов судьбу мне напророчил?
...Я жил в периферийном городке, Учился в затрапезной восьмилетке, Жил в коммуналке... Словом, жил в «совке»... Томясь в тех рамках, в той ужасной клетке,
Мечтала о возвышенном душа... А Вышней волей мне дарован голос... Бедна семья, буквально ни шиша, Порой, буквально ни «копья»... Кололось
Буквально все, чего бы не желал... С младенчества смирял свои желанья... Мечтать не вредно... Вот я и мечтал, Не знаю сам, о чем... Мои мечтанья –
Не об игрушках... Об обновках мне Не грезилось и ничего не снилось... А как-то Бог увиделся во сне: Стоял с мешком у двери и, как милость,
Он ссыпал из мешка к моим ногам Букашек расползающихся горку... И мама разъяснила: дескать, нам, В безденежье намаявшимся горько,
Когда-нибудь он много денег даст... Когда купили старенький приемник, Был в доме праздник... Худ и головаст, Я замирал в мечтаньях неуемных,
А музыка меня вздымала ввысь, Рифмованные оглушали строки... Прошу: Утесов, песней поделись... Вокала мне бесплатные уроки
Давал тот старый, маленький «Рекорд»... И погружаясь в песни, забывался... Мне в песнях открывался тайный код, Секретный ключ к моей судьбе давался...
Те песни заменяли мне кино... В безденежье так редки были фильмы... Мне в кинозале страшно: там темно... В дни выборов безденежно утиль мы
Киношный – в университетский зал Смотреть ходили с мамой – мне не в радость, Сидеть терпенья нет – и я сползал С рук мамы на пол, а душа терзалась...
Хоть мал был, знал: есть у меня душа. Она была. Я жил в ее просторах. Мечтал. Грустил. Умишком не спеша Взрослел... Ну, а в душе мне, может – сорок,
А может быть – и девяносто лет – И в сны мои являлся странный город – И словно бы душа мне шлет привет Из -- не отсюда, будто снами вспорот
Наброшенный на душу темный холст – И в необъятном горестном смятенье... Я просыпаюсь... Школа... Малый рост, Картавость, бедность... Горько! Невезенье:
Учительница первая моя Была отнюдь не эталон морали – И я несчастный, маленький... Змея Картавила, кривляясь – и не знали
Родные, как мне в школе тяжело... С трудом я во второй перевалился – С учительницей новой повезло – И я маленько отошел, раскрылся...
Вдруг оказалось: выучить стихи Мне легче, чем любому в нашем классе... Лишь брошу взгляд – готово... Ни строки Не перевру, читая... На Парнасе
Посмеивались, глядя на меня, Я думаю, и Пушкин и Некрасов... И я в читальне проводил полдня, Читая все подряд... Начальных классов
Ступени проходил, скажу тебе, -- Уроками себя не утруждая, Не напрягался в суетной борьбе За высшие оценки... Но читая
Я улетал в нездешние миры... Я был одним из храбрых мушкетеров... Стеснялся, сторонился до поры Тех, в фартучках, кем школьных коридоров
Кишат пространства... Для чего они? Не знаю, как себя вести с такими... Идут по школьным коридорам дни, Бегут недели и летят лихими
Сентябрьскими кометами года... Вот позади уже и восьмилетка – Немного троек... А теперь куда? Не в ремеслуху же... Судьбы разметка
Ведет, минуя школу, в ЧСТ... Осведомленным аббревиатура Понятна... Неоформленной мечте -- Стезя... Учусь... Учительства культура
Повыше, чем в несчастной НСШ... Там, впрочем, был Давид Абрамыч Эдлис – О нем-то память сохранит душа: Немецкому учил нас так, что «пелось»
На дойче всем свободно и легко... Нас в техникумской группе тридцать с гаком Одних парней... Механики! Клубком Качусь, верчусь юлою... Ставлю на кон
Упорство, волю, память и мозги... Стипендию дают... Вот это стимул – С четверочек сорваться не моги! Черченье доконает, чтоб я сгинул!
Кропаю со слезами чертежи – Карябал, как попало, в восьмилетке... А здесь, хоть лопни – вынь да положи Преподу все заданья, а отметки
Должны мне гарантировать доход... А физика? А химия?... Отрадой, Что в техникуме свой оркестр... Поет Васильев, в общем, славно, но усладой
Не стало это пенье для меня... Я спел бы много лучше, но стесняюсь... Есть голос... За стеснительность казня Себя жестоко, все же не решаюсь
К Маргулису -- маэстро подойти... И остается дар Господний втуне... Господь за нерешительность прости – Я к песенной судьбе моей – фортуне
Хоть мог бы, но, стесняясь, не шагнул, Застенчивость душила, ну, хоть тресни! А сверх того меня Кобзон лягнул: Он голосом моим такие песни
Запел! Опять пророчила судьбу Мне песня... Я еще о том не ведал, Слова ее записывал во лбу... (Той песни и поныне я не предал)...
А вот однажды я попал в кино... Картина потрясла до основанья... «Колдунья»! Влади! Ей одной дано В дремавшем сердце смутные желанья
Подростка-недотепы разбудить... Глаза ее и вправду колдовские Вонзились в душу... Стало горше жить – И слаще... Вот кладу, кладу мазки – и
Уже почти и загрунтован фон – И я перехожу к самой картине... Я замер у «Рекорда»... Мне Кобзон Поет моим же голосом... А ты мне,
Иосиф, без конца зачем поешь, О той, из нашего двора, девчонке? Уже ее заметил я... Хорош! Достал уже той песней до печенки...
...Да, я тебя заметил с первых дней... Казалось, ты и есть Марина Влади... Но я все реже вспоминал о ней... Вокруг все потускнело... Как в окладе –
Икона – ты в сиянии любви... Любовь лавиной сердце затопила, А я косноязычен виз-а-ви И что сказать? Затмила, ослепила –
И сердце спотыкается в груди, И как мне быть с собой, с тобой? Не знаю... Что делать? Что сказать тебе? Поди Лишь посмеешься?... Милая, родная...
Слова любви из песен достаю... Шепчу, но так, чтоб ты не услыхала... А хочешь, для тебя одной спою Ту песню по-кобзоновски... Искала
Хоть в чем-то воплощения любовь... К тебе всего-то двенадатилетней... Люблю тебя... Кусаю губы в кровь, А всем, конечно, видно все – и сплетни
Нас липкой паутиной оплели... И если раньше ты не замечала, Но, видимо, подружки донесли – Дичишься... А моя любовь крепчала...
Луна вторая – над Криворожьем
* * *
Отшумев, отгудев, улеглась непогода. Смотрит в окна луна. Тишина. Прозвенит «злейший враг», а вставать неохота... В три минутки сладчайшего сна
Пусть в разгаре звенит черновицкое лето И слышны мои песни во сне – Ты -- в венце золотом из святейшего света Улыбнешься таинственно мне...
А с рассветом в степи зарокочут моторы, Экскаватор растопчет снега... Вместо шпаг – рычаги, а душой – мушкетеры – Только губы прикусим слегка.
В кирзачах, телогрейке, ушанке лохматой Рядом с Вами на снимке стою... Я вас помню всегда, я люблю вас, ребята, Так, как любим мы юность свою...
Занесло ее, ласковую, в одночасье Белой вьюгой в морозной степи... Где бы ни были вы, я желаю вам счастья – И храню, как пароль, те стихи:
«Заглянула а окошко луна мимоходом. Улыбнелась тихонько луна... Спят мальчишки. Им скоро вставать на работу -- Пожелаем им доброго сна...»
3
... А во дворе у нас была гора, Подпертая (от оползней) бетоном... Когда ты уходило из двора, Душа моя всегда невольным стоном
Сопровождала долгий твой проход... Не приходило в голову усесться... Доходишь до горы – и поворот... И может в этот миг взорваться сердце...
И я кричу во сне: -- Не уходи! – И плачу, как обиженный ребенок – И колокол колотится в груди... И долго не могу понять спросонок,
Зачем они стоят над головой – И что-то говорят, а я не слышу... Я только что был где-то там с тобой... -- Пора вставать... В календаре открыжу
Пришедший мне навстречу новый день... За завтраком махнем чаек с кефиром – И – за порог... Ушанки набекрень – Лицом к лицу с таким суровым миром –
Подростки, а положено держать Достойно марку -- и не ныть, не киснуть, По-комсомольски доблестно мужать, Соплей простудной на ветру не виснуть...
«Летучка» нас развозит по судьбе... Дремлю, согревшись от дыханья друга – И снова вспоминаю о тебе... Идешь ко мне мажорно и упруго...
Ты что-то говоришь, а голос твой Мелодию Островского включает... Поговори, поговори со мной! Но за тебя мне песня отвечает...
Она все знает о моей судьбе: Пророчила дороги, расставанье... Но обещает, что вернусь к тебе Хотя б лишь на вечернее свиданье...
И голосом, что чудно схож с твоим, С волшебным Кристалинским придыханьем, Она внушает: все же я любим, И ты полна все тем же ожиданьем...
И ты идешь с Наташкою в кино, Сестрой Наташкой, светлым человечком... Ведь с кем ты -- далеко не все равно, Что там не я к тебе на курсе встречном
Улыбкою привечен золотой... Ах, Господи, зачем же я уехал? Но, нет, не верю, чтобы кто другой... А я вот, дурачком и неумехой
По песне за романтикой пошел... Позвал меня неброскою листовкой В дорогу криворожский комсомол, Сманив ударной всесоюзной стройкой...
Я помню, как мы едем вчетвером И – трезвые -- в купе горланим песни... А весь вагон, кто бранью, кто добром Умолкнуть умоляет... Да, ровесник,
Тридцатилетним этим старикам, Забывшим комсомольские восторги, Уже и не понять, как важно нам Так всенародно выкричать истоки –
Те песни, что фундаментом души Легли – и вот, позвали нас в дорогу... Ты, юность, нас покинуть не спеши... А ты, любовь, останься недотрогой...
А в песнях ждут девчонки, долго ждут, Пока парней мытарят испытанья... И вот они уже сквозь нас идут, А мы сквозь них... Дороги, расставанья,
Летучки, экскаваторы, снега – Романтикой такой не нахлебаться... И знает песня, как мне дорога Та девочка, к которой не пробраться...
Мы строим Новокриворожский ГОК, Мы роем котлованы и каналы, Выучивая жизненный урок, Который, между прочим, в нас нимало
Фундамента души не изменил: Мы верим песням... Это мы – из песни... Такие мы... И кто нас оценил, Не может не любить нас... Да, ровесник?...
Мы уезжали от любви, любя... И честно тосковали по любимым... И мы на стройке строили себя И поверяли силу духа ими...
Любимая! Я вспомню о тебе Какие-то незначащие факты, Ведушие ступеньками к судьбе... Сейчас-то где ты, что ты, с кем ты, как-ты?...
Я помню, как однажды к нам пришла – Знакомиться в кошмарной коммуналке – Твоя внезапно мама... Та была Внезапным озареньем встреча ярким...
От Клавдии Ивановны узнал, Что... «девочке не безразличен парень»... Не безразличен, Господи!... Взмывал В тот миг душой, как Чкалов и Гагарин,
В восторге до заоблачных высот... -- Приехали! Мы вновь стоим в ремонте... Нас снегом по макушку занесет... С одной кувалдой, точно мы – на фронте,
Пытаемся сверхсложшый механизм, Забарахливший, возвратить к работе... -- Ах, отчего уже не коммунизм? -- До коммунизма тут не доживете!
Механик Коля, вижу, -- «оптимист»!... Но он в попытках наших – наблюдатель... Он молод, обаятелен, речист... А в технике – ни в зуб ногой... Создатель,
Зачем тогда механики нужны? Какая польза от него, бедняги? Иди в контору, протирай штаны... Сквозь зубы матерятся работяги...
Я тоже тут – пришей кобыле хвост: Помощник машиниста -- на подхвате, Но у меня и не сержантский пост, Что надо – подаю... -- Зубило? Нате!...
Как будто кто его заколдовал – Казалось, уж проверен до шурупа – Изъянов нет... Но катится в провал, Едва заводят двигатель... Как глупо,
Мы тратим время и усилья зря... Давно бы отвезти его на свалку, Но нет согласья «бога и царя» Конторы это «чудо» в переплавку,
А нашу всю бригаду – в слесаря, Пока с завода не доставят новый... За новый всей душой благодаря, Трудились бы – не только за целковый...
Но есть у нас Герой и Депутат – Иосиф Афанасьевич Галенко... Ему, Герою, каждый год подряд С завода новый шлют... Ну, хоть маленько
На новом поработать бы и нам... Но мы не депутаты, а ... отбросы.... И воскресить пытаясь ветхий хлам, Невольно задаем себе вопросы,
На кои нет ответов... Дотемна Мы бьемся, но проклятый экскаватор Работать не желает ни хрена... Нет смысла в жизни... То есть, хреновато...
А что нас держит в этой колготне? Кого квартира, а кого – зарплата... Чего ж в безумье этом нужно мне? Романтики? Ее греби лопатой...
Я трудности преоделеть мечтал, Но не всегда они преодолимы... Не отступаю, хоть уже устал Бессмысленно трудиться... Были б зримы
Трудов моих итоги, может стал И я бы вскоре асом и Героем... Ведь вправду я о подвигах мечтал... Мечтал гордиться: дескать, мы построим
Крупнейший горно-рудный комбинат, А трачу жизнь бессмысленно и зряшно... Но не могу оставить тех ребят, Что бьются с монстром истово и страшно –
У них, увы, альтернативы нет: Семейные – квартира и зарплата... И разбираем снова – полный бред... Но я не предаю своих, ребята!
Не предаю товарищей в бою, Не изменяю Вере и любимой, Себе не изменяю, суть мою Переиначить можно лишь могилой...
Пусть я и недалекий и тупой, Что с этим сделать? Я таким родился... Пусть я устал – и хочется домой, Пусть страшно тяжело, горжусь, что влился
В бригаду – и товарищи мои Меня своим воспринимают, равным... Свети, любовь, мне издали, мани... Когда вернусь к каштановый, дубравным,
Акациевым паркам и садам, Узнаешь ты, что я пришел с победой... И ни одной минутки не отдам Из всех, что бился с монстром... Не посетуй,
А просто, если можешь, то дождись – И я вернусь с ремонта, точно с фронта... Мы все же одолели, прорвались – Он заработал... Нет, представьте, -- он-то...
И Федя роет обводной канал... Порою и меня за рычагами Увидела бы... Я не сплоховал... Наш «атомный реактор» над снегами
Неторопливо пятится назад, А впереди ложится ровной призмой Канал... Лет может через пятьдесят, Во все, что назовут моей харизмой,
Войдет воспоминание о том, Как мы превозмогли, преодолели... Одно преодолев, и все пройдем Препятствия к пока неясной цели...
Пока мне не дано себя понять: На что я годен? Где мои вершины? Тебя, конечно, хочется обнять, Но нужно, чтоб у каждого мужчины
Была такая в жизни высота, Чтоб им иогла любимая гордиться.... Стихи? Они покуда лищь мечта, Моя, слегка подсиненная, птица...
Я возвращаюсь в Черновцы весной... В зеленом, как весна, плаще-болонье... Любимая, ну, потолкуй со мной! Ведь ты же знаешь: у тебя в полоне
Моя неочерствевшая душа... Любимая, о как же ты прекрасна! Опять тобой любуюсь, не дыша, А сердце бьется горестно и страстно...
Луна третья – над Хмельницким.
* * *
Старая яблоня, столик расшатанный, Двор невеликий в объятьях квартала... На волейбол, на стхи и на шахматы Тихого дворика раньше хватало... И на акации в пышном цвету, Чтоб потом вспоминать и тужить.. Хватило на красивую мечту, А ее – на всю большую жизнь...
Будто про детство рассказ без названия Или о юности кинокартина... Чтобы вступить на дорогу мужания, Тихого дворика тоже хватило... И на разлуки, зовущие в новь, Чтоб судьбу, как удастся, сложить... Хватило и на первую любовь, А ее – на всю большую жизнь...
4
Я, первый раз назначенный в наряд, Дремлю у ротной тумбочки дневальным... Спаси Господь – суровый бросит взгляд Дежурный офицер – сочтя нахальным,
Тотчас меня отправит на «губу»... А бодрствовать недостает силенок – И отключился... Словно бы по лбу Кто треснул: не могу еще спросонок
Понять, где это я и что со мной... Но слышу: приближались торопливо Шаги... Встряхнул гудящей головой – И встал «во фрунт»... А через миг – крикливо:
-- Не спишь? Ну, то-то! -- Хилый Товстоног, Старлей и замкомроты, перестарок – Уже из деда сыплется песок -- По-фронтовому жесткий – не подарок,
Окинул строгим взглядом... Повезло! Проснулся за секунду до подъема... -- Подъем! – и все в движение пришло. Он засекает время. Здесь – не дома –
Минута -- выбегают... Голый торс, А на плацу наверно минус двадцать... По счастью хоть сегодня этот форс Меня минует.. Завтра, может статься,
Чуть потеплее будет на плацу... В казарме полчаса не потревожат – И у меня улыбка по лицу... Приснилось то мне, что уже, быть может,
Вовек не повторится наяву... Нырнуть бы в сон опять, хоть на минутку... Я в Черновцы вернулся – и живу Все в тех же грезах... Снова -- не на шутку --
Мне душу бередишь и бередишь... Смирился с незадавшейся судьбою... А ты горда – и даже не глядишь И в самом деле – кто я пред тобою?
Стесненно неуклюжий, как мешок, Дундук, бирюк, невежа и невежда... Вдруг подойду – презрительный смешок В ответ – и что тогда? Прощай, надежда?
Но с мужеством собрался – и купил Билеты – ожидался Магомаев... Потом немало дней в себе копил Отвагу... Подошел... Не понимая,
Глядишь – чего, мол, надо от тебя?... А мне любовь гортань перехватила... Буквально... И превыше сил любя, Косноязычно, тупо и уныло
Сиплю, что, дескать, пригласить хочу Тебя на Магомаева... Согласна?... Не отвечаешь... Во дворе торчу... Давид Острицкий так играет классно –
На зависть – в шахматишки... Я – тупой, Я, не умея, даже не пытаюсь... Беспалый Мишка поражал игрой На старенькой гитаре... Тоже маюсь:
Гитару не сумею одолеть... Зато пою под Мишкину гитару О главном – чтобы сердцем не стареть – Еще и рановато... Мне б на пару
С тобой дуэтом... Может быть, потом, Когда нибудь, когда я поумнею И осмелею, мы еще споем... Пока же я перед тобой немею...
Я на тебя не поднимаю глаз.. А сердце – вверх и вниз, сбиваясь с ритма... И вот – сложилась в строки пара фраз... Какая, кстати, к слову «ритма» рифма?
И вдруг... Ты подошла ко мне сама... Ты говоришь, а я не понимаю... Я просто ошалел, сошел с ума... -- Когда концерт?... Ну, тот, где Магомаев?
Я лишь молчу, опять замкнуло речь... Ты говоришь со мною! Это – чудо!... -- Наверно я пойду с тобой! – Извлечь Из слов мне смысл не удается... -- Люда!...
-- Но... Только к маме ты зайди сперва – И попроси, чтоб разрешила мама... Кивнул : -- Само собой! – Но голова – Закаруселила – ведь просто драма:
Я трушу... Да, представьте, я боюсь... Ведь мама же не чья-нибудь, а Люды! Вдруг что не так – стыда не оберусь... Но обещал... Страшат и пересуды...
Я, вроде бы, из возраста ушел, Когда дразнилка «тили-тили тесто» Могла меня задеть – женился, мол, Семен – жених, а Людочка – невеста...
О том, что «С» + «Л» равнялось – «Л» -- Давно в подъеде пишут уравненья... Я к ним привык... Ну, а сейчас вспотел – В твой дом вступаю в страхе и сомненье...
Подстрижен я и в чистое одет, Как если собирался бы на плаху, Мыски сияют новеньких штиблет... Вздохнув, еще раз оглядел рубаху –
Звоню... Не сразу отворяешь дверь – И исчезаешь, указав дорогу... Семь бед – один ответ... А что теперь? Да поздоровайся, ну, что же ты, ей Богу!
Ну! -- Здравствуйте! -- Ну, здравствуй, проходи! Ты уезжал куда-то, верно Сеня? -- Да!... Собственно... (теперь не начуди) – Пришел у вас просить я позволенья...
Приехал Магомаев в город наш... -- Я знаю... Ты уже купил билеты? Ведь, говорят, большой ажиотаж? Он популярен, верно? Ну, и?... -- Это...
Позвольте мне Людмилу пригласить! Оценивает взглядом: а достоин? Гляжу в глаза – неужто погасить Захочет чувство? Я над ним не волен...
-- Ну, хорошо, сходите... А твоя Не станет возражать походу мама? -- Конечно, нет! -- заулыбался я. -- Ведь я -- не мальчик. Я же взрослый! -- Прямо!
-- Спасибо! Ну, тогда уж я пойду... -- Ты можешь приходить к нам, если хочешь... Смущаюсь... -- До свиданья! Как в бреду, Поплелся уходить... А ты хохочешь –
Тихонько, еле слышно, шепотком... Лишь пальчиками мне: «Прощай! – махнула... И будто обварила кипятком – Неужто так смешон? От чувств разгула
Иду, собой не властвуя, вразнос... За что мне это наказанье, Боже? И радостно – и горестно до слез... Но выдержал экзамен я, похоже?!
...Амфитеатр лишь кронами укрыт – Мне радоваться даже не по силе... Я более, чем счастлив, я убит... Ты рядышком – и нет тебя красивей...
А то, что выпевает там Муслим, Лишь звуковое обрамленье счастья... И – «не спеши» -- неслышно вслед за ним, -- «Когда глаза в глаза» -- пою – во власти
Немыслимого чуда на Земле, Обыкновенное такое чудо: Улыбка обращенная ко мне, И смех твой звонче песни... Люда... Люда!
Не знаю, что потом пошло не так: Ты стала вдруг дичиться, сторониться... Обидел чем-то? На родных устах – Суровость... Ну, а мне – хоть застрелиться.
Неясно мне, откуда взяться мог Так щедро источаемый тобою В мой адрес убивающий ледок... И вот опять, не сговорясь с судьбою,
Помчался я в другие города, Вновь трудностей ищу и исцеленья... Мечусь то вверх. то вниз, туда – сюда, Но не дает мне Киев избавленья,
И Северодонецк мне не помог, Не помогли ни трудности ни риски... Но вот пришел солдатской службы срок – И я острижен наголо... Хмельницкий...
Воспоминаний взятых наугад... Несется через голову цепочка... Призывников собрал военкомат – Здесь завершаться всем надеждам. Точка!
И нам дает команду Товстоног На построенье у военкомата... Выходим, а напротив... Я не мог Поверить... Ты! Ты просто шла куда-то –
И даже не заметила меня... Прошла прекрасным миражом... Исчезла... И кончено... Ах, для чего, -- казня, -- Мне в душу ты – неизбавимо – влезла?...
Луна четвертая – над Москвой
* * *
Город Не зря, точно в зеркало, в сердце мое глядится: В сердце Огни его окон, созвездия и сады. Снится Широкие крылья раскинув, летит этот город-птица, Летит над Землею и ищет повсюду Мои следы.
Снятся Игрушки-дома под оранжевою черепицей, Синий Трамвай-торопыга, слезинкой текущий с холма. Память, Открыткою, в книжке забытой, лежит до поры, таится, Отрадрою детства душа неизбывно Полным-полна.
Память Вразброс разноцветные переберет картинки, Вспыхнет В дурмане акаций бессонница звонких зорь. Зыбко Сады золотятся в сентябрьской прозрачной дымке – И поезд надежды увозит из детства За горизонт.
В детство Однажды вернемся мы в будущем воплощенье. Город Вновь примет в объятья надежд моих и дворов Встретим Душой просветленной простое его прощенье – И вновь унесемся на крыльях манящих Семи ветров...
5
Цыганка мне сказала: ты ушла, И мне любовь иную нагадала... Но ты в душе по-прежнему жила И ни за что ее не покидала...
Намеком, что должна ко мне прийти Любовь иная вскоре – неизбежно – Похищены стихи – уж ты прости -- В которых и восторженно и нежно
Тебя я неумело воспевал... Те, первые стихи всего дороже: Еще я так коряво рифмовал, Но от души... Тот странный вор, похоже,
Был изврашенец: новенький костюм Не тронул, а унес мои блокноты – И горько и досадно: светлых дум Сияние унес... У идиота
Воистину с мозгами нелады... Луна, как нимб злаченый над «высоткой»... Мне тесно в Черновцах... Людмила, ты Исчезла с глаз.. Была такой короткой
Страница обещания любви: В трехдневный отпуск из «рядов» отпущен – И я с тобой впервые виз-а-ви: Глаза в глаза, уста в уста... Насущен
Вопрос о чувствах... Мне глаза не лгут, Я верю: не обманывают губы: Они же любят и ответной ждут Любви моей, а не моей погубы...
Но что опять не так? Ответа нет... И ты исчезла, будто испарилась... Куда? Зачем? Неведомо. Привет! А может, вообще ты мне приснилась?
И я спасаюсь от глухой тоски В Москве под шпилем университета... И у вокзала на виду Москвы Цыганка просит мелочь, а за это
Гадает... -- На любимую, врага? -- Любимую... -- На Люду? – Поразила Догадкой: как ей знать, что дорога Мне ты, чье имя душу занозило...
И вот она вещает, что ушла Ты из судьбы моей – и нет возврата... В цыганке ни сочувствия, ни зла, Ей будто даже малость скучновато:
Наверное, не первая судьба Вычитывалась ею в тайной книге, А у меня – холодный пот со лба: Ушла – и нет возврата. Точка. Nihil!*
*Ничто (лат).
И словно бы с собою унесла Мою, тобой отравленную, душу. Куда ушла и почему ушла? И нет надежды и звучит все глуше
За дальней далью твой чудесный смех... И как мне дальше жить – не понимаю. Ведь ты была единственной из всех – И нет тебя. Не будет. Отнимают
Мечты о счастье. Просто ты ушла – И, значит, счастье мне уже не светит. Ушла – и за собой мосты сожгла... Должно быть, полагала: не заметит...
Как не заметить, ежели была Вся жизнь моя в тебе, вся без остатка? Всю жизнь перечеркнула мне, ушла... Так из кино выходят без оглядки,
Где на экране кто-то тосковал, От безысходной боли лез на стены... А зал о постороннем толковал И пропускал волнующие сцены...
Мне на пять лет подарена Москва, Которая слезам отнюдь не верит... И незаметно ниточки родства С ней завязались... Может быть развеет
Она мою великую печаль... И может быть, найдет тебе замену – Незаменимых нету, мол... Едва ль... Нет заменимых... Ночь, гаси Селену...
«Проходит все...», -- за стенкою поют Сверхмодный шлягер пьяные студенты, -- «Проходит жизнь...» Проходит... Не дают Уснуть воспоминанья, сантименты...
Луна пятая – над Новосибирском
* * * Диалог продолжается тысячу лет. Крик и шепот... Молчанье... Души твоей свет.. Я не вечен, увы... Но за гранью судьбы Донесутся к тебе мои зовы-мольбы.
Чей я был, чьим я стал -- не гадай и не спорь, Знает истину истин один лишь Господь, Если даже в реальности -- больше не твой, Ты за мною последуй -- возьми -- и присвой!
Только верь не колеблясь, до дна, до конца... Безоглядная вера спасает сердца. Помнишь, девочка в старой Каперне жила, Та, что верою в сказку любовь обрела?
В алый парус-мечту озаренно одет, Вдохновенно летел ей навстречу «Секрет»... -- О, Ассоль! – Я взываю в сердечной мольбе, Предаваясь мечтам не о ней -- о тебе...
6
Теперь ты знаешь, что с недавних пор С дипломом МГУ – в Новосибирске Я – новоиспеченный репортер На радио... Судьбы зигзаги быстры...
Пижоню... На симпозиуме я Собрал в кружок поляков, чехов, немцев, Толкую о загадках бытия – И сильно удивляю чужеземцев
Владеньем языками их... Дают Мой репортаж в вечерней «Панораме» -- Я наслаждаюсь, слушая мою Абракадабру в новостной программе...
На радио записку нахожу. В ней: «Позвони!», -- и номер телефона... Вращая диск, те цифирки ввожу... Гудки... И вдруг... Я слышу изумленно
Твой голос... Невозможно! -- Это я. Ты не ошибся. Я – в Новосибирске... Зачем опять с тобой судьба-змея Свела? Ее коварные изыски
Всю всколыхнули боль... Со дна души Она взметнулась... -- Встретимся? -- Конечно!... Глаза – в глаза... Душа моя, спеши Понять, что мне сейчас сияет встречно:
Любовь? А как мне хочется любви! Она не утонула, не погасла... И снова ты со мною виз-а-ви – Ирония судьбы? Покою назло
Шагнул навстречу – радости ль, беде – Бог весть... Приму , пусть даже и нелепый, Заведомо печальный – по звезде, По гороскопу – неказистый жребий...
Я приглашен тобой на Новый год В рабочую общагу... Всех подружек По комнате на праздник заберет Любовь... -- Чай, кофе? -- По глотку из кружек
И сделали всего-то... Долго пьем, Неутоленно, горько – поцелуи, В обьятьях замираем на твоем Казенном ложе... Замираем... Ну, и...
-- Нет, не хочу, не надо! -- Почему? Ведь ты меня уродуешь отказом! Какому наважденью и клейму, Обязан? Видно, тайной порчей, сглазом
Мою судьбу порушили враги, А может постаралась та цыганка? -- Так объясни мне, милая, не лги... А на душе так мерзостно и гадко...
На стуле недопитый кофеек Едва не опрокинут мной... Бегу я... Сам на себя ворча, как злой щенок, Сам о себе ехидно комикуя,
Все дальше убегаю... Ну и все. Мне без любви скитаться в одиночку. Отныне я не попаду в лассо Несбыточных иллюзий... Ставлю точку...
Луна шестая – над Нью-Йорком. Эпилог
* * *
С последнею горстью махорки Однажды я вышел в Нью-Йорке – Звучал упоительно джаз. Плыл август над знойной лагуной – И сладкая «Кварде ке луна»... Слезу выжимала из глаз...
Я давнюю боль убиваю И я от себя убегаю – Меж мною и мной – океан... Свой лик покажи мне, фортуна! Тягучая «Квардэ ке луна» Меня не возьмет на кукан...
С души скину горькие гири Мешающей жить ностальгии И встречу счастливый восход. Любовь улыбнется мне юно... Не плачь по мне, «Кварде ке луна» -- Я верю: удача грядет...
7
В Нью-Йорке я живу девятый год... Я прихожу под вечер на Бэй-Парк-Вэй В тенистый сквер, где «бывший наш народ» С нешуточной одышкой и запаркой
Сгоняет променадами фаст фуд... Сентябрьский вечер... Душно... Очень жарко... Вот старички на лавочке поют Аккордом по-грузински... Светит ярко
Над парком небывалая луна... И сам себя экспромтом развлекает Саксофонист в аллее допоздна. И саксофон знакомо выпевает
«Московских окон негасимый свет...» Огромный диск Селены серебрится. На диске виден чей-то силуэт – Тебе Селена не дает забыться....
Ну, как ты там сегодня? Как живешь В стране берез под властью капитала, Где продается все за медный грош, Где беспредел с разгулом криминала?
Как выживаешь в этой толчее? Я верю, что над красотой твоею Не властны годы – на твоем челе Нет ни морщинки... До сих пор болею
Тобой... Неизлечим души недуг – И не найдется для тебя замены... При аксакальском возрасте ашуг Галлюцинирует на свет Селены...
Мне самому смешно – и не смешно... Жизнь поменяла все ориентиры, Осталось неизменным лишь одно: Любовь в моей душе... Ее хватило
На впопыхах растраченную жизнь. Догадка: на две, может – на три жизни.... Душа моя, покуда задержись В текущем воплощении... На тризне
Едва ли будут сказаны слова О том во мне, что было смыслом, сутью... Я знаю, вскоре – через год иль два Я возвращусь, чтоб снова полной грудью
Принять в себя – и выдохнуть любовь... Я верю, что в грядущем воплощенье Тебя, моя печаль, я встречу вновь Для радости с Его благословенья...
* * *
В парке Шиллера шелест акаций, А из парка мне виден балкон, На котором должна показаться, Та, в кого я так странно влюблен. Я дождусь, достою, домечтаю, Допечалюсь - и наверняка Через годы разлуки узнаю Олененка с ее свитерка.
Припев:
Люда Еремеева..., Киевская, 9..., Время перемелет все в серую муку... Отчего ж вне времени, на любовь надеясь, Я в мечтах навстречу ей бегу, Я в мечтах навстречу ей бегу...
Эта девочка в сердце осталась Болью воспоминаний и снов, Значит, юность со мной поквиталась, Сохранить не сумевшим любовь. Ни засохший цветок, ни записку... Только памяти горестный бред: Я слоняюсь по Новосибирску, Чтоб увидеть в толпе твой берет.
Припев.
Отвыкаю локтями толкаться, Отпускаю на волю года... Мне под сень черновицких акаций Не вернуться уже никогда. Я однажды совсем успокоюсь. Над Нью-Йорком утихнет гроза... Мне бы только услышать тот голос, Посмотреть напоследок в глаза.
Припев.
И это тоже о тебе...
Повесть первой любви*
Начинается втайне Такая простая историйка О девчонке и парне Из провинциального дворика. Я не стал бы делиться -- Зачем обнажать сокровенное? Но она повторится В судьбе чьей-то юной наверное.
Припев:
Мы играли с ней в прятки у нас во дворе... Вдруг любовь разбудила меня на заре. Я влюблен, а признаться в любви не могу... Образ девочки Люды в душе берегу.
Прогудел длинный поезд, Поплыл по дороге мужания... Строчки грустные в повесть Готовы вписать расставания. Юность песней взовьется, Подай ей дела и события... И грустить остается Книжонка, на полке забытая...
Припев:
Навещает с метелью мороз в декабре, Снег не тронут следами у нас во дворе... Где мы тропки протопчем на чистом снегу? Сколько выпадет встреч нам на долгом веку?
Мы у Бога попросим – И снова под звездами вечными Незнакомая осень Одарит внезапными встречами. Неслучайные встречи На трудной дороге мужания – Негасимые свечи – И столько в душе обожания...
Припев:
В повесть первой любви не войдет эпилог... Пусть не знаем пока, на какой из дорог Будут новые главы в нее внесены, Про счастливые встречи грядущей весны...
* Этой песне по меньшей мере сорок лет. Она мною давно забылась, как почти все первые давние совсем еще неуклюжие стихи. Но вот – словно бы воскресла, вернулась из небытия. Наверное в этом есть некий сакральный смысл – и я включаю ее в коллекцию текущих произведений...
Черновцы
Черновцы… И бросает в дрожь, Наплывает мираж рассветный… Этот город был так хорош! Но любовь была безответной…
От Рогатки и до Прута Я проехал сто раз в трамвае… Каждой улочки красота – Неподдельная и живая.
Мы с ребятами вечерком «Прошвырнемся» по Кобылянской… Каждый парень мне был знаком, Взгляды девушек грели лаской.
И лишь тлько она одна, Та одна по которой сохну. Безразична и холодна… Что же я – нелюбимым сдохну?…
За какие ж мои грехи Наказание – нелюбовью? Пробудились в душе стихи, Пропитались тоской и болью.
А она не могла не знать, Как я ею свето болею.. Я из школы ее встречать Прибегал и ходил за нею.
И украдкою точно вор, Что к сокровищу подбирался, Из окошка глядел во двор, Красотой ее любовался…
… В этом месте – крутым пике Наша улица шла на Рошу. В парке Шиллера, в уголке, Непокорный вихор ерошу:
Может, выглянет на балкон Эта девочка –ненаглядность… И клокочет живым комком В сердце нежность – и безотрадность.
Черновцы мои, Черновцы – За туманом, за океаном… Разлетелись во все концы— И обратно нельзя туда нам,
Где в окошечке огонек Был манящей звездой земною… Город юности так далек, А любовь та всегда со мною…
Люда
Шелухой подсолнуха улица усыпана, По карманам семечек, как у дурачка… А любовь-то звонкая горечью напитана, А вокруг-то девочек, но в душе -- тоска.
Ты, душа ранимая, за тоску прости меня: Незадача с выбором, вот уж сплоховал – Ведь она, любимая – нежная, красивая, Я же грубо выделан, я не идеал.
Мне гундят приятели, мол, не вышел мордою, Чтоб дружить с Людмилою, дескать, простоват: И не обаятелен, и одет не в модное… А любовь – лавиною, я не виноват.
Я стою на лестнице у окошка мутного, А внизу под яблоней, ясно кто – она… Что за околесица? Хоть чего бы путного -- Рифмами да ямбами голова больна…
Вот и вся история – ничего хорошего. К горестным бессонницам душу приготовь… Вовсе невеселая, в плен взяла непрошенно, Первых рифм пособница – первая любовь…
ЧСТ
Рассказать ли вам о тех, о ком Есть в душе в душе воспоминания? По утрам я мчался в техникум, Как несутся на свидание.
Превращали здесь кого – в кого? Расспросите поседевших нас, Как на улицу Котовского Мы летели в Цили Львовны класс…
Потому что математика – Мамой всех наук пристроена А ленив – не мать, а мачеха – Та наставница престрогая…
Были мы уже степеннее, Чем простые старшеклассники, И была у нас стипендия… Дни степешки – наши праздники.
Знали цель: попав в рабочий класс, После вырваться в начальники… А учили-то, учили нас Гениальные наставники.
До сих пор в мозгах колышется Это знание надежное Вроде физики от Лифшица, Воздадим Иделю должное.
И остались не ошметки в нас От учения нехилого По черчению – от Жметкина, Сопроматчика Кириллова…
Мы те знания не пропили, Что так трудно шли к извилинам, Даже те, что не по профилю – И они судьбу творили нам…
И в мои (за курс ответчика) До сих пор в мозги врезаются Строки Пушкина от Федченко, Крепкий «дойч» от Нонны Зайцевой…
Каждый здесь свое осиливал По судьбе, а для примера вам, Скажем, -- пение Васильева И стишата Венцимерова.
Я пошел по той по тропочке, Пусть она не столь и хлебная, Под рукой Вилорк Петровича, С поощренья Нонны Глебовны…
Золотая строгость Гольдина И оркестр с трубой Маргулиса – Все вошло в понятье – Родина – И вовеки не забудется
Где теперь друзья-наперсники, С кем мы ездили на практики, Сочиняли наши песенки, Отмечали наши праздники?
Где она, та невозвратная, Темно-русая красавица? Жизнь подходит предзакатная А любовь моя не старится…
Груз потерь оплачу, оплачу, Годы – черно-белым тельником… Мой поклон Георгий Палычу, Что меня зачислил в техникум…
Видеокассета из детства
В том городе, где отзвучал мой смех, Куда судьба вернуться не пускает, Живет, вообразите, человек, Который обо мне чего-то знает...
Он тянет свой житейский трудный воз, Тот человек, мне незнакомый Леня.... Но вот Господь с оказией принес Мне от него и я держу в ладонях ...
Зачем ты так потратился, чудак? Камкордер на последние... Ну, Леня... И в сладких снах о детстве и в мечтах Не ожидал... А ты-то сам хоть понял,
Кто вел тебя в тот дом, где скудно рос Давным-давно я в жуткой коммуналке? Зачем тебе все это – вот вопрос? Печальны эти кадрики и жалки...
А посреди двора еще стоят Все тот же столик с лавками – гляди-ка! Да только не собрать за ним ребят – Кто – где, кто с кем... Орфей и Эвридика
Не получились из меня и той, Чей нежный образ и поныне в храме Души моей сияет красотой... Любимая, что встало между нами?
Ах, Леня, что ж ты делаешь со мной? Зачем разворошил мои печали? Там был мой дом – и я хочу домой, Была любовь... Была любовь... Была ли?
Ты, Леня, вижу , любишь город наш... И это чувство вместо режиссера Выстраивает светлый репортаж.. А посчитать – так лет, пожалуй, сорок
Я не был в этом городе, а ты... Ведь ты же, Леня, просто истязатель: Извилистые улочки, мосты... Кто это рассказал тебе, приятель?
В бреду любовном, я по ним бродил, Шептал... Да нет – кричал – родное имя.... А ты... Неужто ты за мной следил? Идешь – точь в точь – маршрутами моими...
А вот за это – мой тебе поклон -- Мои учителя, по счастью, живы... Кто подсказал, как догадался он – Взять интервью у тех, кого должны вы –
Знать: первых вдохновителей моих, Благословивших на судьбу поэта?... Как радостно опять увидеть их! Спасибо, незнакомый друг, за это!
... В судьбе не лучший выдался октябрь -- Болею... Неприятности – до кучи... Спасибо, Леня, дорогой... Хотя б На миг рассеял грозовые тучи...
14 мая
«У тебя день рожденья... У тебя – день рожденья! Голос сердца высок в унисон с мирозданьем... Только ты извини, что мои поздравленья Донесутся к тебе, может быть, с опозданьем...» Да с каким небывалым! Сорок лет просвистело. Я шептал те слова до побудки в казарме. И с тобой говоря, над тоскою взлетела Песня юного сердца, подвластного карме. Было много катренов, неумелых, корявых, Самых первых, твоей красотой вдохновленных. Плыл по морю любви неказистый кораблик... Путь в поэты – удел безнадежно влюбленных. Я искал вдохновенье под московскою звездою... Из общаги воришка унес мои «перлы»... И взнуздало мне душу холодной уздою, И покинула муза с пропажею первых... Даже вспомнить не мог их, полинявших в блокнотах... Кем он был, тот несун? Провозвестником кармы? Может чудо Господне подвигнет кого-то Отыскав, переслать те блокнотики в дар мне... Пролетел пол-планеты я с тобою в «заначке» -- И внезапно воскресли стихи, возвратились, Вдруг очнулись от долгой, томительной спячки – И сияньем небесным в душе озарились. Неизменно рифмуется в душе, неразменно: То же чувство, что с чистым алмазом сравнимо, Тот же образ – единственной в мире, бесценной, Навсегда безоглядно, бессмертно любимой... Славлю майский денечек – плыл в сирени и в солнце... Славлю: «Вот она я – полюбите младенца!»... Представляю: лежишь нагишом у оконца – Существо-божество – поперек полотенца... Пролетит поздравленье, прозвенит над планетой, Голубком сизокрылым подсядет к окошку... Что под спудом в душе притаилось, поведай: Ты-то как? Ты любила меня? Хоть немножко?...
Содержание
Пролог Луна первая – над Черновцами. Луна вторая – над Криворожьем Луна третья – над Хмельницким Луна четвертая – над Москвой Луна пятая – над Новосибирском Луна шестая – над Нью-Йорком. Эпилог
... И это тоже о тебе
Повесть первой любви Черновцы Люда ЧСТ Видеокассета из детства 14 мая
(Последняя страница обложки) Цена: БЕСЦЕННО!
Фотография: Черновцы с высоты птичьего полета. Подпись:
Город Не зря, точно в зеркало, в сердце мое глядится: В сердце Огни его окон, созвездия и сады. Снится Широкие крылья раскинув, летит этот город-птица, Летит над Землею и ищет повсюду Мои следы...
Postscriptum:Этой книжечкой автор прощается С той единственной в мире, кому Эта книжечка и посвящается, Освящается... Быть по сему!
Семен Венцимеров
|