Выстрел рождает гулкое эхо, которое оседает на пыльных листьях не мгновенно, а немного спустя, как по капле кровью сочится любой порез. Твое платье похоже на плотную, желанием сотканную паутину, без рукавов, словно шелк продаваемый старым турком в товарно-безвольный отрез.

На прилавок жизни скупой торговец, словно рыбу из сети вываливает горки звезд. Я бы мог украсить ими твою обнаженную спину, но как художника меня никто не воспринимает всерьез. И правильно, кисти и краски не мой конек, и ваять тела из гранита и глины не сподобил меня Господь. И если бы не папирус да маленький пузырек чернил, то пришлось бы жить и кормить тебя сказками, что фактически значит впроголодь.

Уходя словно в полдень тень, ты оставила мне всю сырость простыней и пустых глазниц, я пытался напрочь забыть твой ностальгически-четкий образ, но он словно вредный, извечный лакмус, проступает на фоне встречаемых мною лиц.

Вчера я окрикнул тебя внезапно, тем странным голосом, что похож на старый потрепанный веник, забытый памятью в пыльном углу. На меня глядя, как на сумасшедшего, мимо шли, торопились люди. Куда? Похоже каждый в свою нору.

Миновал четверг и я всё забыл, я забыл твой глубокий голос и нежность рук, как во вторник забыл твоих губ неземную сладость и твоих безумных желаний хаос, что царил вокруг.

Мне конечно плевать на твой стон в простынях укрытый, я совсем не помню твой смех, позабыл цвет глаз. И уже не нужен мне бархат кожи и твоя волшебная ласка фраз.

Я совсем безразличен к себе и уткам, что кормлю тишиной и болью в ночном пруду. Я не пью, не читаю Есенина проституткам, не гуляю с соседской собакой, хотя могу.

В общем все хорошо, с каждым годом лучше, я сменил телевизор и купил авто. По субботам хожу в спортзал — разминаю спину, в воскресенье пиво, потом кино.

Вот такие дела. Оптимизм и вера — равносильный обмен на души протез. От тебя ответа не жду и сам больше писать не стану.

До свидания.

С прошлой любовью,

С.