Что было в прошлой жизни, кроме темноты?*

-c1. Потому что я помню только кромешную тьму. Никакого огонька, ничего такого, за что мог бы зацепиться глаз (а нет ничего страшнее для художника, чем полная тьма; хотя мне не понять, я не художник). Да и не только глаз, как будто я висел в пустоте, не чувствовал опоры ногами, а руки болтались, подобно плетям, бескостные, сделанные из мягкой пористой резины (а нет ничего страшнее для скульптора, чем отсутствие рук; но мне не понять, я не скульптор). Что было там, если я ни до чего не мог дотянуться, если все, чем я довольствовался – это непонятные бесформенные пятна, порожденные измученным темнотой воображением? Ответ достаточно очевиден, и даже озвучивать его кажется в какой-то степени кощунством; ответ «ничего». Ничего не было в прошлой жизни, кроме темноты. Как будто и меня тоже не было, вообще-то. Расскажу я, пожалуй, такую историю.

→ c0. Случилось так, что первым переживанием жизни этой стал слепящий свет, ворвавшийся в голову, и звуки, звуки, и дикая сила притяжения, и холодно было очень. Меня вдавило в пол, но кто-то заботливо подставил табуретку, я сел, и под локти усердно прыгнул кухонный стол с бутылкой подкисшего пива, а напротив образовалась выдумщица Лена, ковыряющаяся в зубах сточенной спичкой. Она смерила меня карими глазами, как штангенциркулем, и рассказала такую историю.

→ c1. Выходя утром из парадного, она невзначай пнула банку из-под кофе, которая оказалась самопальной бомбой. Естественно, сотрясение оболочки привело к детонации, и рвануло. Заряд был небольшой, и поэтому Лену не разорвало на куски, а всего лишь лишило ноги. Слава богу, шок, и боли никакой; она не орала на всю округу, как бешеная кобыла, а тихонечко подняла оторванную конечность, села на скамейку и заплакала. На грохот взрыва прибежал полицейский; он увидел Лену, сидящую на скамейке с ногой подмышкой, и его стошнило. Достав рацию, он что-то в нее сказал (Лена не слышала, у нее заложило уши, и тонкий звон глушил все), а потом сел рядом с ней. Помолчали; полицейский рассказал такую историю.

→ c2. Утром он еле-еле сумел проснуться. У них в отделе принято пить не позже восьми вечера перед службой. То есть даже очень сильно приняв, но закончив пить в восемь, можно хорошо проспаться, и с утра не только не пахнуть, но еще и бодреньким быть. А вот он как-то неожиданно напился до чертиков в три часа ночи. И, понятное дело, хреново было утром. Он даже думал, что стоит позвонить на работу и сказаться больным. Потому что приходить в участок с душком – не лучшая рекомендация. А тут еще дни жесткие, начало осени, много убийств, надо быть начеку, раскрываемости способствовать да мундир не срамить. Не одобрят в отделе, ох, не одобрят. Но он все равно пошел. И почти пришел, да вот взрыв этот. А когда шел, встретил знакомого бомжа, который много раз работал на местное отделение как внедренный покупатель наркоты. Там да сям по мелочи помогал доблестной полиции. И вот бомж рассказал такую историю.

→ c3. Когда-то давно он, бомж этот, был промоутером компании по производству слабых антидепрессантов. Надо сказать, работенка была не пыльная, только платили мало. Антидепрессанты имели побочное действие. При трехкратной передозировке начинались галлюцинации, и ощущения появлялись новые; поговаривали, что происходила подмена органов чувств, то есть человек начинал видеть ушами, буквально. Промоутеры между собой шутили, что женщины любят ушами, и поэтому их продукция – это неплохое средство для создания любви. Да, при передозировке женщины становились очень падки на мужчин, так что доля истины в этих шутках была. Одна «сестра по цеху», Инна, очень любила воровать продукцию и все глубже уходила в бездну неизвестного. У нее пропадало понимание, где реальность, где иллюзии, и все чаще она впадала в непонятные депрессии, говорила мрачные вещи. Сослуживцы советовали ей завязывать, и она искренне соглашалась, что идея это хорошая, но прекратить уже не могла; и даже не в какой-нибудь там ломке дело было, нет – просто реальность казалась ей тусклой, работа не нравилась, с мужчинами не ладилось, да и вообще – все как-то было плохо, если не сказать хуже. Так она бежала от реальности, так она кричала в безразличный эфир о своей пустой жизни. А однажды она протрезвела, и, придя на работу, рассказала такую историю.

→ c4. В одном из бредовых кошмаров, когда Инна отчаянно не понимала, что это – жизнь или сон, явился к ней демон. Побродив по ее заваленной газетами квартире, он сел на кровать и предложил закурить. Инна закурила. Демон сказал, что хочет с ней немного поработать, вроде как у них там выставка намечается, ему надо скульптуру изваять; из гипса. Дельце плевое, да вот нужна модель. И Инна очень подходящий экземпляр. Инна покраснела, и высказала удивление – мол, как это так, почему вдруг она. Демон терпеливо объяснил ей, что давно уже наблюдает за ней. Что Инна красива. Что у Инны прекрасные глаза и нетипичная форма носа. Что же, сказала Инна, давай ваять. Демон попросил ее раздеться и встать под люстру. Потом исчез на секундочку (буквально: просто растворился в воздухе), но сразу вернулся с огромным куском мрамора. Инна удивилась – речь же шла о гипсе. Демон почесал затылок, и ответил, что с гипсом у него в мастерской туговато, зато мрамора – завались. Но это не страшно, мрамор тоже пойдет. И начал долбить по мрамору долотом, откалывая куски, исподлобья поглядывая на Инну. Она таяла от его быстрых, внимательных взглядов, и ей казалось, что эти взгляды проходят насквозь. Отсутствие одежды не ощущалось чем-то неправильным, тем более, что демону она не была интересна, как женщина, а вот душа как будто пыталась стыдливо закрыться от навязчивого внимания. Инна даже не поняла, когда демон закончил работу. Как странно, – сказала она, разглядывая результат, – ты говорил про нос, да глаза, а головы-то нет. Демон покивал, и сказал, что решил так же отломить руки и ноги, так будет интереснее и авангарднее. А потом рассказал такую историю.

→ c5. Была как-то у демона жена, у которой была голова. И все она головой этой делать умела. Думать умела, говорить умела, есть умела. А еще она хорошо умела головой бить. И колотила демона почем зря. А демон-то и ответить не мог, потому что – ну как же на женщину руку поднимать, особенно, если она дерется головой, да к тому же демоница. И вот однажды жена так долго била демона, что он даже что-то почувствовал. Понятное дело, чувствовать что-то, когда тебя бьют – не самое приятное. И решил демон с женой завязать. Отправил ее на курорт, а сам подготовил акт сдачи, да проконсультировался с юристом. Юрист объяснил, что жена – имущество весьма движимое, причем движимое, в основном, эмоциями, а значит, акт надо приберечь до поры, до времени. Опечалило это демона, но виду он не подал на всякий случай, кто знает этих юристов, что у них на уме. Припрятал акт за плинтусом, и стал ждать возвращения жены с курорта. И пока ждал, что-то его все коробило да беспокоило. Как будто упустил, не заметил чего-то. Уже перед самым возвращением жены, он понял, что именно: когда он прятал акт за плинтусом, на стене была маленькая дверца. Что она там делает – демон не знал, а ведь как-то совсем абсурдно, когда в доме у демона есть что-то, чего он не знает и не понимает. Найдя дверцу, демон ее приоткрыл и заглянул внутрь. За дверцей не было ничего, корме темноты; ну, почти ничего: посреди темноты висела одинокая фигура, глупо распахнувшая глаза и размахивающая руками, гибкими, как куски пористой резины. Демон подумал, что уже совсем все неправильно; чтоб как-то все исправить, он дунул в маленький дверной проем что есть силы. Фигуру моментально швырнуло прочь, и вскоре она полностью затерялась среди кромешной темноты.

→ res./rec.! Мир оказался связан по цепочке, и замкнулся на мне.

– Лена, – сказал я, – ты уверена, что все, рассказанное тобой имеет хоть долю истины? Ты сказала, что утром тебе оторвало ногу, но я же вижу, что все у тебя с ногами нормально.

– Я уверена, – убежденно ответила Лена. – Утро-то еще не наступило. Но я не Лена, почему ты меня так назвал?

– А кто же ты?

– Я Аня. Я тебя придумала. Очень хотелось с кем-нибудь поговорить.

– То есть меня не существует? – пиво оказалось кислее, чем казалось сначала. Я сдержал рвотный порыв. Лена-Аня достала ластик и потянулась к моему лицу.

– Нет, что ты, – прошептала она. – Ты существуешь. У меня в голове.

____________________________________________

* Была ты. Ты была всегда. Это аксиома.