2

Открылись Великие Семь печатей и из Долины Мертвых выехал Всадник. Не разбирая дороги, он поскакал в Никуда. Длинные белые волосы, которые издалека казались седыми, словно нити, развивались по ветру; темные, холодные и безжизненные глаза устремились в бесконечность.

Все живое, что встречалось ему на пути, падало замертво, если оно соприкасалось с его взором, который как шпага, поражал несчастного в самое сердце, но страшны были не только его глаза, но и тень, отлетавшая от его плаща. Все поражало, подобно молнии. Плащ был легок и черен, он опутывал плечи всадника как утренний туман.

Как лесоруб, оставляющий после себя кромку, опоясанную дремучими лесами, пробивал он дорогу в Никуда, среди гущи жизни, оставляя за собой серое, лишенное признаков жизни, пространство. Если на него пос4мотреть с высоты птичьего полета, то это будет прямая линия, похожая на канал на Марсе.... И в этой Великой Поступи не было даже намёка на выбор, на рассмотрение правоты и вины. Здесь правил случай, который подсовывал то, что было сейчас, под рукой, совершенно не догадываясь, что все из чего-то выходит, и во что-то заходит, а тот, кто попал под поступь Скакуна Всадника, получал Великое Избавление от страшно обязанности жить на земле. Ведь посудите сами, мои добрые читатели, спросите нас о том, хотим ли мы жить? Нет! Тысячу раз нет!

Нас швырнули на эту землю, не дав ничего, как это делают со щенками - бросают в воду и ждут, выплывут они или нет?

Каждый родившийся – это мученик, который по чьей-то, недосягаемой нашему пониманию, воле влачит свое убогое существование, чтобы потом с ним в муках расстаться, сожалея и радуясь прозрачной выдумке, что наша жизнь - поэзия... А она не поэзия! Она даже не проза, она просто рабство у тягучих будней. Как это не печально звучит, но это так. Если снять розовые очки и посмотреть на всё, то серое, что плотным кольцом окружает нас, станет грустно, а порой тоскливо.

Но насколько это легко написать на бумаге, настолько это тяжело в действительности. Всё Живое содрогнулось, оно закричало в ужасном предчувствии, неся свой крик к небесам, умоляя их остановить бег Всадника, пожалеть живое и дать ему корчиться в привычных неудачах и страданиях.

Но молчали небеса. Поэтому разрывал человеческую душу крик, проклинавший зло, хотя никто из живых не знал (да, наверное, и, увы, это так!), не знает, что такое добро!

Хотя с другой стороны было ясно, что никто из Кричавших не понимал, что тpуднo определить добро, но нельзя называть злом то, что приносит Избавление, а Всадник нес Избавление.

Никто не мог и догадаться, что в бесконечном не может быть конечного!