Яков Есепкин

Порфировые сильфиды

Помимо снега, врезанного в рунь,
Помимо вод небесного прилива
Ничто здесь не сохранно, вновь июнь
Поманит вечность роскошью порыва.

Весна, весна, легко тебе гореть
Над куполами, в мороке простора,
Сердец еще нетронутую треть
Клеймить сусальным золотом собора.

Иные в небесах мечты парят,
Другая юность в нети улетает,
Висячие сады пускай дарят
Листы ей, кои Цинтия читает.

А мы пойдем по темным царствиям
Скитаться, по истерзанным равнинам,
Юродно бить поклоны остриям
Крестов и звезд, опущенных раввинам.

Как в жертвенники Пирра, в тьмы корвет,
Вонзятся в купол славы снеговеи,
И новых поколений палый цвет
Окрасит кровью вербные аллеи.

Пойдем, нас в этом сумрачном лесу,
Какой теперь зовется Циминийским,
Ждут фурии чурные, донесу
К читателю, ристалищем боснийским,

Скандалом в государственных кругах,
Затмивших круги дантовского ада
Иль сменой фаворитов на бегах
У Фрэнсиса, а то (веков награда)

Известием из Рима о суде
Над орденом невольных тамплиеров,
Точней, об оправданьи их, нигде
Святее нет суда для землемеров

И каменщиков тайных, славы лож
Масонских не ронявших без причины,
Чем в славном Ватикане, надо все ж
Сужденье прояснить, зане личины

Иные и известных помрачней
Терзают без того воображенье
Читательское, треба наших дней
Порой такое голоса луженье,

Уныло вопиющего в нощи
Пустой и беспросветной заявляет,
Картин (их в каталогах не ищи)
Мистических такое выделяет

Порой средоточенье, что ей-ей,
Уместней разобраться в апокрифах
Времен средневековых иль полей
Элизиумных, рдеющих о грифах,

Слетающихся тучах воронья,
Посланников аидовского царства
И вестников его, еще жнивья,
Винцентом печатленного, дикарства

Засеявших, итак, скорей туда,
Читатель дорогой, где нас черемы
Извечно ждали, где с огнем следа
Не сыщешь человеческого, темы

Рассказа не меняя, устремим
Свои благие тени, а собранье
Прекраснейшее буде утомим,
Тотчас замолкнем, скопище баранье,

Увы, предолго зреть нам довелось,
Пергаменты козлиные и рожи
С рогами извитыми (извилось
В них вервие само, которым ложи

Патиновые с ангельских времен
Опутывали слабых или сильных
Мирвольным духом, их синедрион
Достойно в описаниях сервильных

Оценивал), те роги и самих
Носителей отличий адоемных
Сейчас еще я вижу, теми их
Числом нельзя уменьшить, из проемных

Глядят себе отверстий, а двери
Захлопнуть не могу я, чрез сокрытья,
Чрез стены лезть начнутся и, смотри,
Пролезут мраморные перекрытья,

Пускай уж лучше рядом усидят,
Их жаловать не нужно, а восковье
Сих масок зримо, пьют ли и ядят,
Морочное сиих средневековье

Мы сами проходили, днесь призрак
За призраком эпохи синодальной
Глядит и наблюдает, рыбий зрак
Из Таврии какой-нибудь миндальной

Мерцал и мне, а ныне средь иных
Собраний забывая гримы эти,
Грозящие ристалищ неземных
Ложию оскорбить святые нети,

Я истинно ликую, пусть оне,
Адские переидя середины,
Калятся на божественном огне,
В червице мелованные блядины

Теряют перманенты, восковой
Маскир свой чуроносный расточают,
Оскал доселе беломеловой
Сочернивая, внове изучают

Рифмованного слова благодать,
Дивятся, елико сие возможно
В сиреневых архивах пропадать,
Удваивать и множить осторожно

Искусственный путрамент, картотек
Гофрированных кукол восхищенью
Честному наущать, библиотек
Избранниц к достохвальному ученью

Вести и подвигать, и зреть еще,
Как в томы эти Герберт Аврилакский
Глядит с архивниц, паки горячо
Сирени выдыхает, огонь флаккский

Приветствует и пламена других
Пылающих одесно духочеев,
Уверенней парфюмов дорогих
Аромат источающих, ручеев

Сиих благоуханную сурьму
Пиет, не напиется вместе с нами,
Всесладостно и горькому уму
Бывает наслажденье теми снами,

Какие навеваются всегда
Безумцами высокими, именных
Их теней роковая череда,
Смотри, из областей благословенных

Движится и течет, вижди и ты,
Читатель милый, эти облемовки
Чудесные, бежавшие тщеты,
Горящие о Слове, черемовки

Тщетно алкают виждений таких
Ссеребренными жалами достигнуть,
Нет лессиров хотя диавольских
Теперь, чтоб выше лядвий им напрыгнуть,

В былом очнуться, снова затеплить
Слезою мракобесные свечницы,
Начать гнилочерновие белить
Души бесовской, через оконницы

Стремиться в духодарческий притвор,
Лукавое хоть Данта описанье
Грешников и чудовиц, мерзкий ор
С правдивостию схожий, нависанье

Черемных теней в сребре, на гвоздях
Точащихся превешенных, горящих
Юродно тлеться будет, о блядях
Пока довольно, впрочем, настоящих

И стоящих литургий красных свеч
Давай претлеем, друг и брат, патины,
Китановый оставим аду меч,
А с Дантом за родные палестины

Идя иль с духоборником другим,
Давай уже разборчивее будем
В подборе вечных спутников, нагим
И мертвым, аще только не забудем

Скитания надмирные свои,
Мученья без участности и крова,
Медовые отдарим кути,
Пылания зиждительного Слова,

Нагим и мертвым, проклятым гурмой
Увечной и неправой, порицанью
Отверженным, по скрытой винтовой
Лестнице, не доступной сомерцанью,

Опущенным в подвалы и засим
Каким-то ядоморным и дешевым
Отравленным вином, неугасим
Творительства огонь, героям новым

Даруются пылание и честь,
И требнический дух миссионерства,
Нельзя их также времени учесть,
Хоть черемные эти изуверства

Продлятся, вспомнил снова их, но мне,
Я верю, извинит читатель это,
Мы, право, забываем о зерне,
Путем идти каким, пока воздето

Над нами знамя славное камен,
А те, смотри, уж Майгеля-барона,
Червонка их возьми, к себе взамен
Эркюля тщат, горись, эпоха она,

Безумствия черемниц в серебре,
Желтушек празднословных ли невинный
Угар преизливай, в осенебре
Палатном расточительствуй зловинный

Сим близкий аромат, свечей витых,
Кровавою тесьмой, резной каемкой,
Сведенной по извивам золотых
Их маковок вдоль черственности ломкой

Краев узорных с крыльями синиц,
С тенями, подобающими замков
Барочных украшеньям, чаровниц
Пленявших картотечных, тех обрамков

Картин дорогоценных мы равно
Во аде не уроним и не бросим,
Цимнийский сумрак червится давно,
Его и свечным течивом оросим.