В один из отпусков я приехал к себе на малую родину во Владимирскую область. И так получилось, что меня взяли на окладывание волков. Собравшись в местном охотничьем клубе, мы долго сидели, перебирали выцветшие флажки, меняли гнилые веревки. Потом с большим опозданием, появился егерь с помятым после бессонной ночи лицом и начал долгий и нудный инструктаж, который, казалось, даже ему не в радость.

Это была моя первая охота на волка. И как самого молодого и неопытного егерь поставил меня, как мне показалось тогда, в самое невыгодное место. Сказать, что я расстроился, не сказать ничего. Вытоптав в снегу ямку, и потеряв надежду на трофей и на всеобщее уважение, я предался созерцанию леса, старался не шевелиться и соблюдать все инструкции полученные перед охотой.

Вскоре вдалеке я услышал постукивания окладчика и трех его сыновей, которые напросились загонщиками. Я присмотрелся в их направлении, казалось, вот-вот, зверь должен выбежать. Но ничего не происходило. Только перепуганная ворона пролетела над самой головой и снова тишина. Пока я провожал птицу взглядом, не заметил как на меня, бесшумно, словно тень из-за бугра выскочил волк. До него было меньше пяти метров. Не известно кто был в этот момент больше испуган, он или я. Зверь сделал попытку развернуться на ходу, задние лапы его стало заносить и в этот момент я, по инерции, выстрелил. Волк упал как скошенный, картечь из моего ижевского ружья, прервала его жизнь мгновенно. Не успел я опомниться, как послышались другие выстрелы.

В тот день мы добыли трех волков, но мой, был самым крупным, самым массивным. От случившегося у меня долго дрожали руки. Даже в телеге трактора я старался сидеть рядом с трофеем, чтобы все видели, что это я его добыл. Из «моего» волка решили сделать чучело и хорошенько на этом заработать.

Трактор остановился возле крайнего дома. У конуры захлебывалась полувоем лайка.

Семидесятитрехлетний старик Валентин Сергеевич Карпухин, выглянул в окно.

- Валентин! – замахали мужики руками, - убирай псину, смотри, чего мы привезли.

Успокоив собаку, старик торопливо подошел к нам, с трудом скрывая любопытство.

Я приготовился выслушивать слова восхищения и похвалы. Но тот только что-то пробормотал, рассматривая окровавленную пасть.

Казалось, что огромный, со светлой манишкой на груди хищник, ничуть не удивил старика.

Смотри, Валентин, какого завалил! - пнув ногой зверя, с гордой ухмылкой сказал я. - Чудом попал, с первого выстрела.

- Да, здоров нечистый, - прищурив левый глаз, оценил Андреев, бывший у нас окладчиком. - Мы Сергеич, вот по какому делу, чучело бы надо сделать, сам понимаешь, зверя такого не часто возьмешь, а тут и заработаем недурно. А за счет денег, оплатим с доли. Нам за него несколько тысяч американских отвалят без разговора.

- Ну, что, Валентин, возьмешься?

Карпухин молча смотрел на зверя. Глаза старика застыли на обездвиженной голове хищника.

- Возьмешься? – не отступал Андреев.

- Да. Будет как живой.

- Валентин, ничего, если я с тобой посижу, - напросился я, уж очень мне хотелось постигнуть секреты таксидермии. - Ты ж единственный у нас кто этим занимается в округе.

- Приходи, если хочешь, - с ноткой холодного безразличия ответил Карпухин.

***

Белоснежная, недавно выбеленная печь укутала все комнаты сонным, немного дымчатым теплом. Жена Карпухина, Полина Валерьевна, вытирая со лба капельки пота, пошевелила кочергой дрова. Сухие березовые поленья, нет-нет, да и давали о себе знать: щелк, щелк и из печки вылетело два красных уголька. И очертив полукруг, упали на прибитую к полу жестянку. Душно, мол, там – невмоготу, и испустив последний дымок затухли.

- Ты избу-то не спали, - улыбнулся Валентин Сергеич, а то до конца зимы долго еще, так и придется на улице помирать.

- Да полно тебе, фантазировать, руки лучше мойте, а то по локти извозились с животиной своей. - А здоров, пра здоров, окаянный. Уж в деревню-то не прибегали бы, а то поутру за водой пойду, он же такой меня за раз в лес утащит.

- Да у тебя Полька, мясо больно жестко, волки-то не дураки, поди, старого мяса и в рот не возьмут, - засмеялся Карпухин.

В самом центре стола стояло большое железное блюдо с рассыпчатой картошкой. Рядом соленые опята чуть поблескивали своими масляными головками, выглядывая из под колечек лука. Черный хлеб, сало; все это на фоне обледеневшего стекла и завывающей на улице вьюги казалось еще вкуснее и желаннее.

Сев за стол и пропустив рюмочку первача, Карпухин неторопливо и с каким-то особенным смаком стал рассказывать.

- Ты парень молодец, я вот тоже на волка стал ходить лет в девятнадцать, - завел неторопливую беседу Карпухин. – Дело после войны как раз было. Дай бог памяти в сорок седьмом. А тогда, по деревне по нашей повелось, что коров никто не держал, а в основном, у всех козы были. Много их тогда паслось, на семью приходилось по две, а то и по три. Вот тогда-то и пришла беда. Сразу после войны-то, на волков никто и внимания особого не обращал. Не было у людей, что от них прятать. А тут, как бес вселился, средь бела дня резали по семь коз. Это где ж видано. Тогда то и взяли ружья все мужики. Да что уж за мужики, три калеки, да нас молодых человек с пять, - махнул он рукой. В колхозе хорошо тогда делали, за убитого волка козу давали, а за волчицу и все две. О-о, тьма сколько тогда зверя перебили, телегами из леса везли. Но потом затишье наступило.

Прибежал как-то ко мне дружек мой Семен Алтынов, кричит с порога, что волки у него двух коз за раз зарезали. След говорит на зада ведет, к трофимовскому оврагу. Я его успокоить хочу, говорю, что завтра мужиков соберем, да пойдем. А он, чумовой, дверью хлопнул, и один побежал. Горячий был паренек, ни черта не боялся.

Но нашел все же, волка, того не того, не знаю, но тоже здоровый был. Он ему ножом брюхо распорол от задних ног и окурат до груди. Пришел тогда, в крови весь, тянет на лапнике тушку и в мешке волчата вошкаются. Довольный, говорит, завтра, мол, опять пойду, волчица убежала. Но у меня, говорит, и на нее управа есть, показывая мне волчат.

Валентин закурил сигарету. Густой, синеватый дым, расползаясь по комнате, медленно таял.

- Ну ладно все, пора спать. Засиделись мы с тобой, посмотрел он на меня.

- А как же чучело?

- Все завтра. Ишь ты быстрый какой. Всему свое время, мы сегодня и так много сделали. А кости пусть пока в растворе полежат.

Выключив свет мы еще долго разговаривали - ни я не Валентин заснуть не могли.

Холодный лунный свет лежал на вязаном половике. Причудливая тень от бочки с волчьими костями, так и оставшейся стоять посреди комнаты, расплывалась на двери. Показалось ли, нет в этот момент мне, будто услышал протяжный волчий вой. Такой тоскливый, холодящий душу вой, разносящийся откуда-то издалека. Валентин встал со скрипучей софы. Походил по комнате, скрипя половицей. Выглянул в окно. Закурил. Сел возле печки. Красный уголек то тускнел, то снова возвращался к жизни при очередной затяжке.

- Ты спишь?

- Да что-то никак, - ответил я.

- Ну, слушай тогда дальше про Алтынова. На следующий день, после того как он волчицу убил, около двенадцати дня ко мне прибежал сосед. Стучит в двери, орет.

Я как был, так и выбежал на крыльцо в одной рубахе. Ты что разорался, - говорю ему. А он мне, мол, Семена волки задрали, прямо на задах, возле бани.

Я больше расспрашивать не стал, бросился обратно в избу, схватил со стены ружье с патронташем и выскочил на улицу.

Возле дома народищу уже собралось, собаки лают, бабы воют навзрыд. Самого-то его так и не увидел, брезентом был накрыт, но говорят, мужики-то, сильно подрал волк. Я только что и увидел порванное ухо.

Подвесили мы мешок с волчатами на сосну и ждали, долго ждали и все бесполезно. Так и не появилась волчица. Сумерки по весне-то быстро наступают. Вот мы и решили домой возвращаться. Я тогда плелся от мужиков далеко, но голоса слышал. Помню, тогда остановился закурить, и чувствую, что, словно смотрит на меня кто-то. Глаза поднимаю – волчица. Я таких и не видал никогда, крупная. Давно она тут лежала-то видать, листва в крови была, подранил ее Семен. А все равно, караулила, не отходила далеко от щенков. У меня руки тогда затряслись. Глаз с нее не свожу. Нажимаю на курок – слышу слабый щелчок, зарядить забыл, а та смотрит. Я тогда так и остолбенел, пошевелиться боялся. Не знал кричать или же так и стоять молча и дожидаться.

А волчица так и не сдвинулась с места. Потом понюхала воздух, и тихо, пригнув голову к земле убежала. У меня прямо там же ноги и подкосились, словно ватные стали.

Докурив третью сигарету подряд, Карпухин бросил взгляд на бочку с волчьими костями, на шкуру.

Вот и думай, - обратился он ко мне. – Пожалела же меня тогда, ведь могла зарезать?

- Я промолчал.

- Отдай мне его, а с мужиками я договорюсь.

Жалко мне было расстаться со своим трофеем, да и доля моя была не маленькая, но все же я поддался на уговоры Карпухина. Но вот в том, что мужики не пойдут на эту сделку, был уверен.

Валентин все же сумел договориться. Что уж он им пообещал, я не знаю, но волка он скоро отвез в лес и закопал. Наверное, он прав. Долг платежом красен. Конечно же, это был не тот зверь, слишком много времени с тех пор прошло. Но старика это не убеждало. А меня, благодаря волку, Валентин стал учить своему непростому ремеслу, передавать знания. Ведь каждому охотнику хочется сохранить свой трофей на долгое время.

С того раза мне больше не приходилось охотиться на волков, так сложилось, что основным моим занятием стала утиная охота. Но, я не жалею, каждому свое.