Бес гулял по просеянным ветром пескам Ойкумены,
Говорил с одиноким пегасом на западном взморье.
И едва только звезды успели подернуться тленом,
Как меж ними зашел разговор, обернувшийся спором.

Бес считал: все планеты равны высотою Парнасу
(или может чуть ниже, но в целом закон постоянен),
И в какую бы сторону не обернуться пегасу,
А не выше Парнаса души человеческой камень.

«Это глупо, и дико, и ложно, и невыносимо!» –
Говорил пегас в гневе, и гром гремел облачным нимбом.
«Ведь куда бы ни шел человек, он всегда идет мимо
Высочайшей вершины в сердцах – золотого Олимпа!

И куда бы ни плыл по волнам, ни летел бы на крыльях,
Ни прополз на коленях по каменным храма ступеням,
А сильней, чем Олимп, человек все равно быть не в силах!» –
Так пегас прокричал со скалы в боевом исступленье.

Бес поднял на рога аргументы и канул в пучину,
На прощанье пегасу состроивши злую гримасу.
А вдали человек выбирал безо всякой причины
Между златом Олимпа и мрамором белым Парнаса.

То, что дадено сердцу Богами, сменил он на сети,
То, что музы зашили в душе, стало мертвою глыбой.
А на облачном взморье усталые сумерки светят
Опустевшим чертогам Парнаса и эху Олимпа.