Почему-то хочется начать свое витиеватое рассуждение с какой-нибудь жутко банальной и оттого еще более патетической фразы. Ну, например: новый роман Сергея Лукьяненко – еще одна попытка исследовать пороки человечества через невозможность главного героя постичь закономерности окружающей его действительности. Но эта фраза слишком глобальная и, в общем-то, не передает содержания книги. Попробую еще раз впихнуть четыреста страниц текста романа в одно емкое предложение. «Черновик» - это самокопание человека, волею судьбы оказавшегося среди существ с более впечатляющими в сравнении с людскими способностями. Но с такой характеристикой прочувствованная и мудрая книжка становится похожей на что-то вроде «записок неудовлетворенного собой мужика», что само по себе грубо и абсолютно неправильно. Ну что ж, попробую по порядку…

Вас когда-нибудь не узнавали близкие хотя бы по телефону? Но в таком случае для вас все заканчивалось безобидно: после фразы «богатым будешь» жизнь текла своим чередом. А вот Кириллу не повезло. Его так и не узнали: ни родители, ни работодатели, ни собственный пес. Даже в квартире Кирилла прописана посторонняя женщина. А те, кто вначале и узнает парня – его сварливая старуха соседка и собутыльник по лестничной клетке, в дальнейшем его не помнят. Даже собственная собака кусает. Пьеса абсурда… А Кирилл тем временем выясняет, что оказывается и на бумаге его тоже нет и вроде и не было никогда: обход бюрократического аппарата не дает никаких плодов. А без бумажки, как известно, ты – букашка. Я думаю, это ощущение Кирилла в новом мире без себя самого можно назвать социальной смертью. Он становится свободным от общества: его даже менты отпускают после убийства «незаконной» хозяйки Кирилловой квартиры Натальи Ивановой. Стражи порядка его после задержания забывают, принимая не за опасного убийцу, а за банального алкаша (для тех, кто читал книгу, - «алкаш» чуть грубоватое, но в целом подходящее определение для главного героя).

Казалось бы все ясно как божий день! Маршрут заказан: моральное разложение личности с дальнейшим безумием и уже физической смертью. Ан, нет! Звонит Кириллу добрый дядя, говорит идти туда-то, а тому делать-то нечего ну он и идет себе. Приходит, а на том месте башенка стоит водонапорная. Только странная какая-то: внутри и мебель есть, и окна, и двери, только некоторые не открываются пока. Но так как из собственной квартиры его поперли, а друзья забыли, ложится Кирилл спать в этом бомжатнике. Дальше события развиваются как в сказке про Иванушку-дурачка, которому вдруг выпала несказанная удача в виде красавицы царевны и половинки царства в придачу.

Просыпается он утром во вполне приличной двухэтажной квартирке с евроремонтом. И почтальон к нему приходит, только не из осенней дождливой Москвы, а из заснеженного мира с городком Кимгим, расположенного за второй дверью из башенки. Тут и открывается Кириллу правда о своем предназначении. Оказывается таким экстравагантным способом его банально завербовали в таможенники, предложили, а вернее вынудили, стать связующим звеном между нашей Землей и еще четырьмя другими мирами.

Вы думаете, он один такой? Вот и нет. Еще очень и очень много таких, как Кир, «функционалов» - человеческих существ с уникальными способностями: повышенной выносливостью, абсолютной регенерацией тканей, неуязвимостью в радиусе десяти километров от своей «функции» - фактически бессмертием. Оказывается между мирами не прочь побродить не только функционалы, но и вполне обычные, разве что очень богатые люди, - политики, бизнесмены, эстрадные артисты, а то и просто «золотая молодежь». Кстати, среди образов, нарисованных Лукьяненко без труда опознаются такие отечественные персонажи, как Евгений Петросян (юморист, которому улыбкой навечно свело лицо), Тимати (молодой рэппер, приводящий в Заповедник молодых богатеньких дурачков) да и сам автор в образе писателя-фантаста Мельникова (к нему Кир обращается за помощью, когда его начинают «стирать из нашего мира», но натыкается на глухую стену неверия).

В контексте романа социум функционалов можно определить как надстройку над людским социумом, существующим почти в каждом, из имеющих место в романе миров. В принципе они не пересекаются, если кто-то слишком умный и любознательный не пытается вмешиваться в существующий порядок вещей, из чувства противоречия, а то и просто из зависти, пытается уничтожить или предать огласке существования сообщества функционалов. Сообщества избранных, мастеров своего дела в совершенно различных областях. Здесь есть все – от горничной Розы Белой и ресторатора Феликса до функционала-полицейского Цая и акушерки Натальи Ивановой. Правда в этом образовании функционалов, как вначале пытаются убедить новичка Кирилла, не существует какого-либо института власти. Мол, ты свободен на дворе своей «функции», делай свое дело и живи счастливо, сколько влезет. Врач-функционал излечит от всех болезней, повар вкусно накормит, а проходящие мимо известные личности или просто красивые женщины не дадут заскучать холодными зимними вечерами. Постепенно негодование за отобранную человеческую жизнь, родных и близких, которые отныне и впредь будут думать, что тебя нет и никогда не было в их жизни, уступает место безотчетной радости познания своего нового качества. И в начале Киру действительно есть чему радоваться: он подсознательно меняет и достраивает свое жилище, а башня-функция подчиняется ему в этом; он купается в девственном океане мира-Заповедника, где по определению не живет никто, кроме диких зверей; он видит гигантских спрутов-кракеров, скребущих своими длинными щупальцами обледенелый парапет на набережной в Кимгиме – этом мирке Жюля Верна, навсегда застывшим в техническом развитии девятнадцатого века; он приходит на корпоративную вечеринку функционалов, радуется новому знакомому Феликсу и удивляется детской непосредственности полицейского Цая.

Но далее события разворачиваются ровно так, насколько это ожидаемо, в романе, где у главного героя априоре не должно быть причин пенять на свою незавидную долю. Такое уж существо человек: везде ему мерещатся враги, враги не жизни – так чувствам, не свободе – так праву морального выбора. Выбора «своих» и «чужих», «плохих» и «хороших». А кто способен предоставить подобный выбор в общественном образовании без государства, без ярко выраженного аппарата принуждения. Ведь даже функционалу-полицейскому в сущности плевать на беззакония за пределами своей «функции». Да что я говорю, какие такие «беззакония», если и законов никто толком не устанавливал! В Дозорах Лукьяненко хотя бы предоставляет персонажам становиться Светлыми или Темными. И они вольны в своем выборе. На худой конец, если уж совсем приспичит, можно стать Инквизитором – представителем Суда. Вот такой трипартизм… Тогда, с точки зрения самоопределения, все понятно. Выбор за тобой, и, в сущности, от того, на чью сторону ты встанешь, ничего не изменится, мир не рухнет – неизбежно сохранится равновесие. Понятно хотя бы с кем ты можешь быть не согласен – только с тем, кто установил такой порядок бытия, или хотя бы сделал вид, что он главный, что его нужно слушаться. Начальников, как известно, не любит почти никто. Закономерно Городецкий постоянно находится в моральном рассогласовании с интригами Гесера. Но, между тем, и дело их правое, и никто никого изначально не обманывал: пришли к Антону и объяснили, что он – Иной, но в принципе может остаться только потенциальным. А рабочие моменты… так ведь конфликты неизбежны! Ну, так это в Дозоре…

Единственный более менее явный начальник Кирилла – Наталья Иванова – та самая молодая женщина отвратного вида, что так некстати оказалась живущей в квартире главного героя. Она функционал-акушерка, помогающая понравившимся ей людям становиться функционалами, так сказать рождаться в новый и лучший мир. А Кирилл, такой плохой мальчик, упирается ножками в утробу, кричит, что не хочет появляться на свет. Ему мерещатся квартирные мошенники, посягнувшие на Кирову законную жилплощадь. И слишком долго сидит он в теплой утробе, не верит в потерю старого мира. Приходит к себе домой, подкарауливает «акушерку», вяжет по рукам и ногам, пытаясь добиться правды. И она, наверное есть, да не про Кириллову честь… В общем, Наталья молчит как рыба об лед, а под конец, чтобы отвязаться от излишне любознательного подопечного, как бы невзначай убивается, падая на нож. Ай-яй-яй! Ну и как вы думаете, возможно ли после такой несознанки плодотворное сотрудничество? А не нужно оно никому! Она и потом, приходя в башню Кирилла в составе «комиссии», делает вид, что все чики-пики, надувается как хомяк от осознания собственной значительности, и оставляет Кира со скудной информацией о функционалах, что он уже успел почерпнуть из сплетен. И вообще они все – мастера - такие важные и отстраненно-самодовольные, делают вид, что познали законы своего бытия.

Как же тогда с этим познанием вяжется нижеследующее.

Ни Феликс из помпезно расфуфыренной ресторации в Кимгиме, ни Василиса-кузнечиха из приторно обкумаренной Нирваны, ни Роза Белая из своей «гостиницы», девственно чистой от постояльцев, не вызывают моей духовной симпатии, признания того, что они получили награду в виде ужасно комфортной «функции», в которой им тепло, светло и мухи не кусают. Ну не верится и все тут! У Феликса затравленный взгляд мелкой шестерки, несмотря на свою репутацию «старшого» и все боится он чего-то, причем того, что и ему самому неведомо. Он уж давно пресытился свободой функционала и теперь по-свойски советует Кириллу «сначала радоваться, потом получать максимум от своего положения, а разврат уж оставить на потом». Только, кажется, для него само это «потом» уже давным-давно наступило, а что за ним стоит? Интриги, боязнь потерять такую удобную будку и цепь на шее, вера в то, что ты сверх-человек, божок, способный творить судьбы существ, волею случая занесенных в ареал твоей Функции? Роза Белая была завербована после того, как вконец проворовалась еще при советской власти в двадцатые годы на ниве гостиничного дела. Интересно, после этого ее сочли «мастером?» А Василиса так банально и горько по-женски одинока, что она и на Кирилла глаз кладет. Как же это страшно, оказаться между тремя мирами, один из которых Земля-2 (то бишь наша родная), а два других – Земля-17 с потерявшими человеческий облик наркоманами и мир, который кузнечиха использует в качестве холодильника.

Думай только хорошее! Ведь мысль материальна. После желаемого суицида открывается дверь в ледяной мир, непригодный для жилья, где девять месяцев зима, а рассвета не бывает в принципе. После воображаемого будущего России с потерявшим разум народом, существующим в жалких лачугах, открывается фломастерная Нирвана – растаманский рай. Только после мысли о сказке способен открыться Кимгим, сошедший со страниц творцов девятнадцатого века. Где люди ездят в экипажах, запряженных упругими лошадками, и пьют глинтвейн у камина рыбаки, обсуждая давешний улов кракеров, а за окном кружиться ласковый снежок, мягко укрывая припозднившихся прохожих. Разве что, поверив в Солнце, можно отворить дверцу в Заповедник с чистым песком, обнимающим твои ноги, с солеными морскими брызгами, норовящими попасть тебе в глаз, с первобытными джунглями, в которых уж точно водятся белые единороги и синие птицы.

А Кирилл ведь верит, очень верит … что он функционал и так искренне радуется своим способностям. Он раньше поверил… Когда родители его долго не забывали, когда он с Котей пьянствовал, когда не поверил в свою квази-смерть. Ему даже, вопреки здравому смыслу удается открыть дверь на полумифическую Землю-1, Аркан, откуда и пришли все функционалы. А там все еще Советский союз, но не утопичный, а вполне благополучный: с по-европейски счастливым населением и сытой житухой. Разве что обилие беженцев из Африки омрачает этот соц-рай. Да еще и Кирилл сюда приперся? Ждали его что ли? Ну коли так слушай… А мы тут опыты ставим над всеми остальными Землями, жизнеспособные социально-политические модели внедряем, а то и полное их отсутствие, вот у нас все и распрекрасно так. У нас и второй мировой войны не было. Решили, ни к чему она нам. Бомбу атомную на Земле-2 в Тоцке взорвали, тут холмик и вздыбился. Какая радиация? Она на наш мир не действует. Так ведь на чужих ошибках не грех поучиться! А знаешь что, Кирилл, ты у нас оставайся, а то ведь назад тебе теперь уже точно нельзя…

Почему Кирилл выживает с развороченными автоматными очередями внутренностями? Хочет остаться функционалом? Слишком больно носить такое знание? Смерть легче? Борьба бессмысленна? А он ведь и не хочет этой борьбы во имя более комфортного существования. Как говорит Лукьяненко, это один из четырех незыблемых сюжетом Борхеса, в собственном романе Кира наступает смерть божков. И функция его рушится, попутно убивая акушерку Наталью Иванову во второй и последний раз. И отец ему звонит на мобильный: они с матерью из Турции вернулись, и где это его носит?..

А думаю, автор лукавит, иронизируя над Паоло Коэльо, ведь в сущности он пишет о том же. И с Мельниковым тоже лукавит. И вы думаете, это просто так Советский Союз упомянут фактически в виде штаб-квартиры могущественных функционалов? Но Мельников наверное поверит во все, что ему расскажет Кирилл. Если тот решится… Сам то он уже давно поверил, что мы висим на ниточке, подвешенной уж точно не функционалами с Аркана. А вы?