1

Запах хвойного леса наполнял легкие. Иглы и хворост сплошным ковром расстилались под ногами. Мы шли тихо, очень тихо. Через пару минут мы вышли на небольшую поляну. Трава на ней немного пожелтела от наступившей недавно осени. Мы поставили палатку. Я пошел собирать хворост для костра, а моя спутница начала доставать разную снедь из небольшого рюкзака. Когда я вернулся, она сидела на небольшом, зеленого цвета, покрывале рядом с палаткой и смотрела в небо. Где-то недалеко послышалось уханье совы. Маленькая рыжая белочка прибежала к поляне в поисках орехов. Она изучила нас своими черненькими глазками и вскарабкалась на одно из деревьев. Я положил хворост возле палатки. Небольшой лопаткой сделал углубление в земле, положил туда хворост и поджег его тонкой спичкой с капелькой серы на конце. Сверху я уложил ветки потолще. Хворост заполыхал красным огнем. Сухие ветки сначала сопротивлялись огню из последних сил, но потом загорелись тоже и начали потрескивать. Я сел рядом с Оксаной и обнял ее. Она, кажется, даже не почувствовала этого. Ее взгляд опустился на полыхающий костер, по щеке скатилась слезинка. Я обнял Оксану крепче, поправил ее черные, как смола, волосы и нежно поцеловал в щеку. Она посмотрела на меня своими зелеными глазами и тут же отвела взгляд. Оксана произнесла шепотом:

- Ты меня не забудешь? Правда ведь, не забудешь?

- Я тебя никогда не забуду. Вот только ты меня, скорее всего, уже не вспомнишь. Твои воспоминания обо мне будут стерты. Я даже не знаю, во что они превратятся. В пустые вечера возле телевизора или в романтические приключения. – мне приходилось повторят это вот уже третий день. Но все равно, я старался, чтобы мой голос был нежным и тихим. Я же люблю ее, эту милую девчонку. Которая плачет по поводу и без, так звонко смеется над моими неудачными шутками и чертовски хорошо целуется. Как я ее люблю. И зачем я только согласился?

- Зачем ты только согласился на эту затею? – Она словно прочитала мои невеселые мысли.

- Потому что… Просто так нужно. – Я сам не могу понять, зачем и почему. Так нужно. Если не я, то кто еще?

- Ты же знаешь, как я тебя люблю. И как я буду страдать без тебя. – Она надула свои пухленькие губки.

- Нет, не будешь. Если ты меня встретишь еще раз, ты даже не вспомнишь, кто я такой. А я уйду всего на один космический час. – Она затихла. Я слышал только ее спокойное дыхание и стук ее сердца. Оксана положила голову мне на колени и закрыла глаза. Когда мне уже показалось, что она спит, она тем же шепотом уверенно произнесла:

- Нет, я тебя не забуду. Никогда. – Ее рука с тонкими наманекюренными пальцами погладила меня по светлым волосам. Спустилась ниже, погладила по небритой щеке. Когда она хотела меня поцеловать, и наши губы почти сомкнулись, я понял, что процесс начался. Сначала я перестал чувствовать свои руки. Я посмотрел на них и ужаснулся от того, что увидел. Пальцы начали таять в пространстве. Потом ноги, тело и голова. Только сознание еще оставалось на этой богом забытой планете и каким-то образом ощущало поцелуй. После наступила кромешная тьма. Я очнулся лежа на кушетке в одной из палат местной больницы. Это стандартно. Многие ощущали себя после перехода в больнице, поликлинике или другом общественном месте, вроде вокзала или ресторана. На мне джинсовая куртка, джинсы и светло-серый свитер. Мимо палаты ходят медсестры в белых халатах, врачи и пациенты. На меня никто не обращает внимания. Тоже парадокс перехода. Целый час после него никто не будет обращать на вас внимание. Как будто вас не существует. Так мне говорили на инструктаже. Мне нужно узнать, что это за город. Я выхожу из больницы и осматриваюсь вокруг. Название города я узнал, когда прошел несколько сотен метров по чистому асфальту до вокзала. «Лейпциг» с трудом прочел я надпись на иностранном языке, вроде как французском. Интересно, здесь говорят на английском? Я посмотрел на наручные часы. С моего появления здесь прошел ровно один час. По международному соглашению всем, кто прошел процедуру перехода предоставляется бесплатное питание в течении двух дней и бесплатная поездка в страну, в которой они жили до перехода. В доказательство нужно показать специальный чип, который по размеру меньше таблетки раза в два. Он имплантируется под кожу в предплечье. Я подошел к кассе, показал кассиру свой имплантант. Кассир, седой старичок шестидесяти лет с незапоминающимися чертами лица, коротко кивнул, взял в руки специальное считывающее устройство, чем-то напоминающее пистолет средних размеров, и провел им по моему имплантанту. Он спросил меня, говорю ли я на английском. Я ответил, что да, говорю. Он спросил, куда я еду. Я сказал, что в Москву. Он увлеченно начал тараторить о том, что есть несколько способов добраться в Москву. Первый, самый длинный по времени – это воспользоваться железной дорогой. Сначала нужно доехать до Берлина (оказывается, я очутился в Германии), а потом оттуда прямым на Москву. Такая дорога займет «всего» трое суток. Второй способ несколько быстрее. Состоит он в том, чтобы доехать железной дорогой до Берлина, а оттуда самолетом попасть в Москву. Третий способ – прямой рейс до Москвы из Лейпцига. Но прямые рейсы бывают в здешнем аэропорте нечасто, всего раз в две недели. По словам кассира, мне повезло, и следующий рейс будет через три дня. Я соглашаюсь на второй вариант, кассир выписывает мне билеты, я говорю спасибо и отхожу от кассы. Следующий поезд до Берлина через полчаса. На платформу его подадут ровно за десять минут до отбытия. Я сажусь в зале ожидания на одно из мягких кресел. Да, куда тут Киевскому или Белорусскому вокзалам соперничать с пускай даже маленьким, уютненьким европейским вокзальчиком. Теорию перемещения в пространстве, или как его еще называют, переходом выдвинул еще Исаак Ньютон. Еще бы не выдвинул, когда уже в то время невесть куда пропадали не только обычные люди, но и известные личности. Естественно, все напрочь забывали об их существовании, но некоторые возвращались к своему бывшему месту жительства и рассказывали странные истории. По его теории, любой человек, может перемещаться в некоем пространстве (потом его назвали «квази-пространством»), чем обрекает на беспамятство о его существовании всех знакомых ему людей. Только, как позже установил опытным путем Эйнштейн, это не случайный человек. И энергию, которая перемещает его, можно сфокусировать. Как установил Эйнштейн, без перехода обойтись нельзя, энергия должна на что-то расходоваться. Также он предложил механизм, с помощью которого можно фокусировать эту энергию на какого-либо определенного человека. Все действие происходило на планете, потому что эта энергия очень мала и не может перемещать предметы далеко в космос, на чем настаивали некоторые научные круги в НАСА. Эх, какая была затея! Путешествовать через сотни и миллионы световых лет, не прилагая никаких усилий и не используя топлива. Но ничего не получилось. Невозможно, просто невозможно сделать такой аппарат, который смог бы сфокусировать столько энергии. Постепенно государства поняли весь вред, наносимый такими переходами. Что будет, например, если президент какой-нибудь страны исчезнет неизвестно куда? Или целая армия переместиться из зоны боевых действий куда-нибудь в Африку. А бывало и такое. Поэтому существуют специальные люди, которым дают деньги, чтобы они выступали в роли перемещаемых. Большие деньги. Вы спросите, почему я согласился на такое? Мои родители умирают. От рака. А лечение очень дорогое. Рак, кстати, излечим. Поэтому я согласился. Деньги уже, наверное, поступили на их счет.

2

Я всегда хотел побывать заграницей. Увидеть подсвеченную десятком прожекторов Эйфелеву башню. Побывать на корриде. Посмотреть вниз с Пизанской башни. Увидеть возвышающиеся к небесам египетские пирамиды и почувствовать на себе мудрый взгляд все повидавшего Сфинкса. Я сидел в опрятном немецком поезде, вылизанном до блеска с немецкой педантичностью. За окном проносился стандартный деревенский пейзаж. Стандартный, для Германии. Даже деревья тут, казалось, росли на одинаковом расстоянии друг от друга, а трава и в лесу была коротко подстрижена газонокосилкой. Поля, маленькие ухоженные домики. Поезд двигался уже пару часов, и мне глубоко надоело рассматривать пейзаж за окном. Вагон шел полупустым, поэтому в четырехместном купе я находился в гордом одиночестве. Заняться было совершенно не чем, а я немного устал, сам не знаю от чего, и единственным выходом не умереть от скуки и восстановить свои силы был недолгий сон. Колеса мирно постукивали, поезд немного покачивался из стороны в сторону, а сиденья в немецких поездах первого класса достаточно мягкие, поэтому я сам и не заметил, как провалился в глубокий сон. Последней моей мыслью было воспоминание о том, что в американских железных дорогах рельсы не имеют стыков, из-за которых колеса постукивают при езде, и поэтому поезд идет как по воздуху. Но, чтобы пассажиры чувствовали уют и не ощущали беспокойства, стук колес достаточно важен. Для этого в рельсах делают специальные надпилы. Я проснулся от того, что кто-то похлопывал меня по плечу. Открыв глаза я увидел розовощекого немца, который, улыбаясь белоснежной улыбкой, сказал мне «Гутен так» и начал что-то возбужденно говорить на немецком и показывать на окно. Взглянув туда, куда указывал его перст, я понял - нужно выходить из поезда. Огромные буквы, прикрепленные к зданию вокзала свидетельствовали о том, что я нахожусь в Берлине. Странное все-таки чувство остается после перехода. Как будто все новое. Все ощущения обновились. Краски стали ярче и приятнее.. Все чувства, как мне кажется, немного усилились. Интересно, помнит ли меня еще Оксана?..

…Москва встретила меня хмурыми тучами и маленьким дождиком, который начал моросить, как только я вышел из здания аэропорта. Я проверил карманы на наличие денег. В кошельке была пара тысяч рублей, столько, сколько я брал с собой. На стоянке перед аэропортом выстроилась небольшая колонна такси разных моделей и с разными по национальности таксистами. Я подошел к невзрачной волге, за рулем которой сидел седой, лет пятидесяти, грузный мужчина. Хорошо хоть не кавказец, с опостылевшим: «Садись, дарагой, падвезу!». Я сел в такси, назвал адрес. Что может быть лучше, чем поездка домой? Где тебя всегда ждут, любимая женщина всегда поцелует, когда ты войдешь в дверь, а маленькая собачка облизнет ладонь от радости вновь видеть своего хозяина. Только вот меня никто не ждет. Любимая забыла про меня, собачки у меня и не было (аллергия на их шерсть). Разве что рыбки, живущие в небольшом аквариуме, который стоит у меня в гостиной? Но вы видели когда-нибудь, чтобы рыбки улыбались? Такого не бывает. Я смотрел на проносящийся пейзаж утренней Москвы. Мы проезжали какой-то спальный район, полностью застроенный блочными многоэтажками.

- Первый раз в Москве? – голос у него был немного хриплый, но приятный.

- Нет, живу здесь с детства. – Он с удивлением посмотрел на меня и расхохотался.

- Ты, можно на «ты»? – я кивнул – Ты извини, просто ты с таким видом смотрел в окно... Да еще и меня нанял, а для москвичей это не позволительное расточительство, ездить на такси, когда от аэропорта идет автобус.

- Просто по городу соскучился… - он взглянул на мою руку.

- А ты из этих?

- Каких этих?

- Ну, после перехода? – он немного ерничал. Наверное чувствовал себя неловко.

- Да.

- Куда ты попал после перехода?

- В Германии есть такой город, называется он Лейпциг…

…Вот и мой дом. Он немного похож на коробку, сотворенную из белого кирпича. Не сильно высокий ( всего девять этажей) но и не низкий. Пять подъездов, я живу в третьем. Я поднялся по лестнице на свой этаж. В родном подъезде, стены которого были окрашены в темно-синий цвет, пахло табачным дымом и еще чем-то очень неприятным. Я подошел к своей двери. Достал огромный в длине, исполинского вида, ключ, собираясь уже открыть дверь, как вдруг за спиной послышался шум захлопывающейся двери. Я обернулся. Предо мной стояла моя соседка, дама в летах. Она смотрела прямо на мое лицо. Я поздоровался. Она не ответила и стала быстро спускаться по лестнице. Пожав плечами, я вошел в свою квартиру. Только потом меня осенило. Ведь она меня не помнит! Интересно, за кого она меня приняла? За вора-домушника? Или за бомжа? Хотя одежда на мне была приличная, но мало ли что может увидеть человек в темном подъезде. После трех щелчков замка, дверь моей квартиры открылась.

***

Небольшая комната, в одной из квартир многоэтажного дома, была завалена вещами. Шкаф занимал главенствующее место в комнате. Рядом стояли сумки с, видимо, не поместившимися в шкаф вещами. Небольшая, узкая кровать смотрелась в такой обстановке гостем. Очень скромным гостем. А розовое, с голубым рисунком, белье, которое располагалось на кровати – неожиданной роскошью. В комнате было темно, третий час ночи. Оксана, тихо посапывая и что-то бормоча, спала, укрывшись желтым одеялом. Ей снился сон. Хороший сон, в котором она была счастлива. Она, наверно, разговаривала с невидимым нам собеседником. Сон был настолько крепкий, что Оксана совсем не услышала, как кто-то ковыряется в простеньком замке на входной двери. Вот замок сдался, под напором отмычки и умения взломщика и дверь тихо отворилась. В открытый вход зашли четверо. Одеты они были в черные спецназовские костюмы, которые часто показывают в голливудских фильмах. Маски скрывали лицо, а приборы ночного видения – глаза взломщиков. У каждого в руках было по автомату. С виду они очень походили на американские М16, но таковыми не являлись. Первый подал знак остальным на проверку двух комнат, кладовки и кухни. Наверное, он был здесь главным. Сам он остался стоять в коридоре, прикрыв за собой входную дверь. Тут один из его подчиненных, который проверял дальнюю маленькую комнату, позвал первого, выглянув в коридор и махнув рукой. Это значило, что объект находился там. Когда главный быстро вошел в комнату, подчиненный уже вкалывал девушке в вену какую-то прозрачную жидкость. Подняв большой палец правой руки вверх, что означало знак благодарности за проделанную работу, главарь что-то шепнул в микрофон, который находился в перчатке на его руке. Подчиненному он приказал взять объект. Они снова собрались в широком коридоре. Главный указал на выход. На улице их ждал небольшой микроавтобус. Только внутри люди в черном сняли маски.