— Мам, передай ещё кусочек. – Не дотянувшись до тарелки с салом, попросил Иван.

Незамедлительно его просьба была удовлетворена. Хрупкая исхудавшая женщина подскочила со стула и подложила сыну пару кусочков свежего сальца на хлеб.

—Кушай, мой хороший, а то на новой работе ты вообще измотался.

На лице Ивана заискрилась улыбка. Бутерброд, поднесённый ко рту, задержался на пару секунд и тут же был заброшен одним махом в утробу.

Скорее всего, в этот момент вкус свежего сала смешался с гордостью за почётную должность, которую несколько недель назад получил Иван. Да, не каждый удостоен такой чести!

С этими мыслями руки, с которых капал жир сала, огуречный росол и ещё что-то невыясненное, были вытерты о живот. Именно на этом месте еле сходился новый китель жандарма, выданный фашистским офицером, при принятии на службу в рекруты. Не многие удостаивались такой чести: пообщаться с кем-то из офицерского состава. И всё это благодаря Вовке, его другу с малых лет, который изучал немецкий в школе. Да. Вовка голова! Он сразу смекнул, что к чему, и вошёл в украинский освободительный отряд, после чего одним из первых попал в жандармы. Жаль, что тогда Иван не послушал его и не захотел воевать против большевиков, которые всю историю манипулировали Украиной. Короче, москали!

Улыбка исчезла с лица Ивана. Он исступленно глядел в какую-то точку на столе.

— Сынок… Что случилось? Не подавился ли? – Мама заботливо налила воду в стакан и протянула сыну.

— Як ты мэни уже надоела!

Иван никогда не мог правильно писать и читать, да и говорить на русском языке, теперь же ему казалось, что он нашёл «золотую середину», начав разговаривать на украинском, что тоже не очень-то получалось. Выходил суржик – «малоросейский язык», селянский украинский с элементами непереводимых русских слов и выражений.

— Сына… Что с тобой? Ты сам на себя не похож…

Мать с нескрываемой тревогой поглядывала на Ивана, который медленно поднял взгляд. С волос струился пот, капли которого играли в догонялки по лицу Ивана, то спрыгивая за воротник, то просто летя на стол, разбиваясь о лакированное дерево, превращаясь в маленький мокрый и вонючий след.

Лицо приобрело багровый оттенок.

— Заткныся вжэ! Я молчу про тата, шо пишов воивать за москолив! Шо за симья?! Одни предатели!! А може ты тэж большэвичка? Може за Сталина?

— Иван, Иван…

Мать встала и молча подошла к окну. Слабый летний ветерок покачивал кроны деревьев, играя листьями, как будто длинными кудрями волос. Именно так трепал Ивана за волосы его отец… Глаза немного оросила слеза, а в горле встал ком. Было ужасно обидно. Хотелось всё бросить и убежать… Убежать, куда глаза глядят. Но нет. Она так сделать не могла… Это же её сын. Она должна быть с ним до последнего. Она всё вытерпит, все обиды, всё на свете – ведь она МАТЬ.

Ивану стало немного не по себе.

— Дурдом! Нэвжэ тоби не нравидся, шо в хати есть сало, огирки, картошка?… Еда!!! Погляды на другых! Як воны живуть!

— Главное, чтобы ты жил, как человек.

Иван встал, схватил в руку недорезанный кусок сала и кинул в мать. Сало ударилось о ногу и упало на пол. Мать поглядела на сало, лежащее на полу, окутанное теперь небольшой оболочкой домашней пыли и грязи и перевела на другой «кусок сала», стоящий у стола, недоумённо потупив взгляд. Было не понять, что сейчас творится в голове у Ивана: то ли грусть о содеянном, то ли о утраченном куске сала, который придется мыть, а ведь помытое в воде сало утратит свой неповторимый вкус.

Стук в дверь.

— Кто там? – Взвизгнул Иван.

— Это я, Вовка.

Дверь открылась со скрипом. На пороге стояли один немецкий солдат и жандарм во главе с Вовой.

— Ну что, Иван? Здравствуй.

По тону было понятно, что Вова не пришёл с дружеским визитом.

— Да проходьтэ же… Садытэсь… Чого ж вы у двери-то стоите? – Взвизгнул Иван.

— А что это? – Вова указал пальцем на кусок валяющегося сала. – Когда мы воюем с большевиками, чтобы украинскому народу доставался заслуженный хлеб, ты разбрасываешься добром? И это когда каждая крошка на счету?!

— Да цэ так. Ярость на большэвиков.

— Что ты говоришь? А ты знаешь, что я здесь у тебя сегодня ночью потерял? Да и ещё этих орлов с собой притащил? – Вова махнул головой в сторону жандарма.

— Проведать можэ…

Вова и солдаты зашли в сени.

— Да не совсем… Разговор есть серьёзный…

— Садытэсь. Побалакаемо.

Вова сел за стол, при этом нагнувшись и подняв с пола сало.

— Знаешь, что общего в этом куске сала и тебе?

Такое сравнение Ивану было не по душе, и он скривившись выдавил:

— Шо во мне його многа?

— Нет, Вань, нет… Просто, когда ты его увидел впервые, он был пахучем куском, который хотелось нарезать и съесть… Даже слюнки текли. А теперь он полностью в грязи. Теперь его единственное место или на полу, или в мусоре.

Иван начал поправлять китель и подтягивать штаны, ещё больше измазав их грязными руками.

— Нет, Вань… Не лепи из себя дурака.

Глаза Вовы взглянули на мать Ивана, которая робко стояла у окна. По её щекам лились слёзы.

— Мария Васильевна… Нашли что-то?

Женщина подошла к Вове и протянула какую-то бумажку.

— Сначала я подумала, что он просто ведёт себя последнее время как-то странно, но когда Вы сказали проследить, я нашла эту бумажку. – Ещё одна волна слёз и всхлипов накрыла Марию Васильевну.

— Ваня, Ваня… -- Наконец-то промолвила она. – Да как же ты можешь? Это же твой народ! Ведь вокруг тебя украинская земля!

Иван лишь хлопал глазами, ничего не понимая, Вова разбирал, что на бумаге, жандарм и солдат напряглись, положив руки на ружья, а мать лишь смотрела. Смотрела взглядом, который мог бы сломить волю, который мог бы просверлить стену насквозь. Взгляд сильной и обиженной женщины. Но в этом же взгляде можно было уловить жалость, обиду, материнское тепло, переросшее в ненависть. Все чувства были перемешаны… Но лишь одно было наверняка: уверенность.

Минута тишины затягивалась. Воздух становился тяжёлым и вязким. Было сложно дышать.

Иван поправил воротник.

— Ну, что Ваня? Доигрался? Сдавай оружие, московская крыса!

Иван взглянул на два ружья, которые уже были направлены в него; на Вову, друга, который теперь видит в нём лишь «грязный кусок сала» и на мать, которая лишь смотрит.

— Ах ты ж!! – Ваня ринулся к матери, попытавшись схватить что-то в руку, но прозвучали два выстрела. Ещё шаг и силы стали покидать тело. Закружилось всё перед глазами и Иван упал на спину.

— Ма..ма.. – Просипел он.

— Да, Иван Константинович Вечер… Мы не потерпим предателей в своих рядах. И именно твоя мать помогла нам разобраться, кто здесь кто.

Иван хотел что-то сказать, но сил уже не было и на это. Боль сжигала всё его существо.

— Унести его. – Приказал Вова солдатам.

Когда жандармы вынесли Ивана из дома, его тело уже начало холодеть.

— Спасибо, Мария Васильевна, я бы и не подумал никогда на Ваню. Он никогда не блистал умом… А тут… Оказался большевистским шпионом! Дааа… Примите мои искренние соболезнования.

На это она лишь махнула головой.