Поплавок не подавал признаков жизни уже около часа. Листья прибрежной осоки склонились к воде и ждали ветра. Ничто не нарушало, водной глади, да Костя на нее и не смотрел. Он мечтал, а точнее пытался придумать, как лучше помочь матери. Отец, уезжая, наказал помогать. Но где же он возьмет деньги. Он представил, что нашел кошелек. И купил электрический чайник, что завезли в промтовары на прошлой неделе. Он помнил, как мама долго стояла и приценивалась к нему. А продавщица, цокая языком, отошла в сторону, искоса поглядывая на них.

Словно очнувшись, Костя забросил в кусты удочку и побежал на другой конец деревни, чуть не сбив по дороге женщину с ведрами. Та от неожиданности выкрикнула что-то резкое и полила в след мальчишке изощренную брань, которую казалось, слышала вся улица.

Он забежал в один двор, спугнув старую пеструю курицу. Та, хромая, отбежала от лужи и забилась в густые заросли лопухов.

Костя долго колотил в стекло. Тут жила глухая старуха. Когда она вышла, Костя схватил с порога ведра и побежал к колодцу. Пока он носился туда-сюда, старуха присела на порог и шамкая беззубым ртом удивленно смотрела на него, наверное, пытаясь понять, чей же это мальчик.

Костя с таким рвением наполнял бочку, что даже взмок. А когда раскрасневшийся, подошел к старухе и попытался объяснить, что хотел бы получить за это небольшую плату, старуха порылась в кармане передника и вывалила ему горсть карамели в засаленных обертках с прилипшими очистками от семечек.

- Нет, бабушка, мне лучше денег, - пытаясь отдать обратно гостинец, - мне денежку бы.

Старуха уставилась на него и покряхтев вошла на мост и закрыла за собой дверь.

Костя подумал, что она пошла за оплатой, но так и не появилась больше. Он хотел было постучаться, но почему-то не решился, а когда попытался перевернуть наполненную только что бочку, у него не хватило сил. От волнения у него задрожала нижняя губа, он пнул ногой бочку и бросил горсть карамели перед порогом.

Потом был другой двор и еще один, где он хотел наколоть дров, но больше десяти раз не смог поднять колун.

В другом месте ему надрали уши, чтоб не шлялся по чужим дворам и пообещали все рассказать матери. Но Костя так умолял, что здоровый мужик сжалился над ним.

- Что, не кормит тебя мамка-то, под заборами тут околачиваешься? – И взяв его за ворот рубахи, повел к себе в дом.

- Кормит, - огрызнулся Костя, пытаясь выкрутиться из крепкой хватки мужика.

- Бойкий, стервец, - заулыбался мужик. – На вот тебе, - и сорвал с веревки скрюченного сушеного окуня. – Ты братишка не бузи, я и так вижу, что паренек ты шустрый, только, что свой характер попросту показывать. Я вот хоть уже не молодой, а тоже нервный. Хочешь ты работать, подойди ко мне, скажи, мол, дядя Леша, может есть, где местечко. У меня такая беда в жизни выходит. Я тебе может, чем и помогу. Понимаешь? А если ты такой огрызок, то, на кой ляд, мне с тобой связываться?

Костя внимательно выслушивал хозяина дома и хрустел соленой головой.

- Тайны хранить умеешь?

Костя покивал головой, разломив окуня пополам.

- Приходи сегодня вечером, кое-чего мы с тобой придумаем.

Ночью, Костя со своим новым знакомым подходили к воротам фабрики.

- Дядь Леш, а мы чего делать будем?

- Тише тебе, чего разорался, - прошипел он, оборачиваясь по сторонам.

Там возле большого кирпичного здания стояла лошадь. Она склонила голову к земле и похлестывала себя хвостом. Большая черная труба над зданием упиралась в небо, прикрывая собой часть луны. Всюду пахло мазутом и болотиной.

- Дядя Леш, а зачем на самом верху трубы красная лампочка горит.

- Цс-с, - вздрогнул тот, - кому-то надо вот и горит. – Вон, видишь дыру? Лезь, давай и открой мне дверь изнутри. Только тихо.

Костя нырнул в темноту и вскоре отворил ворота.

- Аккуратненько открывай, не скрипи. Стой тут, если что свисти. Умеешь свистеть-то?

Костя кивнул и в тот же момент подумал, а вдруг у него не получится. Сложил губы трубочкой и тихонечко подул. Слабо-слабо просвистел, но дядя Леша услышал, выпрыгнул из-за дверей и уставился большими глазами на Костю, потом на лошадь которая решила отойти подольше от суетного места. Стой тихо, - прошипел дядя Леша.

Костя и стоял, где его поставили, смотрел вверх на лампочку и думал, что она там нужна для самолетов, но таких низко летающих он еще не видел, хотя мог быть и другой ответ до которого он хотел додуматься и одновременно пытался языком дотянуться до кончика носа. Он знал, что в ближайшее открытие охоты кто-нибудь ее собьет, как это бывает каждую осень, после чего на улицах, то там, то здесь пропадает свет.

Показался дядя Леша с двумя мешками за спиной. Он тоже посмотрел наверх.

- А ружье добьет до туда? – шепотом спросил Костя.

- Добьет, наверное, - немного помолчав, сказал дядя Леша, - двести ватт. Ладно, завтра, крякнул он и поплелся к выходу.

Всю дорогу он сопел перекладывал мешки с одного плеча на другое и что-то бурчал себе под нос.

- А мы что украли? - надоело идти Косте в тишине.

- Украли, - угрюмо повторил дядя Леша, - не украли, а забрали раньше других. Ты парень кушать хочешь, а тебе никто не дает, потому что нет ни у кого, потому что работать негде, потому что никто о нас не заботится и не кому мы за даром не нужны, - без остановки затараторил он, словно очень давно хотел это кому ни будь сказать.

- Обо мне мама заботится, а я о ней и еще папа из Москвы приедет.

Дядя Леша, что прокряхтел непонятное и прижал Костю к себе.

- Ты молодец. Держись меня. И всем тогда будет хорошо и твоей мамке и всем. Понимаешь? Только ни-ни, не одной живой душе. В наше время, нужно держать ухо востро. Он порылся в кармане.

- На вот тебе полтинничек. Скажешь матери, дрова у меня колол. Я тебя завтра еще в одно место возьму.

Никто точно не знал возраста дяди Леши, да и не особо ломали себе над этим голову. Никто с ним связываться не хотел, да и он в компании не навязывался, а лишь ходил серьезный и озадаченный и что-то все делал.

- К войне готовишься, - кричала ему из-за забора соседка, когда тот тащил очередной мешок.

- Мы и так на войне, - бурчал он, - и запирал за собой дверь на несколько замков, словно и в правду занимал глухую оборону. Дом у него был самый ухоженный и крепкий, с яблоневым садом на задах в котором и днем и ночью громыхала цепью собака. Не мог же он оставлять свое добро без присмотра. А отлучался он часто и тащил в дом все, что попадалось на глаза: куски старого железа, арматуру, все у него шло в дело, только в какое никто не знал, а просить не осмеливались. А дядя Леша каждый раз аккуратно записывал в свою тетрадку все принесенное в дом и бережно хранил свою, никому неизвестную мечту.

Еще казалось совсем недавно он готов был работать в мастерский и днем и ночью. Ему нравилось, что все вокруг него шумит и лязгает, в этом чувствовалась мощь и неукротимая сила жизни, которую ничем не остановить. Ему было приятно считать себя единственным опекуном этих железных машин, заботится о них, чтоб их электрические сердца бились и бились до бесконечности. Он приходил раньше всех бригад, прикладывался ухом к холодному железу станков и слушал, слушал сосредоточенно, словно часовщик, и убедившись, что все в порядке, переходил к следующему.

Но вскоре станки стали все меньше и меньше сотрясать кирпичные стены фабрики, просто стояли собирая на себе пыль. И уже никто не разыскивал дядю Лешу и не тащил его в срочном порядке в цех. О нем все забыли.

Директора стали меняться с такой скоростью, что он даже не успевал запомнить, кого как звали.

Зато появлялись они громко, их идеи на собраниях звучали так вдохновенно, что особо несдержанные начинали аплодировать.

Последний директор, пообещал, что часть текстильных залов он переоборудует новыми агрегатами и начнет производство корейской лапши.

- В условиях рыночной экономики, - откашливаясь, кричал он, - нам нужно брать самое перспективное, а мешки, которые вы тут ткали – это все прошлый век. На этом денег не заработаешь.

- Да нам хоть что, - кричали ему в ответ, - лишь бы платили. У нас этих мешков по домам до конца жизни хватит, - кто-то не весело смеялся.

Но, как и предыдущие директора, он смог выполнить только первую часть обещания, освободить залы от станков, вывезти их куда-то и исчезнуть на всегда.

- Скорее всего, в утилизацию увез, - думали мужики.

- Или на переделку, - то ли пошутил, то ли фантазировал другой, - раньше мотали нитки, а теперь может, макароны будем.

Дядя Леша ничего не имел против корейской лапши. Но все же оставшееся фабричное имущество ему было очень дорого, поэтому он медленно, по мере сил, перетаскивал его в свой вместительный сарай.

- Дядя Леш, - вертел в руках карбюратор Костя, - а зачем это вам?

- Надо, - сурово ответил он и положил вещь обратно на полку. – Вот подкоплю кой чего, может технику какую соберу и пойдет у нас тут дело. Слышал вот ты о фермах чего? Оно ведь главное начать. И народ разъезжаться не будет. На кусок хлеба все заработает. А то ведь если все разъедутся, кто ж тогда за могилками ухаживать будет иль за стариками. То-то.

- Я буду, - ответил Костя, - он еще хотел спросить, про деньги, которые дядя Леша будет платить рабочим, откуда он их возьмет, но постеснялся. Он не хотел обижать своего нового друга, такого большого и сильного, который все равно как, но скоро организует ферму и возьмет его отца к себе на работу. Он словно хвост везде таскался за ним. Одноклассники это видели и больше не били его, а где-то даже зауважали. И он это видел и по этому привел друга к себе домой, чтоб и от матери тоже все отстали. Дядя Леша шел нехотя, а на пороге и вовсе раскраснелся. За столом он все больше молчал, пил чай и смотрел, как на дне крутятся волчком чаинки.

- Ты ешь, ешь, - двигала варенье Алмазова.

- Угу, - покачивал головой он.

- Муж-то вот у меня на заработки в Москву уехал, - теребила она в руках полотенце.

Он в первый раз поднял на нее глаза и тут же отвел в сторону. – Долго ездит, - прокряхтел он и посмотрел на улицу на мерцающий красным фонарь. – Вы что ль прикрутили, указал он на столб.

- Ой, да что я тут заболталась, - соскочила с места она, совсем позабыла и быстро выскочила во двор.

- Да нет, дядь Леш, - это кто-то ночью, мы и не видели.

- Ну, ну, я вот вам другую вкручу, а то от этой глаза больно болят, - сказал он и о чем-то задумался.

Дядя Леша стал частым гостем, он так же был не многословен. То бывало, что-то принесет, то возьмется что-то чинить вместе с Костей.

- Да мне и заплатить-то нечем, - причитала Алмазова.

- Богатые все… - ворчал дядя Леша, - заплатить.

Так они и прожили месяц. Почти неразлучно. С раннего утра и до позднего вечера.

А вскоре умерла, вечно маявшаяся в яблоневом саду собака дяди Леши. Пришел он с Костей яблок нарвать, а та лежит ногой дергает, а из пасти кровь идет.

- Чем же тебя накормили, ну, - причитал он. - Ну, чего ты, чего? – Теребил он ее за холку.

Закапали собаку прямо за огородом. Злая была собака, но Косте ее было очень жалко.

Дядя Леша запил и не появлялся неделю.