Глава 5. РОДОВОЙ ОСОБНЯК.

Выйдя на остановке из промороженного троллейбуса, Алексей сразу заметил родовое гнездо. Особняк древнего рода Ольгиных стоял чуть в стороне от исторического центра, прячась за высоким фигурным забором из чугуна и стали. Забор, как и двухэтажный особняк, тоже был произведением искусства, аллегорическими изгибами завитушек изображая вековечную борьбу светлого и темного начала. Поверху забора причудливым орнаментом шла колючая проволока под высоким напряжением, усиленная ревунами от автомобильной сигнализации. Вековые кусты сирени и акации скрывали здание от постороннего взора. Дом, к счастью, не пострадал во время коллективизации, уплотнений и переселений.

Особняк не задело бурей революции и последующими катаклизмами из-за невероятного количества родовых привидений на квадратный метр жилой площади. Предки рода Ольгиных никак не желали покидать родовое гнездо, сохраняясь в мутных образах привидений, летая темными ночами по гулким комнатам. Основная масса привидений были мирными потусторонними силами, но встречались и буйные экземпляры.

Первые же революционеры, захватившие буржуйский дом, утром позорно бежали, отделавшись синяками, кровоподтеками и царапинами от острых ногтей. Попробовали изгонять привидения красным террором, но пули проходили насквозь, не нанося вреда, ответные действия, наоборот, были материальными, а, главное, болезненными. Привидения удачно использовали предметы интерьера и гардероба. Начинали летать по квартире стулья, неожиданно закрывались дубовые двери, норовя защемить в проеме какую-либо ценную часть тела. Серебряный обеденный сервиз становился опаснее роты солдат. Ложки планировали не хуже бумерангов, ножницы коварно подбирались сзади и старались испоганить верхнюю и нижнюю одежду, кромсая ее в лоскутки. На разбушевавшиеся привидения не действовали мандаты, печати и манифест Коммунистической партии с исторической работой Карла Маркса «Капитал». Мракобесие и религиозный опиум, объявленный вне закона, на территории особняка приобретал силу.

Коммунисты наступили на собственное горло и вызвали попов разных конфессий, оставшихся в живых после антирелигиозной пропаганды. Священники под дулами вооруженных матросов помахали кадилами, побрызгали святой водой, совершили первый в мире совместный крестный ход православных, правоверных католиков и иудеев. Ход закончился крахом, не послужив объединению религий и не избавив дом от потусторонних сил.

Родовые привидения окончательно распоясались и развязались, отвечая бытовым террором на революционно-религиозный энтузиазм народных масс. Под шумок, родовые привидения объединились с городскими привидениями, зазвав их в особняк. В отместку, большевики реквизировали дом под музей народного творчества, а оставшихся в живых представителей рода Ольгиных, назначили хранителями и музейными работниками, справедливо решив, что худшего наказания в здравом уме не придумать. Злорадно хихикая в усы, чекисты выдали мандат с печатями и личной подписью гениального вождя, оставив особняк и жителей в покое на долгие десятилетия.

Спокойно и безопасно жили в доме лишь представители княжеского рода Ольгиных. Не относящихся к прямым родственникам жильцов, приведения доводили до белого каления или сумасшедшего дома. Как раз на испытания призраками и рассчитывала Ольга Олеговна, приглашая в гости новоявленного племянника. Хотя анализ крови Алексея указывал на близкое родство, перепроверить, для душевного спокойствия, не помешает.

Ровно в восемнадцать часов ноль-ноль минут раздался звонок у входной калитки, и перед взором Ольги Олеговны, на экране монитора, возникла фигура племянника. Нажав на кнопку пульта, тетя отворила автоматический запор наружной двери, пропуская родственника внутрь. Слегка робея и сняв кепку с головы, Алексей вошел во двор.

Очищенная от снега, до черного асфальта, дорожка вела прямо к парадному крыльцу двухэтажного особняка, слегка напоминая белый дом в Вашингтоне белоснежными мраморными колоннами и легкой колониальной архитектурой. Выделяемые государством деньги на охрану исторического памятника, хозяева использовали рачительно и бережливо.

Для Алексея все казалось до боли знакомым, родным и любимым. И, хотя он никогда не вступал в родовое гнездо, генетическая память хранила воспоминания до мелочей.

Старинный дуб, посаженный в начале восемнадцатого века в первую годовщину основания города и строительства первого каменного здания соратником Петра Первого, боярином Ольгиным, сосланным в почетную ссылку на строительство медеплавильного завода. Рос завод, рос особняк, и рос город. К концу жизни предка казнили за растрату государевых средств, но особняк не отобрали. Казнили во дворе, предварительно четвертовав на отдельные части. Славный предок и положил начало родовым привидениям, обосновавшись в подвале дома. Любимым развлечением прадеда было искать ночами отсеченные части тела. Как гласила седая легенда, когда прадед соберет отрубленные ноги и руки, откроется несметный клад из средств, сэкономленных на постройке завода и города.

На заснеженной лужайке поскрипывали старинные качели, с которых, как гласила другая легенда, упал и, стукнувшись темечком об валявшийся на земле булыжник, погиб малолетний племянник четвертованного дяди. Привидение, погибшее в молодости родственника, отличалось шаловливым характером, кидало ночами в случайных прохожих яблоками из фруктового сада. Зимой, когда плоды отсутствовали, кидало снежками и сосульками.

На левой колонне фасада дома, справа от входа, остались щербинки от пуль казаков Емельяна Пугачева, расстрелявших внука и правнука четвертованного боярина. Те родственники были злее и не брезговали запустить при удобном случае в проходящих мимо казачьих потомков чем ни будь поувесистее и ухали вслед убегающим прохожим обидные слова на старославянском.

Осторожно коснувшись рукой покалеченной колонны, Алексей поднялся на крыльцо. Дверь скрипнула и медленно растворилась. Стоящая за дверью Ольга Олеговна невольно вскрикнула, едва не потеряв равновесие. Крик был вызван не болью, а безусловной приметой. Дверь распахнуло старое приведение лакея, верно прослужившего хозяевам шестьдесят лет и умершего на боевом посту. Шестьдесят лет земной жизни лакей открывал и закрывал двери, больше ничего не умея. В мороз и вьюгу, жару и непогоду, днем и ночью слуга исполнял роль запора и пружины дверей. После смерти он изредка подходил к двери, чтобы открыть ее прямым наследникам и близким родственникам рода Ольгиных. Но открыть двери ранним вечером Алексею - необходимо быть не просто родственником, а хозяином особняка!

Алексей, ни капельки не удивившись открытию двери, прошел внутрь и, увидев стоящую тетушку, приветливо улыбнулся.

- Добрый вечер Ольга Олеговна, не опоздал?

- Точен, как наши славные предки. - Нервно потирая ладони, ответила тетушка. - Проходи, дорогой племянник! Раздевайся и чувствуй себя как дома.

- Не представляете, тетя, именно так! Будто жил здесь всегда!

- Будем надеется, именно, так. - Негромко пробормотала Ольга Олеговна, готовя следующее испытание для родственника.

Скинув пуховик, Алексей уверенно направился в гардеробную, не спрашивая маршрута.

После трехчасового ужина с десятью переменами блюд, тётушка, сражённая образцово-показательными манерами Алексея, окончательно убедилась в соответствии племянника роду Ольгиных.

Несмотря на расположенность тетушки к новому родственнику, Алексей не остался ночевать, как и переехать в родной дом на постоянное место жительство. Природный такт и незапятнанная совесть не позволяли воспользоваться гостеприимством одинокой женщины.

Алексей дал Ольге Олеговне честное слово переселиться в родовой особняк в том случае, когда тетя не сможет выполнять обязанности хранительницы и смотрительницы дома. Распрощавшись тепло с прослезившейся тётушкой, Алексей вернулся в коммуналку к Степану.