Люди многое готовы простить...себе.
|
У прокуратора болела голова, как всегда болела она в дни, когда горячий Сирокко дул в сторону города, принося из пустыни песок и запах смерти, вызывая у молодых возжжение страсти и жажду крови, а у стариков – предчувствие близкой кончины. У прокуратора болела голова, как всегда болела она в дни, когда зацветал жасмин, он ненавидел этот тягучий, удушающе сладкий аромат, ненавидел этот закоснелый город, где властью Рима он вершил правосудие, ненавидел подобострастных и лицемерных фарисеев, изворотливых и трусливых саддукеев… У прокуратора болела голова, также, как болела она три дня тому назад, когда они привели к нему Его. Он спросил тогда, в чем они Его обвиняют, и ему ответили: «Он смущает неопытные души проповедями о любви людей друг к другу, о том, что Бог – есть всеобщий Отец, о равенстве людей в глазах Бога – «И последние станут как первые», о вечной жизни и воскресении, еще Он говорил, будто может разрушить храм и вновь создать его за три дня!» Тогда он впервые посмотрел на Него. Это был молодой человек с правильными чертами лица, добрыми и умными глазами. Он держался очень спокойно, как будто все происходящее не имело к Нему никакого отношения, в Нем не было обычного для человека трепета перед властью, но не было и превосходства, а прокуратор уже знал, что Он из рода древнего царя, некогда правившего этим народом, правда знал он и то, что ремесло Его было ремеслом плотника. Однако выглядел и говорил Он не как простой ремесленник. Прокуратору подумалось тогда: как мог плотник так напугать всех этих книжников, на свой лад толкующих закон Бога и запугивающих им простых людей? Разговор с Ним прокуратор будет помнить всю свою жизнь, от которой он так устал! Понтий спросил у Него, чего Он хотел добиться, проповедуя столь чуждые этому народу истины, и услышал в ответ: «Ты сам сказал – это истины и Отец хочет, чтобы их знали все». Отец! Но разве Его отец не Иосиф – плотник? Нет, есть высший Отец, с которым Его соединяет в одно целое Дух. А кто же тогда Его мать? Его Мать была избрана еще до своего рождения, чтобы через себя соединить Его с людьми, а людей через него с Отцом. А как быть с Его словами о храме: его разрушении и восстановлении? Не стоит понимать Его прямо, Он говорил о смерти и о Жизни, которая будет превыше смерти, ибо так заповедал Отец. Слышавшие это рвали на себе одежды и требовали для Него кары, которую заслуживали лишь самые жестокие преступники – распятия. Он слышал возгласы: «Распни Его! Распни!», и был спокоен, и прямо отвечал на вопросы, потом вдруг сказал: «У тебя болит голова, добрый человек, очень болит, когда-нибудь мы встретимся и сможем говорить столько, сколько захотим». Прокуратор умыл руки, не желая предавать Его казни, которой Он не заслужил, но книжники восстановили толпу против Рима, а он, как наместник, должен был обеспечить порядок в этой провинции. Прошло три дня, как умер Он, с которым Пилат, впервые за много лет, хотел говорить, в Его присутствии не болела голова, и можно было мириться с запахом жасмина и с этим городом, где властью Рима он вершил правосудие. Сегодня утром прошел слух о том, что ученики выкрали Его тело, но прокуратор не поверил, помня тот взгляд, которым Он смотрел на него. Прокуратор понял – Он просто ушел к Отцу, с Которым каждый встретится в конце своего пути. Сегодня у прокуратора вновь болит голова, он пришел в сад, тот самый, где взяли под стражу Его, и где Пилат хотел бы говорить с Ним, сзади, как всегда, его верный пес, тоже немолодой, оба они хотят покоя, но не обретают его. Лишь с наступлением ночи, под оглушающий концерт цикад, засыпают Прокуратор Римской Империи и его единственный друг, пес, который мечтает лишь о том, чтобы идти следом за своим господином. Прокуратор же не может простить себе малодушия, не позволившего ему защитить Того, кто рассказал ему об Отце, и, казалось, видел самого Пилата и все его мысли насквозь, но он надеется, что, когда-нибудь, сможет искупить свою вину, они встретятся и будут говорить столько, сколько захотят…
Postscriptum:Иногда очень страшно заглянуть в себя, там можно ничего не увидеть...
|