Простуженная ночь болезненно вздохнула,
Потерянная дочь к ней руки протянула.
И холодом, и мраком окутала как мать.
И нету сил заплакать, и нету мочи спать.

Вдруг ветреным испугом повеяло в окно,
Забилось дрожью сердце как хрупкое стекло.
Оно боится боли от собственных невзгод.
Оно не слышит боле ни голосов, ни нот.

И мать безлунная, беззвёздная, пустая,
Ночным крылом ребёнка обнимая,
Сжигает сердца страх,
И превращая в прах,
Уносит боль на слипшихся губах.

Ослепший мрак, глухая пустота.
Покинутая ночью сирота,
Дочь издаёт глухой, бездушный крик.
Её пронзает солнца блик.

И только судорожная резь,
В мозгах вскипает мыслей спесь.
В груди ни сердца, ни тепла,
А лишь осколки от стекла.

И стонут кости нервным ноем,
Рыдает ночь неслышным воем.
Она боится бликов дня,
Она сбегает от меня.

И в голове не треск, а грохот.
Усталость мёртвая на теле.
И, кажется, всё очень плохо!
А плохо ли на самом деле?

Мне часто видятся во сне
Дыхание в берёзовой листве,
Взмах крыльев в омертвелой синеве
И робкий шорох духа при луне.

Как тонок мир, как краток его свет!
Как близок миг конца насущных бед!
Внезапен час нежданного удара!
Как горек вкус предсмертного пожара!

Всё, что внутри, снаружи то же.
Всё одинаково и схоже.
Узоры связанных сосудов,
Стальные нити пересудов,
И ветви гибких, цепких рук,
И нервы мёртвых, вялых мук.

Где сон, где явь, где грань, где правда?
Где он, где я, что будет завтра?
А будет ли, должно ли быть?
Что значит быть живым и жить?

И на губах не смех, а хохот.
Червей узлы на мёртвом теле.
И, кажется, всё очень плохо!
А плохо ли на самом деле?