Беседы с существующим

Черт, ноги подкашивает, дрожат…

- Ты куда? – Останавливает по пути бабушка. Проговариваю сквозь стиснутые зубы, неожиданно раздраженно:

- Кроликам воды налить надо…

- Да может мне в ведро воды из колодца налить? – спрашивает, замечая, что я по кружке наполняю черное ведро. Резко мотаю головой:

- Нет, спасибо.

- А ну постой .. – разворачивает меня лицом к себе. – Господи, да ты нездорова? Круги желтые под глазами .. – испуганно.

- Да, немного в коленях дрожат … Т олько вот никак не пойму, как им туда из ведра залить воды-то?..

- Иди сядь на диван внизу. Совсем ты какая-то… - твердо говорит, не обращая внимания на мои реплики.

- Да, но как же ..

- Я сейчас сама сделаю, иди.

Спускаюсь вниз медленно, шатаясь и хватаясь за длинные вьюнки. Неуверенно подумываю о том, что бы достать спелую и яркую как солнце абрикосу, маячащую перед глазами. Уверяюсь, что несвоевременно, склоняясь в строну , противоположную верной.

- Да ты не беспокойся…. Бывает. – Звучит вдруг голос, теплый такой, вызывающий улыбку воспоминаний и счастия. Рассеянный, правда, и, точно знаю – несуществующий.. То бишь, существующий на САМОМ деле, только этого «самого» дела обычно никто никогда не замечает … Д а и не знает просто.

- Да. – Люблю это слово согласия. – Собственно, - усмехаюсь, - по убеждению бабушки.. как-то неуютно что ли стало.. Спасибо. – Улыбка.

- За что благодарить? – улыбка слышится, а не видится .. Мой собеседник редко зрим. С каждой фразой создаю новый образ, и каждый раз он плывет, как акварельные краски .. – Я только рад появляться, да редко случается.. Все-таки хорошо знать врачевание! – Почему-то добавляет он.

- Может быть … К стати, никак не могу найти Чехова в своей библиотеке! Аверченко, Зощенко … Т олько сегодня заметила, что там отсутствует Лев Толстой, хотя наличие Алексея меня не удивит… Отечественная литература…- насмешливо цитирую.

- Забавно. А почему именно Чехов?

- Фильм вот один хороший, там намек был .. Собственно, давно уже хотела припомнить кого-нибудь из классиков, имена не вспоминались..

- Действительно трудно запомнить столь редко встречающиеся в этой жизни фамилии! – усмехаясь, воскликнул голос, интонацией выделяя «эту жизнь». – Но хоть фамилию режиссера пресловутого фильма ты смогла запомнить?

-Конечно… - обиженно. – Но, боюсь, что его фамилия тебя не удивит ..

- А меня редко вообще можно чем удивить.… Предлагаешь угадать?

- Попробуй.

- Хм .. – представляю себе его улыбающееся про себя лицо в показной задумчивости. – Наверняка, Швейцер.

- Нет, Мертвые души я смотрела вчера.

- Тогда, разумеется, Тарковский – выбор и невелик…

- Угадал. – Улыбаюсь. – Именно он. Зеркало…

- Зеркало?

- Ну да, фильм то бишь.

- Хм, назвать Тарковского Зеркалом…Забавно.

- Да нет же…

- Я понял, понял. – Широкая улыбка – расплывается.

- Да уж, зеркало, думаю, лесное прозвище…

- В таком случае мне повезло. Я ведь в какой-то мере им и являюсь.

- Я тоже являюсь зеркалом. – Почему-то хочется назвать голос по имени. Называть акварельные этюды, залитые водой и навечно сохранившиеся солнечными лучами – выше моей скромной фантазии. – Просто я зеркало простое, как и все. А это зеркало волшебное .. Как в сказке, помнишь, все отражает. А я - только видимое …

- А Тарковский что – не видимое? И я, выходит, тоже?

- Ну, нет, просто они отражают видимое ими, то, что не видно нам, и кажется нам волшебным-невероятным , а ему – истиной сутью вещей.

- Они? Ты говоришь аксиомами...- улыбка.

- Нет, мне далеко до аксиом…- говорю печально. – Только предположение.

- В таком случае в предположении, думаю, неверность.… Не думаю, что Зеркалам (простым для них и волшебным для нас) кажется видимое – сутью. Когда мы глядим на мир вокруг, мы редко задумываемся о нем вообще. Существует – ладно. Просто если мы все-таки доберемся до отражения всего этого чуда другим – тогда это имеет ценность. Солнечные лучи имеют ценность меньше отраженных солнечных зайчиков.

- Солнечные лучи не имеют ценности для Зеркал, так как они им привычны. А солнечные зайчики – некоторая диковинка .. Вроде радуги – не так уж и часто, но бывает довольно постоянно, а не устает восхищать.

- Для солнечных зайчиков свет будет в диковинку… Все относительно . – з адумчиво жмурится голос, вглядываясь в знойное летнее солнце.

- Каждую беседу с тобой мы заканчиваем этой фразой! Действительно, очень уж она хороша. – Подмигиваю собеседнику, с уверенностью, что он увидит мою пантомимику. – Впору приурочить эту фразу цитатой не Энштейну , а тебе!

- Ты так забавно пользуешься словами, складываешь их в сочетания, которые вводят меня в недоумение. Все время задумываешься – верны ли они .. Странная эта задумчивость, ненужная – ведь все равно же понимаю, к чему еще..

- Ну, почему же, подбирать более подходящие слова – весьма интересное и нужное занятие … И наче – какая радость, сидеть у фонтана или ручья, слыша при этом какой-то абсолютно негармоничный… и не шелест даже…просто звук.

- Беседу не хочется с фонтаном сравнивать .. Все-таки, беседа – это обмен порой совершенно разными мнениям двух собеседников, а фонтаном монолог можно назвать.. Скорей, щебет птиц, поутру. Утром тут чудно щебечут птицы! Не снегири, но грудки у них тоже какие-то разукрашенные ..

- Ага, значит, ты тоже слышал? Каждое утро просыпаюсь под их встревоженное пение. По всей видимости, они устроили рядом гнездо.

- Птицы тебя любят. – Усмехаясь. – Ты сама птица .. Сова.

- Ага, а ты жаворонок.

- Если меня вообще можно с какой-либо птицей сравнить существующей не на самом деле… Интересно было бы послушать – щебет Совы и Жаворонка! – неожиданно весело хохочет и я охотно присоединяюсь.

- И еще послушать их смех! – замечаю я, все еще улыбаясь. – Странно слышать невидимый хохот.

- Если тебе это мешает – представь, что я какой-нибудь листик, камешек, цветок… - серьезно говорит голос. – А я после буду звучать неподалеку.

- Нет, что ты .. Я уже представила себе холст с нечеткими, но ужасно яркими акварельными красками. И еще какая-то строгая муза постоянно приходит и смывает твои изображения водой – видимо, уж очень несовершенными они ей кажутся.

- Да? Удивительно! Нарисуй как-нибудь меня, или хотя бы эту строгую музу – покажи… Неожиданное воплощение. - Восторженно бормочет образ.

- Я не художник, и рисовать не умею .. Даже словами. Ни рисовать услышанное , ни рисовать говорящееся… - печально улыбаюсь я. – Даже улыбки не умею рисовать, хотя они постоянно улыбаются…

- А улыбкам и не нужно какое-то особое изображение. Когда пытаешься изобразить мираж, он, конечно, в некоторой мере изображается, но очень условно и каждый раз по-разному... Так что не печалься. – Одобрительно улыбается. – Миражируй , миражируй !

Прислушиваюсь. Вдалеке громогласно орет кот. Уверенна , что кот. И даже, кажется, знаю имя .. Голос тоже затих.

- Мираж? – Тихо спрашиваю.

- Нет, кажется…

- Кажется…- Криво усмехаюсь. Снова прислушиваюсь. – Уже молчит вроде.

- Угу … Знакомы?

- С котом-то? Немного … Н асколько вообще возможно быть знакомым с котом. – Оглядываюсь. – Говорим все…

- Говорим, - улыбается голос. – Причем, одно мгновение.

- Мгновение? – Недоверчиво. – Мы щебечем уж около часа ..

- Ну, если время для тебя так важно, могу уверить тебя, по существу – ты монологствовала со мной только несколько секунд. – Довольно четко и по возможности официально ответил голос.

- Хм .. По существу?

- Именно, по существу! Ну, это как у вас говорится - по Гринвичу, по киевскому там, московскому – так у нас – по существу. Ты ведь живешь в несуществующем .

- Все относительно, – подмигиваю я.

- Ну, это конечно…

- Ежели так – и я вдруг попала на границу существующего и несуществующего, где так странно выходит со временем, то я, пожалуй, попробую тут.. – я задумалась. – Попробую тут подремать. Позволишь? Ведь тут – вечность, а там – мгновение…

- Разумеется! Могла бы ты перейти границу, я бы показал тебе множество удивительных мест… Рад, что хоть временная диковинка тебя радует!

- Очень ..- бормочу я и окунаюсь почти совсем в вечный мир сновидений ….

- Доброго! – Произносит восторженный голос. Реальный, насколько возможно, голос.

- Доброго , - улыбаюсь, - удивительные тут снятся сны..

- Удивительные?

- Ага, - мечтательно протягиваю, - четкие , красочные... Забавно, и еще к тому же – сны во снах.

- Мм?.. Интересно... – передо мной появляется чашка ароматного чая. – Расскажешь? – лукавые нотки проглядывают.

- Расскажу, - соглашаюсь, - только неплохо бы к чаю еще и…

- Мгновение.… Вот, - гляжу на замечательные бисквитные пирожные.

- Ага … Надо было убедится, что этот мир не является тем же сном во сне, продолжением.. Мне много раз приходилось сегодня, - произношу с сомнением, - рассказывать один сон другому сну..

- Да, сны любопытны, любят слушать чьи-то истории .. Только думать над ними как-то не любят.. Не правда ли? – вопросительно.

- Конечно! Однако в этом сне изредка даже думать приходилось … Волшебные они все-таки были.. – так же мечтательно. Потом добавляю: - сны ..

- Ну, верно, не мысли … А что снилось-то?

- О, мои сны редко бывают оригинальны. Они завсегда чем-то обделены: то сюжетом, то реалистичностью .. На этот раз мне приснилось довольно забавное путешествие в Москву.

- Да уж, путешествие в Москву удивительным назвать трудно ..

- Я тоже так думаю – когда задумываюсь об этом в реальности ничего интересного в таком путешествии я не нахожу .. Видимо, этим сны и удивительны.. Находят-таки что-то.

- Да, - нетерпеливость звучит в последующем молчании.

- Ну, рассказчик из меня никакой, значит… - традиционно оправдываюсь я, - так что не обессудь ..

Чувствую укоризненный взгляд.

- Так вот. Появляюсь я вдруг, совершенно неожиданно и, главное, непонятно зачем, в Москве. Тут же попадаю в метро, очевидно, привокзальное. Там – абсолютно так же непонятным способом, - виновато добавляю, - забыла я… Вообщем, познакомилась я вдруг с какой-то замечательной девочкой. Сходу так. Даже имени не спросила.. Сказала ей, что приехала в Москву, ничего тут не знаю, первый раз, верней, не совсем первый, но уже ничего не помню и города не знаю.. Вспоминаю о каких-то знакомых на Краснопресненской, переулок Волков.. странно, что кусочки реальной жизни все-таки заглянули в сон: такое тоже довольно редко бывает.. Потом еще каких-то знакомых, вспоминаю, что позвонить могу.. Странно, но – не хочу и не звоню. Девочка, о чудо !, меня сразу поняла, кажется, ей надо было куда-то ехать, и она предложила прогуляться с ней по городу. Мы быстро пытались обменяться телефонными номерами (благо цивилизации, руки дрожали, боялась – потерять), быстро – потому что вагон метро подходил, и впускать в него категорически не хотели, а надо б было.. В итоге, мы запрыгнули в бегущий уже вагон и вагоновожатый (во сне засомневалась в верности этого названия, но я никогда не видела человека, который специально следит за отдельным вагоном. Наверное, его проводником можно было бы назвать, но я так и не вспомнила этого слова..) зачем-то сообщил нам, что как раз есть места. Он сказал, кажется: «неделя», что я тут же растолковала как - 7 мест. В вагоне я торопливо записала на руке номер неизвестного мне телефона (я была недалека от того, чтобы запомнить его во сне. П крайней мере, я точно помню как выглядел мой номер: я даже загляделась, видимо, на его написание и потом, медленно продиктовала последние три цифры – ноль-ноль-шесть .. Или – я сказала семь? Но должна была – шесть..) После мы неожиданно появились сразу в такси.. Черт, я так хорошо помнила водителя, который оборачивался ко мне и отвечал дружелюбно на мои риторические вопросы.. а! я вспоминала друзей на Краснопресненской, как мы находили друг друга в прошлый раз, звонили, выясняли адрес… И я тогда проговорила безнадежно, мол, неплохо бы узнать номер телефона по адресу.. Правда, зачем мне это нужно было - понятия не имею, но произнесла вслух. Водитель тут же подхватил и сказал, что это возможно .. Потом мы куда-то приехали, вышли из машины, я подняла голову, поглядела в небо, и с удивлением заметила там два, довольно низко летящие самолета. Мой спутник (верней, спутником была скорей я) сообщил мне, что самолеты летят откуда-то из далека.. Очень далекого ! Африка там какая-то .. Помню, потом пересказывала этот сон в другом сне, тоже называя его удивительным, и говорила, что самолеты летели из Африки, что вызвало улыбку единственного слушателя… Шума самолеты совершенно не издавали. Пока я глядела на далекие, и в тоже время поразительно близкие, самолеты, девочка вдруг спросила меня, нет ли у меня рубля. Она что-то покупала в прилавке. Только тут я подумала, что денег в чужом городе не помешало бы иметь … П оглядела в походный рюкзак и увидела там много гривен, и пару долларовых купюр. Тогда я что-то пробормотала девочке об обмене, даже про курс валюты вспомнила …И вот моя знакомая спросила меня наконец, что я буду делать в Москве. Верней, она не спросила – «что я буду делать», она спросила – «как долго я тут буду». Так что о цели я даже как-то и не задумывалась. Я еще раз поглядела на аккуратно уложенные гривны и тут вспомнила про обратный билет. Сказала, что побуду, пока буду иметь на то возможность… Глупые сны мне снятся , но довольно реалистичные, не правда ли? – Прервалась я, виновато спрашивая.

Голос, улыбаясь, кивнул, насколько я поняла. И приготовился слушать дальше.

- Да тут уже и рассказывать, собственно, нечего. Может быть, я проснулась. И тут же на меня обрушился пропавший где-то здравый рассудок. Я вспомнила, что совершенно не подумала, где я буду жить. Я поняла, что мне обязательно надо поговорить с московским знакомым. Странное ощущение – во сне я довольно четко мыслила, вспоминала, однако эти элементарные вопросы совершенно не приходили мне в голову. Действительно, кажется, какая-то здравая частичка меня забыла отправиться в нелепое путешествие следом за мной. Потом я чуть-чуть замыслилась о верном продолжении событий, вслушиваясь, как за окном соседи-гости сетовали на сильнейшую жару, радикулит и внезапно приехавших детей. А потом… - устало продолжила я, - не было ничего интересного.

- Хм-м …

- Потом были странные облака, и живые, говорящие деревья. – Сказала я и рассеяно огляделась вокруг. - Много каких-то незнакомых знакомых.… И некоторых знакомых даже более чем. И моя глупость там была – глупость и укоры со стороны этих знакомцев. Я виновато улыбалась им, а потом поняла, что просто могу сделать так, что бы они исчезли, но решила, что это уже не имеет смысла. А потом одной из приятельниц я рассказала прошлый сон, поверь, более вдохновлено и подробно! Забывается… – Я, вздохнув, сделала глоток ароматного чая. – С лимоном… Лимонов не держим! - вдруг скрипучим голосом процитировала я и улыбнулась.

- Цитата? Откуда же? – заинтересованно, как бы между прочим спросили из сумерек.

- Чародеи... Помнишь? Скатерть-самобранка? Чудесный фильм, если бы его показывали не днем, летом, и с этим надоедливым мерцанием….-Я недовольно поморщилась, вспомнив.

- А, да-да… - поспешно согласился голос. – И?

- Что – и? – честно спросила я, со стуком поставив чашку на разрисованное на какой-то фантастический мотив, блюдечко. Вгляделась в сумерки. – Всё. – По-Хармсовски окончила затянувшийся рассказ.

- И – всё? – недоверчиво переспросил голос.

- Ага. Неинтересно, да? А собеседнику из сна интересно было .. Наверное, потому что все, что я вижу во сне это - частичка меня.… Понять себя все-таки много легче!

- Ну, довольно просто, ты уж меня извини… – Виновато. – Но рассказывала ты честно, а на твоем «самом» деле редко снятся сны более красочные. Не сомневаюсь, что это оправдывается высоким внутренним значением….

Радостно киваю.

- Ну что ж, поздравляю тебя с таким сном.

- Спасибо, - искренне.

- Эх, - улыбается голос, - мои сны не рассказать…

- Почему же?

- Если цитировать твоих «Чародеев», то, как говорила переводчица кота – это непередаваемо.

- Бывает… - цитирую в ответ я и улыбаюсь. Чувствую синхронную улыбку. Обмен несопоставимыми цитатами кажется нам таким же забавным, как и беседа непонятными даже друг для друга аббревиатурами.

- А нарисовать их – можно? – внезапно спросила я.

Голос недоуменно поглядел на меня.

- Хм …А это идея, однако! Нарисовать…- Повторил он.

- Да. Ты ведь умеешь?

- Похоже... – неуверенно. На другом конце стола вдруг появляется лист бумаги и акварельные краски. Последующие несколько минут я наблюдала, как те самые яркие акварельные краски создавали какой-то невообразимый мир. Потом, напитавшийся чужими впечатлениями лист молча лег передо мной. Я взяла его, и широко открыв глаза, прерываясь, проговорила:

- О! Да .. это.. хм.. ничего ведь не разберешь!

- Я так и думал …- печально говорит голос, забирая в небытие альбом и краски. – Это никак не передаваемо ..

- Или ты просто плохой художник! – Смеюсь почему-то я и ловлю укоряющий взгляд. – Шучу. Верю…

- Не нарисовать такого…

- Ага, - киваю.

- Правда…

- Верю.

Голос улыбается.

- Эх…

- А кто мне говорил, что миражи запечатлевать – бессмысленно? – лукаво вопрошаю я.

- Да, - лучезарно улыбается мираж…

- Кстати,- вспоминаю я, - так как же назвать мне тебя? Голосом? Сумерками? Неопределенно, и, признаться, странно повторять одно и тоже. Как тебе нравится фраза: «Голос одобрительно покачал головой»?

- А что, ничего, – энергично закивал собеседник. Потом доверительно сообщил: - У миражей нет имен, так как назвать его – то же самое, что и запечатлеть его в словах...

- Тьфу ты, запутал совершенно! Ну, что же, в таком случае буду продолжать величать тебя неопределенным Голосом…

- Величай. По-моему, неплохо…

- По-моему – тоже, - соглашаюсь я и подумываю о теплом костре – сумерки к тому располагают. Они тут вечные, что ли? Или собеседник мой – все-таки и есть эти самые сумерки?..

- Голос, а нельзя ли .. – неуверенно начинаю я. – Нельзя ли переменить немного пейзажи, а?

- Переменить пейзажи? – Недоумение.

- Ну да, например, костер у берега моря…

- А! Ну конечно! – виноватая улыбка.

И в тот же миг уставшая от никак не заходящих лучей солнца вишня, трехэтажный домик, с верандой на втором этаже и конусообразной крышей – исчезли и заменились на звенящий песок под ногами и ласково шумящее море. И на горы, с деревьями, у которых ветви как руки какого-нибудь мима, изображающего вечерний исчезающий ветер.

- Спасибо, - тихо шепчу я не в силах выразить переполняющую меня благодарность .. Да и не только к голосу, а ко всему этому чудному миру, появившемуся передо мной.

- Учти – это только мираж, как и все … В твоей реальности все так же прошел миг, и ты сидишь на диване, под вишней, и бессмысленно глядишь перед собой, бормоча приветствия мне…

- Учла, - безмятежно улыбаюсь я и ложусь на теплый песок. Жмурюсь от чудесного алого солнца на горизонте. – А тут так же сумерки…

- Да, - кратко подтверждает голос и замолкает. А я, вспоминая те немногие песни, которые я слышала, с непередаваемой радостью поняла те сны, которые снятся моему миражу…

- Спасибо, - вдруг прерываю я зачем-то молчание. То молчание надо было бы заменить мелодией…

- Ага, - понимающе кивает голос и по песку проносится легкий ветерок. Почему-то подумалось, что мираж так бежит .. – Хорошо тут. Этот пейзаж из твоего воображения.

- Из твоей реальности? – Спрашиваю я, а голос небрежно отмахивается: этот сарказм нам обоим уже порядком надоел… - А я-то думаю, почему же все так знакомо ..

- Все новое – хорошо забытое старое, - улыбаясь, цитирует голос.

- Хорошо! – Таким же « цитатническим » голосом произношу я и рассеяно перебираю шумящий песок пальцами – вспоминая песочные часы.

Голос усмехается:

- Помнишь, ты говорила, что читала беседы Хармса с его друзьями? Ты говорила, что один из собеседников заметил, что их приятель, отправившись в деревню, значительно поглупел?

- Ага … Н о – эта глупость оправдывается цитатой: «Счастье – привилегия дураков » - Так же рассеяно бормочу я.

- Привилегия?! Ну, тут уж думаю, ты абсолютно неверно процитировала! – решительно замахал руками мираж. – Привилегией может быть… Ну, надежда .. Черт, это же Фрай? – морщась, вспоминает.

- Фрай, - киваю.

- Тогда вспоминай сама. Ты уж его лучше знаешь, чем я ..

- Согласна-согласна, - ретируюсь, - но мысль-то ясна, да?

- Ясна … - улыбается голос.

- Ага…- зачем-то соглашаюсь я.

- Вот видишь, - беспощадно глумится надо мной мой собеседник, - еще вчера ты бы не стала употреблять это открытое междометие…

Отчаянно мотаю головой.

- Да. Не стала бы… Магистры, ну до чего же тут хорошо! – мечтательно восклицаю я.

Голос молча усмехается.

- Ну что ж, позволь, в таком случае, оставить тебя наедине с твоими «забытыми» воспоминаниями и сказочными снами…

Я смущенно улыбаюсь и снова бормочу:

- Спасибо …

- Голос… – шепчу я. – А здесь бывает ночь?

- Звездная ? – понимающе произносит невидимый собеседник.

- Да, - говорю я, и слова мои тотчас становятся воплощенными.

- Люблю звездную ночь… Небо, с дырочками, нарисованными теплыми лапами Ежика и Медвежонка… Я давно не видела Ночи.

Голос молчит.

- Забыла ее совершенно и гляжу на нее удивленными глазами, - продолжаю я, - странно помнить и не помнить одновременно …С о мной уже так было однажды: когда я пошла весной в зоопарк – ничего нового там не найти – слоны, жирафы… А когда попадаешь туда, видишь их, чувствуешь вдруг такое необъяснимое удивление что ли… Знаю, к примеру, зебру – а гляжу на нее как в первый раз, и недоумение такое, и чувство, будто ты картина художника-графика, которая увидела вдруг Живые краски.

Ночь улыбается, как бы услышав мои слова. Я снова вглядываюсь в ярко светящиеся точки.

- Зачем звездам наши имена? – произношу вслух. – Да и вообще – никак не пойму, что же такое – эти звезды. Чувствуешь их, а в образ воплотить не можешь. Ну не в самом же деле они – далекие галактики, вроде нашей?

- В самом деле они, конечно, не далекие галактики, - тихо говорит мираж. – Как хорошо, что ты чувствуешь это … Т еперь – я потерял дар слова, он твой. Благодарю. Все-таки – быть слушателем, порой, много приятнее чем сочинителем… слушатель имеет возможность создавать свою картину из картины кого-нибудь другого, а сочинителю приходится полностью создавать собственный мир.. слушатель не может внести поправок в авторский текст, автор же – зачем-то марает страницы, исправляя уже понятное …

- Однако иногда и слушатель становится сочинителем, - замечаю я.

- Верно, - улыбается голос, - Сочиняя услышанное… Странное это дело – воображать уже рассказанное для других.

- А почему бы автору не быть слушателем с самого начала? – интересуюсь я.

- Слушателем? – непонимающе повторяет голос.

- Да, слушателем – выслушивая своего несуществующего читателя?

- Но как он может выслушивать своего читателя, если любой читатель – несуществующий – будет его образом, то есть – им самим?

- А как читатель может выслушивать автора, если прочитанные строки попадают к нему не напрямую, а будучи отраженными и эхом доносящиеся через него самого – его мнение, настроение, впечатление, ну, и – опыт, в конце концов?

- Ты права, - тепло улыбается голос. – Но погоди… Отраженные … А кто же тогда такой - сам читатель, где – эхо, а где – слушатель этого эха?

- Зыбкая граница, - неуверенно произношу я, как будто действительно касаюсь этой зыбкой границы – здесь, в этом всамделишном мире – все слова почему-то кажутся осязаемыми.

- А может, кроме эха – ничего нет? И потом это эхо читатель доносит до других?

- Может…

Почему-то хочется все это записать – но я понимаю, что записать такие речи невозможно – они – неуловимая синяя птица – бывает, прилетает, оставляет весточку-перо о себе, но всегда как-то мимолетно, а, улетая – забирает с собой и настроение, которое, увы, записать никак невозможно…

Голос улыбается. Не сомневаюсь, что он умеет читать мои мысли.

- Приятно пересыпать песок между пальцами, да? – спрашивает он.

Я киваю.

- Так же приятно складывать эти мелкие разноцветные песчинки в какое-то единое, а потом злится на ветер, за то, что он, неугомонный, стирает эти ничего не значащие мгновения.

- Ничего не значащие … - усмехаюсь. – Ветру-то, может, так и кажется…

- Ветер вообще не считается с мгновениями. Верней, он их не считает.

- Стирает, не считая, не задумываясь.… Если мгновения стирают, значит, так кому-нибудь Нужно! – грустно пересказываю я цитату.

- Нужно, - ободряюще улыбается голос. – Как и звезды – нужны, так и мгновения надо все время создавать … П омнишь – остановись мгновение, ты прекрасно? Мгновения не надо останавливать – вот, погляди, к примеру, на людей, привыкших не ловить мгновения, не замечать их, а высыпать горстями сквозь дырявое пространство? Для них навечно остановились мгновения … И , поверь, радостно им от этого отнюдь не становится!

- Да, но их мгновения – это другое… Их мгновения уже были, они повторяются … А у нас ведь мгновения разные бывают, их много!

- Но остановить возможно ведь только одно, - печально усмехается голос.- К тому же и в нашей жизни есть множество повторяющихся мгновений – и некоторые из них, по твоей мечте, мы умеем запоминать.

- Ага, - радостно соглашаюсь я. – Это радует … но бывают и неповторимые мгновения..

- А эти мгновения достаточно помнить! – беззаботно отмахивается мираж. И тут на песке возникает маленький, теплый костерчик.

- Помнить, - бормочу я, подсаживаясь ближе к огоньку.

- Помнить, - улыбается голос, и я чувствую на своих плечах теплый плед.

Улыбаюсь в ответ, как человек, перенасыщенный радостными впечатлениями, и не в силах улыбаться так, как прежде.…Отныне он будет улыбаться еще более лучезарно…

Протягиваю руки к пляшущим языкам пламени и, будучи приглашенной на вихрь огненного танца, исчезаю из этой реальности снова .

Просыпаюсь, когда горизонт алеет – солнце вновь решило полюбоваться своими горами, морем, и согреть все своей добротой…

Очень тихо – шумит прибой, кричат альбатросы или еще какие забавные птички, качающиеся на волнах и ловящие косяками проплывающую рыбу. Самая уютная тишина.

Я тихо встаю, тереблю еще теплый пепел в костре, и иду в сторону гор – где, вероятно, можно найти дров. А вот где найти искру для костра… Мне почему-то кажется, что мираж спит, и я иду бесшумно, медленно отодвигая встречающиеся на пути ветки, что бы не потревожить доброго собеседника. В поисках сухого хвороста, я заметила несколько мест, которых явно не существовало до моего к ним приближения. Я удивленно покачала головой, а потом вспомнила, что пейзажи из моего воображения, а воображение мое – по большей части, это воспоминание события и воспоминание чувства, которое это событие вызывало. А, в моем случае, события не было, не бродила я тогда тропинкой в эту сторону – вот и пришлось додумывать эмоциям, что тут должно быть. Надо сказать, неплохо у них вышло. Одно, например, это грот в скале. Очень уютный, единственное – темноват, зато прохладен. Но знойных дней здесь не ожидалось, потому я не стала запоминать сюда дорогу. А вторым местечком оказалось ущелье, где жило много каких-то странных птиц – они чудно щебетали и, очевидно, совершенно не были знакомы с человеком – птички не испугались моего появления, даже наоборот, послетали со своих веток и стали изучающе меня разглядывать.

- Какие красивые, - бормочу я. – Хлебушка у меня с собой только нет…

- А зачем тебе хлебушек? – Заинтересованно спросила одна из птиц. Серая , с красно-синим оперением.

Я с шумом уронила собранный хворост. Потом медленно стала его собирать, стараясь не глядеть на этих диковинных существ.

- Кто вы? – еле слышно шепчу я, но меня слышат.

- Это птицы… - устало произносит знакомый голос.

- Голос? Доброго утра, - улыбаюсь я. – Только, если ты думаешь, что понятие птицы объяснит мне, кто они такие, то ты ошибаешься. У меня немного иные представления о том, какими должны быть ранние пташки в горах…

- Птицы – это птицы! – с вызовом пищит ослепительно желтый воробей.

- Да-а , - тяну нерешительно.

- Конечно, иные. – Голосу постепенно стали возвращаться прежние яркие краски. – Птички… Птички – это кусочек моей реальности. Очевидно, ты и впрямь прониклась пейзажем, и смогла сотворить их впечатленно.

- Ага… - только и говорю. – Значит, я сотворила… - я в полной растерянности.

- Угу, - улыбается голос. – Ну, что будет делать с хворостом? Не хочешь ли ты, случайно, с птичками немного поговорить? – голос не насмешничает, он искренне побуждает меня к немыслимой беседе.

- Н-наверное.. А как с хворостом? – неуверенно тормошу охапку.

- Давай ее сюда, - небрежно говорит голос, и из моих рук ветром уносит ветви.

- Да-а … - я закрываю глаза и машу головой.

- А чему ты удивляешься? – усмехается голос. – Кажется, самое удивительное уже было…

- Очевидно, кратковременные исчезновения отсюда возвращают с собой еще и перепуганное раньше удивление… Ничего, - флегматично говорю я, - свыкнемся.

- Бесспор-р-рно ! – улыбается мираж, и я чувствую, что он исчез из ущелья.

Я растеряно оглядываю любопытствующих птиц.

Мы храним молчание. И моя доля молчания – изрядно переполнена дерганым удивлением.

Наконец, одно из существ говорит:

- Ты говоришь само с собой? – голосом бывалого психиатра спрашивает нечто с непередаваемым раскладом (как же это назвать ..) перьев.

Я закашлялась. Нет, не картинно, не актерски , а абсолютно искренне.

- Н-наверное , нет. – Наконец отвечаю я.

- То есть?

- То есть я говорю НЕ сама с собой. Кстати, я существо женского рода, а не среднего. – Добавляю.

- Но ты ведь называла нас «существами»…

Виновато улыбаюсь.

- Да-да. Мои извинения, Птицы! – с уважением выговариваю я.

- Ну-ну, без пафоса… - недовольно морщится «психиатр». – Можешь называть нас Птицами. – Добавило оно… верней, она – птица ведь…

Я как можно спокойнее киваю.

- Вы разумны?

- Это вопрос? – с интересом переспрашивает.

Я замялась.

- Ну … У же нет.

- Отлично. – Замолкает, ожидая дальнейших вопросов, с, честное слово, любопытством.

Я молчу. Хочется ляпнуть – либо цитатой «а чего это вы тут делаете», либо риторическим испокон веков – смыслом жизни, авось знают – но это будет чересчур резкий мазок. Потому спрашиваю совсем не ТО, не логичное в НЕ «самом деле»:

- А вы видели ночь?

Птицы недоуменно переглянулись.

- Ночь? Допустим, - ответил психиатр.

- А как ее называть? – любопытствую.

- Называть ночь? – переспрашивают они.

- Да. Только не словом, - поспешно. – Образом. – Потом нерешительно добавляю: - образно.

- Это хороший вопрос, - одобрительно кивают Птицы. – Только… Ответ лучший будет тот, который ты хочешь услышать.

Энергично киваю, соглашаясь:

- Я хочу услышать образное воплощение в словах.

- Образное воплощение… - начала говорить одна из ярких птиц, с длинным клювом. Но ее прервал «психиатр»:

- Погоди … Допустим, ты услышишь это образное воплощение, как ты говоришь. И ты будешь смотреть каждый раз на небо, вспоминая этот набор удачно собранных фраз, и сопоставляя их, сравнивая, и соглашаясь, отрицая, будешь трансформировать эту удачно собранную мозаику, не меняя аксиомных деталей. Больше не будешь вспоминать смутные впечатления детства, миражи будущего, фантастические описания настоящего… Просто будешь спокойна. Абсолютно спокойна, имея этот, абсолютно бессмысленный набор … П родолжать?

Я нерешительно замерла, будто движения мои могут дать заранее необдуманный отказ или согласие.

- Абсолютно верно, - наконец улыбнулась я. Я вспомнила то сомнение, при взгляде в ночную тьму и смутность определений, и зыбкость границ и еще раз кивнула.

- Мы рады, что ты это понимаешь. Конечно, намного приятнее иметь эту «мозаику», хотя бы состоящую из мириад деталей, «мозаику» Жизни, и равнодушно раскладывать очень знакомые кусочки по верным местам.… Но.… Это страшней сомнения выбора, не правда ли?

Я снова молча кивнула.

- Благодарю. Ваш ответ не обнадеживающий, но этот ответ – внезапно зажженный огонек вдалеке – такой же смутный, как и раньше, недосягаемый – но существующий… и верный.

- Других ответов мы дать не можем, - спокойно ответила все та же серьезная птица.

Тогда я решилась:

- Что такое счастье?

Птицы сочувственно улыбнулись:

- Мы не даем ответы на те вопросы, которые ты ясно знаешь сам, только на те, чей свет истины не очень ярок. И мы не любим давать образных воплощений… Ты ведь подобных ответов ожидала? – терпеливо растолковали птицы.

- Ага, - смущенно пробормотала я, не понимая, чему соглашаясь. – А вы только отвечаете на вопросы?

- Ну почему же, - улыбнулась птица. – Мы их и задаем, правда?

Я невольно улыбаюсь и киваю.

- Но большинство этих вопросов – риторические ….

- Так же, как и ответы.

Я усмехаюсь. Все правильные вопросы, по традиции, повылетали из головы. Я думаю, что неплохо бы проглядеть свой блокнот, с записями, среди которых возможно и найдется точный вопрос, но, вспоминая его невеликое содержимое, уверяюсь, что настоящих вопросов там нет. Просто заметки на будущее рассмотрение, чисто исторические – ни малейшего интереса исследователя на страницах еще не было…

Будет…

- А вы еще будете? – озвучиваю внутреннее сомнение.

- Будем-будем … П ока знать нас будешь. – Уверенно говорят Птицы. – Трудно найти вопрос?

- Ага, - признаюсь я. – Ни один не вспоминается…

Птицы спокойно кивнули. Не удивил их такой ответ…

Чувствую, что птицы любят удивляться.

Хитро улыбаюсь. Как-нибудь, неожиданно, задам им какой-нибудь нелепый вопрос … К ак-нибудь.

- А найти вас… - задумчиво произношу я вслух.

- Найдешь, - уверяют птицы.

Верю.

Найду.

А сейчас костер бы найти…

- Благодарю вас, Птицы. Доброго ! – традиционно распрощалась я, с легким полукивком .

Птицы довольно улыбнулись – такое приветствие было им знакомо. Они прошелестели крыльями в ответ и как-то незаметно исчезли … В прочем, это скорей я быстро исчезла из ущелья, в горах, уже более четких и отдаленно что-то напоминающих.

До костра я добиралась недолго – пространство все же было немного ограниченно – для того, чтобы попасть на вершину гор, надо искренне пожелать этого, и горы превратятся в настоящие. Пока же это был только красивый мираж. Потому одного моего желания поскорей найти шумящее море хватило, чтобы не затеряться среди горных тропок.

По дороге я, совершенно того не замечая, собирала букет из тусклых и редких на склонах, цветов.

- Ну как? – насмешливость прервала рассеянность.

- Как всегда… - механически пробормотала я и осеклась. – Верней…

- Ага, - знакомая улыбка, - о чем велась беседа?

- А ты разве не слышал? – удивляюсь.

- Нет… - уклончиво отвечает голос.

- О ночи…

- О ночи? – такое же «птичье» недоумение.

- О образах ночи и мозаике, складывающаяся в мыслимых вариантах, которых немного, - пояснила я. И посмотрела вновь на море, охваченная внезапным грустным чувством: - Трудно расставаться….

- С морем расставаться? – удивляется голос. – А отчего же грустить? – искреннее недоумение.

- Не знаю, - бормочу, выговаривая, как кажется, последние слова этому миру. – Грустно…

- Когда расстаешься с такими абстрактными вещами, как природные пейзажи и живые предметы-воспоминания, невозможно грустить – ведь ты расстаешься только с вещами, а не с чувством, которое они вызывают. Грусть только в том, что чувство это потом трудно оживить, не имея самих вещей … Н о это частично исправимо. А может и полностью.

- Да, - грустно улыбаюсь все же. – А как быть с невозвратимым? Или – лучше – как быть с расставанием с людьми, живыми и неожиданными, а не с абстракциями?

- А чем люди не похожи на «живые предметы-воспоминания»? – голос пожимает плечами.

- Они непредсказуемы…

- Только потому, что ты так их помнишь.

- Непредсказуемыми? Как я могу помнить то, что я не могу знать? – недоумеваю.

- Ну .. у меня на этот счет особое представление… - тянет голос.

- Особое представление? – насмешливо. – Это только особое представление, сути оно не меняет…

- Возможно… Общей – может и не меняет, субъективная суть – в корне меняется. Говорить?

- Изволь, - старомодно соглашаюсь я и с легкой полу-усмешкой наклоняю голову набок.

- По моему представлению, мы знаем не самих людей, а только их отражение в нашем, собственном зеркале … Н е помню, говорил ли это я уже…

Отрицательно качаю головой.

- Но вся суть заключается в том, что мы не знаем людей – мы посредством людей можем узнать только самих себя. Мы создаем вокруг себя образы, окружаем себя бликами, а тем не менее – так и не знаем ни свойств этого отраженного света, ни самого себя – зеркала…

- Интересно,. – заинтересованно. – А как быть с непредсказуемостью?

- Непредсказуемость непредсказуема только потому, что она никак не может связаться с нашими представлениями. – невозмутимо ответствуют.

- Верно… - неуверенно соглашаюсь, задумавшись. - И ты веришь в эту .. теорию?

Голос смущается и с горечью отрицательно мотает головой.

- Нет … Н о я знаю про её существование.

- Ага… - укоризненно говорю я, обращаясь скорей ко всем этим теориям, а не к голосу, выразившему их.