Как-то разделились сами собой. Как два окошечка, открытых на экране монитора..

Друзья! Я только что написал злое. Вернулся и стер. Простите, кто успел прочесть. Может быть много "хуиты", визуал скудненький, тазики обязательно рифмуются с уазиками. Вам виднее. Мне казалось важным показать, я показал. А так... Спасибо за комментарии.

Ну вот про старика... Я и на дискотеки хожу. Только кажется мне, что они совсем на другом берегу проходят. Вот одна из них.

Дискотека.
В Звездном Городке 12 апреля в 22 часа по среднемосковскому времени ежегодно начинается дискотека «Chuk & Gek Party». На танцполе всегда полно народу. Искусственная голубая луна освещает отрешенные лица танцующих космонавтов. Вот этот мужчина с седыми висками – командир экипажа «Восток-42» Джанибеков Джанибек Джанибекович. Танцует всегда один. Его любимая тема: Apoptygma Berzerk «Kathys Song (Come Lie Next To Me) ». Его танец: левая нога на месте, правая выделывает сложнейшие движения: медленно отводится в сторону, затем резко вверх, задерживается в верхней точке секунд на пять и медленно вниз. Тело при этом покачивается из стороны в сторону. Локти крепко прижаты к туловищу, шевелятся только пальцы рук. Голова делает вращательные движения вокруг своей оси с периодом полного поворота секунд 9-12, в зависимости от настроения товарища Джанибекова. Что и говорить – сложный танец. Пробовал, было с ним танцевать космонавт Севостьянов Севастьян Севастьянович – да куда там! Зато с Севостьяновым никто не может сравниться в брейк-дансе. Происходит это примерно так: 1) музыка - Aerosmith «Crazy» (на орбитальной станции у него кличка – крейзи), 2) в лиловом, обтягивающем спортивном костюме Севастьян делает лицо робота, голосом счетной машинки «Феликс» произносит: «Систем активейтид» и начинает упираться в невидимую стену. Ревет, блядь, но упирается. Левый зрачок на низких частотах вспыхивает паяльной лампой. 3) Из этого состояния его может вывести только его друг – генерал-майор и герой Леонов Леон Леонович, который подходит к Севастьяну и голосом бортового компьютера ему говорит: «Товарищ Севостьянов – дисконнект». Итак, Леонов. Он танцует только у шеста. Музыка: Limp Bizkit «It'll Be Ok». С первыми звуками этой волшебной песни он забирается по двадцатиметровому шесту под купол танцпола. Оттуда он медленно, только при помощи рук спускается вниз. Одним движением срывает с себя одежду и в стрингах цвета свернувшейся крови начинает танец ягодиц, танец четырехглавых мышц бедра, танец кубиков пресса, танец грудных мышц, танец широчайших мышц спины, танец бицепцев, трицепцев, а также других мышц без названия и определения. Женщины, которым посчастливилось видеть это фантастическое зрелище, прокляли свою прошлую жизнь, прокляли мужей, детей и живут от 12 апреля до 12 апреля одной мыслью – увидеть это снова. В движение своих ягодиц Леонов вкладывает всю душу. Многие видят в этом движении гибель вселенных, многие счастье и возможность дотронуться до Неба рукой, многие неотвратимость наступления Эры Любви…
Апогеем вечера становится танец «Космической птицы». Музыка - Nic Chagall «Monday Bar (Original Mix)». Гаснет свет, тишина, какое-то шуршание. Через пять минут раздается голос ведущего вечера: «Звезды, примите нас такими, какие мы есть». И загораются свечи! Отряд космонавтов выстроился кольцом. Все обнажены. У каждого в руке свеча. Под первые звуки этой фантастической мелодии ноги космонавтов начинают чуть сгибаться в коленях. И тело чуть вправо, и тело чуть влево… «Кой матари аукс Сайкс», - черт знает, откуда раздается голос ведущего, и сверху, прямо в центр кольца в золотой клетке с серебряным замком опускаются две обнаженные девы неземной красоты: Терешкова и Савицкая. В этом танце тела прекрасных женщин–истребителей выгибаются, открывая все тайны: сладкие тайны, страшные тайны. Груди дев касаются, равнобедренные треугольники внизу живота одной и другой опровергают существование каких-либо теорем, но делают возможным Счастье. Ведь кто такая Женщина? Космическая Птица. Свободная, красивая, несущая счастье и тепло, невзирая на метеоритные бури, черные дыры и другие напасти. Смотрите, как бьются птицы в исполнении Терешковой и Савицкой в клетке, пусть и золотой! Вы свободны, дорогие мои, вы свободны… Пусть ваша любовь, тепло, равнобедренные треугольники внизу живота, будь они неладны, достанутся тем, кто все это заслуживает. Будьте счастливы! Дискотека окончена.
Джабба Джа.

Выть пустыми строчками невозможно. А чатовская строчка "гыыыыы". Черт... Либо я некудышно пишу, либо Вы некудышно читаете..

Ну причем тут Берия... Это же нутряное... О себе.. О любви матери к своему ребенку.. О раскаянии за совершенное... Все эти три О перемешаны в каждом из нас, выходят крупными слезинами-словами...
Викинг, ну Вас! Кто главнее и у кого больше выясняют в детском саду. Я писал про себя. Грузитесь вместе с одобрительным Лужковым в ладью и отплывайте туда, где очень-очень хорошо, с грамматическими ошибками, но хорошо. Чао.

Спасибо, милая J!
Знаешь, когда Солнце заваливается за синюю нитку горизонта там, в стране моего детства, мама говорит мне: «Нюня, старик хочет спать. Смотри, его глаз-солнце опускается в Финский залив. Пора и тебе ложиться». У старика кустистая седая бровь-облако. Он, как все старики, добрый и мудрый.
В той стране я кормлю чаек. Полиэтиленовый пакетик с хлебными крошками в руках у моей бабушки Нины Дмитриевны.
«Нюнечка, чайки – это дети одноглазого старика. Покорми их, дай им крошек… Старику будет приятно», - говорит мне бабушка.
Я кормлю чаек, а бабушка что-то рассказывает старику. Бровь-облако взлетает вверх. Старик смеется.
Бабушка красивая. Одноглазый в нее влюблен. Чайки это знают. И я это знаю.
Бабушка долго и тяжело болела. Рак. Последние полгода не вставала. Просила старика: «Ты уж прости меня… Некрасивая я стала». А старик смотрел на нее через стекло окна и говорил: «Ну что ты, Нина… Ну что ты…»
Бабушка умерла ночью, когда одноглазый спал. Утром все плакали. И старик плакал. Бровь-облако закрыла ему глаз-солнце. Шел дождь. Мы с братом сидели на кухне. Всем было не до нас. Бабушкины дети – мама, Витька, Тамара, Вадик, Юрка, Толя занимались организацией похорон. Вечером плакали и вспоминали бабушку. Дети старика – чайки – были рядом. Сидели на подоконниках и на захламленном балконе. Сам старик, видимо, слег. Чайки меняли друг дружку. Одни были с нами, другие летели к старику.
Болел старик долго. И на девять, и на сорок дней ждали-ждали его – не пришел. И вот как-то вечером мама мне говорит: «Нюня, смотри – старик!» Небо над Финским Заливом очистилось от туч, только одна бровь-облако над красным усталым стариковым глазом…
Прошло много лет. Я выхожу на берег Финского Залива неподалеку от Зеленогорска. В моей руке полиэтиленовый пакет с хлебными крошками.
И чуть совсем не забыл! Не помню уже, приснилось мне или нет трехэтажное здание из серого кирпича, позади которого огромная поляна с маленькими грустными холмиками. Мне что-то шептали в ухо, но оно не слышало, мне куда-то указывали пальцем, но поди разбери в тумане… Старик-то этот! Вот одноглазый! Дети старика, чайки, знаете? Не знаете! Уже и дядя Толя – чайка… И Юрка… И Лена, дочка Тамары… Много чаек…
А мы – Живые. У нас хлебные крошки.
Мне часто кажется, что я был бы самым лучшим отцом на свете! Ну честно!
Тут порылся у себя и нашел корягу про отцов поэтов. Она дурацкая, писанная и недописанная. Может быть дойдут руки до ее правки. а может и нет... Ну и пусть. Покажу ее с занозами!
Отцы поэтов.
Антициклоун Яков Маршак
в парке осеннем
пинал листву.
«Если жена родит малыша,
Самуилом назову».
Антициклоун Лев Барто
в том же парке,
без пальто,
без парика и грима:
- О, Боже! Лева!
- Фима!
- Я Яша, Лева! Яша!
- Яша Маршак?!
- Яша Маршак.
- Говорят, что вот-вот
ты родишь малыша?!
- Да не я,
жена!
- Вот те на!
А у меня дочка – Агния.
Нет и двух лет,
а пишет стихи!
Уши мои – лопухи,
а носик и губки
как у жены –
нежны.
Глазки черные,
как угольки.
Поцелуешь – разгораются.
«Пап, а плавда, что мальки
детками лыб называются?»
А как ты назовешь малыша?
- Самуил Маршак.
- В честь Самуэля Л.Джексона?
- У тебя что,
поехала крыша?
В честь моего бати,
Самуила,
который из пасти
крокодила
извлек Жемчужину Нила.
Потому и Самуил.
- Главное, чтоб не пил…
- Ага! Твоя – поэтесса,
а мой, значит, пьет!
Да ебаны в рот!
И Леву
по уху
с размаху
бьет.
Дерутся антициклоуны.
Мимо проходят слоны,
с ними товарищ Слонов.
Разнял антициклоунов.
«Барто! Маршак!
Ну что вы, ей Богу,
так!
Ваши дети станут поэтами!
А ну, возьмите хором
«ми»!
- Ми!
- Гордитесь своими детьми!
Гордитесь своими детьми!
Гордитесь
своими
детьми.

Ой! Кажется одноглазый старик хочет спать! Его глаз-солнце опускается в Финский Залив. Пора и мне ложиться.

"... и во волки волков..." - !!! здорово...