Как же всё скверно! После ночной прогулки никакого успокоения душе. Хочется швырнуть перчатки куда-то в угол с досады. Не могу представить, насколько сердитый у меня взгляд, и радуюсь, что не могу видеть сейчас себя со стороны. Зрелище, вероятно, весьма печальное и удручающее.

Эллис вышивает. С некоторых пор это стало для неё любимым занятием – эдакое рисование нитками. Она сочиняет узоры сама, не глядя ни на какие схемы. Перед ней только разноцветные кусочки тканей и набор ниток – тот, что подарил я. Их много, несколько коробочек, но ей почему-то нравится вышивать именно золотом по чёрному фону. Вот и сегодня тот же цвет, та же ткань. Тень склонилась над ними и кропотливо трудится над узором, старательно выполняя каждый стежок. И мне при виде этого усердия становится отчего-то тепло на душе, хотя досаду никуда не деть.

Я тихонько сажусь в уголок, чтобы не потревожить её. Голова удручённо опускается на грудь, глаза сами собой закрываются... Усталость, тут ещё и усталость... Должно быть, невольно вырвавшийся вздох выдаёт меня.

Когда я открываю глаза, Эллис уже рядом, с той же трогательной привязанностью глядит на меня. Конечно, нетрудно угадать, что она спросит... Я уже готовлюсь как-нибудь отговориться, неловко улыбнуться и снова нежно отвлечь её на вышивку, но понимаю, что актёр из меня никогда не получался... Да и сейчас, при подобном расположении духа, совсем не получится. В худшем случае, она очень обидится. В лучшем – просто останется недовольна... Хотя, я знаю, что вывести её из равновесия невероятно тяжело. Она же тень...

- Ах, Эллис! – в сердцах восклицаю я, стараясь не встречать её взгляд, а смотреть в сторону. – Попробуй себе только представить! Каково это – видеть каждый день человека, который носит твой титул! Титул, заслуженный тобой по праву, выстраданный; принесённый ночами полной безысходности и боли. Сколько было мыслей... мечтаний, рождённых где-то глубоко в голове, там, где селится вера в прекрасное... Пусть человек, невольная причина моей неприязни, никак не виноват, что так сложилось... Но ничего не поправишь, ничему не поможешь!

Эллис театрально разводит в стороны руками и отворачивается. На её лице не то укор, не то странная усмешка.

Я подхожу к окну. Через толстые занавеси в комнату льётся приглушённый, красноватый свет – как раз такой, который более всего ей мил.

- Не открывай окно! – едва не вскрикивает она, неправильно истолковав мои намерения. Её цепкие пальцы охватывают моё запястье и тянут назад.

- Успокойся... – ласково произношу я в ответ. Сам удивляюсь, что в моём сердце ещё осталось место для теплоты. Но в улыбку всё же добавляется доля фальши. Фарфоровая радость и умиление восковой куклы. Хорошо, что тень не догадается о моём притворстве.

- Ты злопамятен, обидчив, и меня это сильно беспокоит... – немного робко начинает она.

- Лишь в той степени, в какой это помогает мне переносить происходящее, - парирую я.

- Вряд ли это добавит равновесия твоему маленькому миру...

- Мой мир – это ты. Только тут я могу обрести равновесие. Только тут, в полумраке, возле тебя, мне не нужен стеклянный колпак, отгораживающий меня от слов чужих людей. Мне не нужно взвешивать фразы, примериваясь с чужой оценкой, и приспосабливаться под чьё-то мнение. И тут мне нет необходимости при... – я останавливаюсь, не в силах вымолвить слово «притворяться». Губы вздрагивают и смыкаются в ту же особую улыбку, предназначенную для моей Тени. Но Эллис не вводит в заблуждение тон и выражение лица.

- Только не говори снова, что и в самом деле никогда мне не лжёшь! На тебе ведь даже и сейчас маска... – молвит она с горячностью, своим грудным, слегка шипящим голосом.

- Ради того, чтобы не ранить тебя... – совсем тихо произношу я и провожу рукой по её чернильно-чёрным волосам.