На центральной развалине этого глухого города я растяну чужой катрен, эту бессильную агитку, которую спустят до конца недели к самому низу руины, даром что она содержит одно из самых любимых горожанами слов. Но прежде чем ее повесить, я утру уголком грубой ткани растяжки скупую слезу старожила.

Мне моя брезгливость дорога,
мной руководящая давно:
даже чтобы плюнуть во врага,
я не набираю в рот говно.