Первый раз в жизни пишу рецензию не на музыкальное, а на литературное произведение, так что – уж, не обессудьте. Попробую выразить то, на чём прежде всего сфокусировалось моё внимание в данном рассказе: основной темой, определившей доминирующее настроение этой вещи, является зависимость, несвобода, реальные либо вымышленные рамки, стремление к высвобождению из этого плена любой ценой. Это ощущение проявляется во всём: замкнутое пространство заброшенного отеля, в чём-то бутафорская обстановка, детали комнаты, прорисованные с тщательностью оперного «задника», и в то же время, являющиеся как бы отдельными персонажами истории (обои с кирпичным узором, пепельница), безмолвный персонал, незаметно перемещающийся по длинным коридорам, точно опытные статисты во время спектакля, лестницы, окна, галерея, являющаяся плодом фантазии одного из героев. Странный, дифференцированный от окружающей действительности мирок, похожий на театр абсурда, сделал Смотрителя и Коттара своими беспомощными заложниками. Проблески внешнего – бледно-розоватый свет в окне, антураж воображаемой галереи, девушка-призрак, крыша – выступают в роли стимулов неистового рвения героев к свободе, но, увы, никому не сулят её. Сами же герои ведут себя точно добровольные узники, искусственно созданной вокруг самих себя тюрьмы, вместе с тем, пребывая в патологической зависимости и друг от друга. До конца рассказа, так и не становится известным, то ли Смотритель и Коттар - это два разных человека, то ли - две контрастирующих ипостаси одной и той же личности. Однако, в любом случае – они нечто одно, они невероятно нужны друг другу, они во всём действуют согласованно. Даже в финале, когда Коттар, расписываясь на завещании Смотрителя, в сущности, впервые явно выражает своё стремление походить на него в поступках, мыслях, чувствах, берёт на себя его роль, перевоплощается в то, что казалось столь чуждым для его образа, но, тем не менее, демонстрировало ему куда большую степень свободы, чем та, к которой он был приспособлен изначально. Хотя, и это ощущение - тоже иллюзия, её зыбкость проявляется даже в позе погибшего Смотрителя, неестественность которой автор нарочито подчёркивает, желая показать, что это решение не было путём к вожделенному покою и свободе, что заветной цели Смотритель достиг суетливо и дискомфортно, что нисколько она не оправдала его надежд и ожиданий. Да и уместна ли была такая цель? Ведь там, за влекущим его люком, не оказалось никакой галереи, и вера в сказку, волшебство, уже не имела никакого смысла. Разбитая мечта – вот, пожалуй, истинная причина как ухода Смотрителя, так и ожидания Коттаром своего черёда совершить нечто столь же отчаянное (к примеру, вскрыть себе вены, чтобы подтвердить верность кумиру).
Однако, столь сложный, насыщенный символическими образами, сюжет не выглядел бы столь выигрышно, если бы не та чётко выверенная форма, в которую облачил его автор. Это и спокойная, неспешная стилистика повествования, тщательная детализация фрагментов обстановки, продуманные, выстроенные диалоги, и в то же время, удивительная целостность, логика смыслового звена, - всё это помогает воспринимать на одном дыхании рассказ, полный загадок, тайн, оставляющий в сознании читателя больше вопросов, чем ответов, но, всё же, необычайно интересный и увлекательный. Спасибо!