«ЧЁРНО-БЕЛОЕ КИНО».

На окраине городка, скучный, осенний вечер. Полупустой зал видавшего лучшие времена кинотеатра. Старые киношные кресла обиженно скрипят от каждого движения своих седоков, жалуясь, друг другу на несправедливость бытия. Скука и тоска. Тоска и скука. На экране, давно забытые герои, старательно напрягаясь, пытаются передать глубину характера и остроту момента. В зале, лениво лузгают семечки, сплёвывая кожуру прямо на пол, изредка лениво переговариваются. На последнем ряду, несколько влюблённых парочек отчаянно целуются, позабыв обо всём. Парни громким шепотом, что-то наговаривают своим девицам, одновременно пытаясь добраться руками до их самых потаённых мест. Девицы, притворно строго шипят в ответ, изображая пассивное сопротивление, да глупо хихикают от щекотки. С экрана, крепкий мужичёк в военной форме, но без погон начал длинный монолог о патриотизме, о том, как важно быть крепким винтиком в могучем механизме своей Родины, о том, что голод и нищета, это всего лишь происки наших врагов и если поднапрячься и подтянуть пояса, светлое будущее обязательно придёт. Мужичёнка говорит вдохновенно, не подозревая, что люди из этого самого светлого будущего, сейчас сидят на затёртых до лоска сидениях с потрескавшимися подлокотниками, смотрят на него с тоской, зло, сплёвывая на загаженный пол. Некоторые из них зевают, другие, откровенно дремлют, пропуская мимо ушей весь этот картинный пафос. Но вот, речь закончена и на экране появляется то, ради чего все эти люди пришли сюда сегодня вечером. Парни, девки, пожилые мужики и толстозадые матроны, с вожделением смотрят как молодая, деревенская доярка, возвращаясь с утренней дойки, останавливается на берегу пруда и, раздевшись до исподней рубашки, несколько минут плещется в чистой воде. Напряжение в зале, достигает предела, все глаза впились в экран. Дородная доярка выходит из воды, исподнее прилипло к её туловищу, прикрывая и одновременно подчёркивая все прелести молодого тела. Тёмные соски грудей явственно просвечивают сквозь белое полотно, бёдра округлы и упруги. Вдохновляющая рапсодия молодости и красоты. Она встряхивает волосами и уходит из кадра. Через минуту, девушка уже споро идёт по просёлочной дороге, исполняя свой монолог о патриотизме. Взгляды гаснут, возвращаются шорохи, скрип и скука. Некоторое время, все смотрят фильм дальше, старательно показывая всем и каждому, что сцена купания их вовсе не интересовала, а виновата во всём ностальгия по прошлому. Что они добропорядочные граждане, отдающие свой бесконечный долг любимому государству, что растолстевшая жена с вечными бигудями на остатках волос, для них, гораздо привлекательнее молодых и соблазнительных женщин, одиноко едущих куда-то в переполненном автобусе. Но вот, кто-то молодой и отчаянный, поднимается с кресла и стараясь не шуметь, направляется к выходу. Весь зал провожает его злыми, презрительно-завистливыми взглядами. Когда выходная дверь хлопает, поднимается ещё парочка, потом ещё…. Через десять минут, в зале остаётся одна старушка, сжимающая в посиневших пальцах сою старую сумку. Глаза её закрыты, но она не спит. Она умерла.

На улице слякотно. Туман упал на землю. Где-то далеко виден одинокий фонарь, чудом оставшийся целым в ходе очередной приватизации. Лужи и грязь, даже на асфальте. Иногда, из тумана выныривают неясные силуэты, удивлённо смотрят друг на друга невидящими глазами и проскочив мимо, торопливо скрываются в белом месиве. Мразь и запустение. Окраина. Окраина города, жизни, надежд. Люди, как призраки. Они дышат, ходят, едят, но, не смотря на это, давно мертвы, как старушка в кинозале, только ещё не поняли этого. Во всём городе, только деревенская девушка, выходящая из пруда, хоть как-то реальна, и завтра, умершие-живые, снова придут смотреть на неё, жадно впитывая то, что она безрассудно дарит им каждый сеанс – ощущение жизни, молодости и смысла. А ещё, чувства. Пусть немного наивные и наигранные, но даже они, имеют ценность в болоте, которое они сами для себя построили.

Вот такое, блин, чёрно-белое кино…»