« ДЕВУШКА ИЗ ОГНЯ».

…Давно это было…. Почитай уж ни кто, окромя стариков и не помнит, где приключилась эта история. Одно только знаю точно, было это близ Уральской гряды, во времена царствования Ивана Грозного. В одной из дальних весей, жило несколько семей, не то, что бы родственники, а так, соседи, в общем. Мужики, по зиме охотой да рыбалкой промышляли, а летом, собирались в артель, валили лес, да и жгли стволы-то. Древесный уголь, значит добывали. По осени, грузили все, что за лето нажгли и везли на ярмарку. Рудознатцев среди них не было, вот и делали, что спокон веку дедами завещано. Время тогда было смутное, об Уральских богатствах каменных, самоцветах да малахите, никто и не слыхивал. Так, разве человек, какой, случайно наткнётся в лесу на камни диковинные, полюбуется да и выбросит, потому как в хозяйстве они без надобности. Ну, может, возьмёт пару-тройку с собой, дочке поиграться, или жене на кокошник…. Работа угольщика, она силы да терпения требует, не простое это дело. Пока добудешь уголёк, семь потов сойдёт, да и дым, опять же, сажа, копоть. За лето, артельщики так прокоптятся, что токмо зубы да глаза блестят, а сами чёрны, словно бусурманы, правда, с бородой. Худо-бедно, но концы с концами они сводили. Уголёк, завсегда спросом пользовался, хотя самих угольщиков за их внешность не сильно жаловали, но обижать не обижали, побаивались. Ходили слухи, что они с лесной нечистью дружбу водят, потому и темны лицом, и если такому человеку поперёк дороги встать, или обидеть, удачи тебе в лесу не будет ни когда. Кому ж охота ради форсу удачей рисковать? Дураков нет. Край Уральский, почитай сплошь таёжный, к лесу здесь особое отношение. Лес тут и кормилец и защитник, и кров даст и от ворога лютого, ежли что, укроет. Так вот, народился как-то у одного артельщика сынишка. Крепенький мальчонка, не то, что бы богатырь, но и не задохлик. Обычный в общем. Батя его принял, свершил обряды положенные, да и стал тот мальчонка жить поживать, ума набираться. А нарекли мальца Вушенеем. Что это означает мне не ведомо, да и не важно. Раз отец назвал его Вушенеем, стало быть, так оно и должно. Рос мальчонка шустрым, носился с ребетнёй по деревне, сам в драку не лез, но и спуску ни кому не давал. Отцу матери помогал, как должно, только было у него с измальства одно увлечение необычное для деревни, страсть как любил малевать картины всякие. Бывало, только выпадет первыё снег, Вушка уж тут как тут, сучок сломит и ну линии рисовать. Вроде линия линии рознь, а глянь, через некоторое время лес виден и дорога, и деревенский колодезь. Но это всё на втором плане, а прямо перед всем этим образ девичий, ликом пригож, да статью знатен. И что бы, не малевал Вушка, завсегда девица эта у него на первом месте была. Мать с отцом, его чудачеству не противились, итак жизнь в лесной глуши тяжела да беспросветна, а тут, какая-никакая красота рождается. Отец Вушкин, хоть и строг был, но с каждой ярмарки сурьмы да охры привозить не забывал. Изукрасил Вушка свою избу, аж до самого конька. Хорошо получилось, весело. Словно теремок сказочный посреди деревни стоит. Соседи тож, видя красоту такую, стали Вушку к себе зазывать, да просить какую нибудь картину диковинную в доме их намалевать. Тот не дичился волок свои инструменты малевальные, да и делал, что прошено. И завсегда, впереди всех, девица стояла и ликом и статью, точь-в-точь такая же, как он впервые на снегу нарисовал. Шло время, стал Вушка в силу входить, и вот, как-то по весне, вручил ему отец топор и велел вместе с ним, на артельную работу отправляться. Собрала ему мать снеди нехитрой в дорогу, да благословила на дорогу, и отправился Вушка первое своё дело пытать. Нелегко пришлось ему вначале, мужики в артели всё матёрые, опытные, работу делают споро, не то, что он. По первости, бывало так за день топором намашется, что к вечеру и света белого не видит, так за ужином и заснёт, с чашкой в руках. Артельщики его не корили, а помня себя молодых, дивились упорству, с коим Вушка работу выполнить старался. Улыбались в бороды, да незаметно харч пожирней да понаваристей, ему в чашку подкладывали. Когда ж видели, что совсем парню невмоготу, оставляли его в лагере, кошеварить, да за скарбом присматривать. Тогда-то и приключилось с ним то, во что и поверить трудно и не поверить нельзя, ибо деды-прадеды, нам врать не будут.

Сидит Вушка возле костра, ждёт, когда вода в котле медном закипит, смотрит на небо синее, да на долы лесные. Хорошо ему, вольно. Хотел он в костёр хворосту подбросить, глянул и обомлел! Узрел он в углях алых да языках пламенных, лик девицы, что с измальства малевал на всём, что ни попадя. Смотрит он на пламя, глаза выпучил, и кажется ему, что девица тоже на него глядит и словно, что сказать пытается. Пал он на колени, поднёс голову к самому костру, так, что аж брови с волосами опалил, но услыхал таки, что говорит девица огненная. А молвила она вот что:

- Коли хочешь узреть меня ещё раз, разведи костёр на заветной поляне, и пусть будет он по более этого, дабы могла я во всей красе тебе показаться. Только помни, что явиться я могу лишь в полдень и, пробыть с тобой пока солнце в зените стоит. А сейчас, прощевай, время моё кончилось….

Сколь не вглядывался потом Вушка в огонь, так и не смог более лика светлого увидеть. Крепко задумался он над увиденным, да услышанным. Знал Вушка из сказок, да поверий, что есть в горах Уральских ящерка огненная, Саламандра и кто её увидит, да глянется, тому она богатства великие укажет. Но про девицу огненную ни кто, ни когда не слыхивал и что от неё ждать, никому не ведомо…. Долго ли, коротко, но обед-ужин он артельщикам приготовил, а пока они ели, попросил на завтра, снова его кошеваром оставить. Подивились мужики просьбе, но отказывать не стали, знать увидели, что парень не в себе, да и решили поберечь его. Всю ночь, Вушка думал да прикидывал, где та поляна заповедная, о которой девица ему сказывала? Ни чего не надумал, только сна лишился, да бока себе отлежал. По утру, затемно ещё, мужики-артельщики на работу ушли, а он в лес за ними потянулся, хворосту набрать, да с ключа воды принести. И только подошёл он к поляне, на которой ключ бил, как вынырнуло из-за горизонта солнце красное, да и первым же своим лучиком посередь той поляны осветило бугорок неприметный. Глянул Вушка, а над ним, бугорочком этим, как будто золотое сияние разверзлось. Не на долго то видение взору его открылось, но и он не дурак был, сообразил, что девица огненная ему подсказку даёт. Обрадовался несказанно, аж в пляс пустился. Но девица девицей, а про артельщиков то же забывать не гоже. Натаскал он хворосту, развёл костёр, повесил над ним котёл с водой, и бегом на поляну заветную. Начал он и для второго костра хворост собирать, уж больно ему хотелось деву огненную во всей красе узреть. Худо-бедно, а к полудню, сложил он на поляне костёр таёжный, особенный, высокий, в человеческий рост. Благо выучки артельной костры хитроумные складывать, у Вушки хватало с избытком. В самый полдень, запалил он его, уселся рядом и стал ждать. И вот, когда пламя в силу вошло, будто пелена с глаз Вушкиных спала, узрел он снова чудо вчерашнее. Стоит посередь огня дева статная лишь лепестками пламени прикрытая, да смотрит на него, парня сырмяжного-деревенского, ласково и печально. Сколь не был Вушка чурбаном неотесанным, а хватило у него ума встать и деве в пояс поклониться. Поклонился, поднял глаза на красоту неземную, да и молвил вежливо.

- Здравствуй чудо-чудное, дева огненная. Исполнил я службу твою. Отыскал поляну заветную и костёр на ней справил.

- И ты, здрав будь, Вушка. – Отвечала дева. – Знать, сильно твоё желание было на меня посмотреть, коли ради него, ты трудами не погнушался. Ну и как я тебе? Глянулась?

- Глянулась. - Признался Вушка. – Не видал я красы такой доселе, ни на небе, ни на земле.

Ой Вушка, - хитро улыбнулась дева, - а ведь врёшь ты мне. Видел ты меня раньше и не раз! Али забыл? Сколь раз, лик мой себе представлял, да намалевать пытался? Я уж и со счёту сбилась.

- Так тож, не здесь, а токмо в мечтах моих было. – Смутился Вушка. – То не считается….

- Почему же не считается? – Удивилась дева. – Мечта мечте рознь. Коли человек мечтает о богатстве несметном, да власти, то одно, а коли о любви беззаветной, да красоте, это совсем другое. Душа его к небесам устремляется, дабы любовь свою обрести и счастьем великим, всю землю согреть.

- Выходит, мне угольщику таёжному, счастье великое дадено будет?

- Нельзя счастья дать. – Развела руками дева. – Всяк за него свою цену платить должен. Кто трудами своими, кто страданием, а кто и жизнью самой. В тебе заложено зерно малое счастья и любви неслыханной, потому и не могла я не откликнуться. Первое испытание ты прошёл достойно. Как бы тяжко не было, пронёс в душе зерно это и сохранил до времени. И второе испытание сумел пройти. Подсказало тебе сердце любящее, где поляну заповедную отыскать. Только этим, уже люб ты мне стал, и пришла я к тебе, дабы смог ты разделить огонь своей любви с моей страстью огненной. Хочешь ли ты меня, Вушка-уголщик?

- Хочу! – Вушка дерзко поднял глаза и шагнул к костру.

- Так возьми, коли страсти моей, огненной не страшишься! – Дева раскинула руки. – Ну же! Приди ко мне, любимый мой!

Вушка шагнул ещё раз и коснулся рукой тела трепетного. Болью огненной отдалось то касание. Закричал он и отдёрнул длань свою. Упал на колени и баюкая руку обожженную, вскричал.

- Дева огненная! Почему больно мне?

- Потому, что ты сын земли и воды, а я дочь солнца и ветра, и не было до сих пор на свете такого союза. И не только тебе больно от любви нашей. Обжигает меня холод твой земной не менее, чем тебя огонь трепетный. Да разве важно это? Коли суждено нам за единение наше, за любовь и счастье, жизнью заплатить, так разве может быть иначе? Разве не стоит оно этого?

- Стоит! – Вушка поднялся. – Не готов я был принять всё как должно. Прости мне оплошность мою. Позволь ещё раз тебя обнять?

- Не надобно тебе разрешения у меня спрашивать. – Отвечала дева огненная. – Ибо ты избранник мой перед миром, но кончилось время моё. Коль решишься разделить со мной любовь и счастье, приду я к тебе сюда, в то же время, что и сегодня. Коли нет, ни когда более нам не встретиться.

Молвила она это и исчезла, словно и не было. Вернулся Вушка в лагерь артельный, работу свою справил, да стал артельщиков дожидаться. Только ни как ни шли у него из головы слова девичьи. Аж посерел лицом он от раздумий тяжких. К вечеру, вернулись артельщики. Увидали руку его обожженную, покачали головами, да делать нечего, оставили его ещё на день кошеваром. Знамо дело не работник он более, пока рана не подживёт. Поели, помолились, да стали спать собираться. Тут-то и отозвал Вушка отца своего в сторонку и обсказал ему все, что с ним приключилось. Долго отец бороду теребил, думая как сыну помочь, да ничего не придумал. Единственно, что сказал.

- Поступай, как сердце подсказывает, ибо разумом, загадки этой решить невозможно.

Долго сидели они рядом, почитай до самого утра. Утром, взял отец топор и вместе со всеми на работу отправился. А когда вернулись артельщики, ждал их обед-ужин разогретый, да только кошевара ни где не было. Рассказал им отец о деве огненной, кинулись они Вушку искать, да кроме кострища свежего, на поляне соседней, так ни чего и не нашли….

Так, до сих пор не ведомо, обрёл Вушка счастье неземное с девой огненной, или медведь его задрал. Каждый по своему мнит, только нашли, говорят, в тех местах горучь-камень, что жаром своим само Солнце превосходит, и такая благодать от свечения его исходит, что всяк, узрев его, про свои хвори телесные, да болезни душевные, враз забывает. Хранится тот камень в тайном месте, о котором только те знают, кто душой светел, да сердцем чист и нет туда доступа ни злобе людской, ни корысти. И ведомо мне, что пока стоит Уральский Хребет, будет тот горючь-камень хранить и оберегать род людской, у тех гор живущий, от лиха, да напастей до скончания веков, а то и дольше….»

************************