Действующие лица:

Хозяин Театра

Все те, кто видит сцену из зрительного зала

(Медленно, медленно в зале гаснет свет. Всё погружается во мрак. Тишина и внимание, настороженное ожидание вселяет в сердца зрителей молчаливая сцена, сокрытая чёрным занавесом от любопытных и суетных глаз. Когда последняя лампа под потолком почти догорает, и тени, словно души томящихся в Аду, обволакивают зал и сидящих в нём, занавес неслышно, как Смерть, и величественно, как король, начинает подниматься. Он поднимается, не спеша, будто знает, что впереди у него – Вечность, и торопиться некуда.

И вот, сцена, откинув паранджу занавеса, обнажает перед зрителями свой хищный зев, где спустя несколько мгновений вырастит мир, полный грёз и мечтаний. Амфитеатр, где сидят алчные до хлеба и зрелищ люди, освещается огнём, танцующим в факелах, расставленных на сцене. Сцена изображает большую комнату, задняя часть которой «выходит» на балкон, откуда открывается ночная панорама на некий средневековый город. Над нарисованными крышами на нарисованном небе ярко светит белая жирная нарисованная луна. Все декорации столь натуральны, что возникает стойкое ощущение, что действительно стоишь не перед большим куском холста, на котором художник изобразил панораму спящего города, а вот-вот выйдешь на балкон и вдохнёшь полной грудью ароматы ночи неизвестного, нового и влекущего мира.

В правом углу сцены на толстой мраморной подставке, похожей на античную колонну, стоит шахматная доска. По бокам в глубоких креслах с высокими спинками сидят игроки – два человека в глухих длинных одеждах цвета молодого снега. Они в безмолвии смотрят на доску, погрузившись в игру, а их лица не видны из глубин капюшонов.

Вдруг тишину разрывает зловещая и резкая дробь барабана и напряжённую тишину зала рвёт в клочья чей-то пронзительный и высокий голос из-за кулис)

Голос из-за кулис

Viva Kalmani! Ха-ха-ха-ха!!!

(Вслед за демоническим хохотом невидимки, укрывшегося за плащом декораций, раздаётся женский крик, полный ужаса и боли. С левого края сцены, из-за кулис, выбегает девушка лет двадцати, одетая в простое ношенное белое платье. Она подбегает к противоположному концу сцены, но тут дорогу ей преграждают актёры, вышедшие из-за кулис ей навстречу. Истошно крича, она в панике мечется по сцене, и свет факелов бесстыдно показывает зрителям её лицо, залитое кровью.

Толпа актёров, человек десять, молча смотрят на неё. Они одеты в чёрные рясы, наподобие монашеских, покрытые блёстками. На головы накинуты капюшоны, а на руках – перчатки из чёрного бархата. Лица актёров прячутся за масками из белого фарфора. Каждая маска изображает человеческое лицо с замершей на нём гримасой. Одни маски показывают отвращение, другие – ненависть, третьи – страх. На нескольких актёрах маски с женскими лицами. Все они смотрят на девушку, обезумевшую от ужаса. В этой немой толпе нет ни одного похожего лица – все маски – разные.

Внезапно, тихо, как леопард, готовящийся к прыжку на добычу, из-за левых кулис, вслед за девушкой, выходит высокий худой мужчина лет тридцати. Его бледное лицо будто светится на фоне чёрного сюртука и гривы кудрявых вороных волос, разметавшихся по плечам и зыбко подрагивающих при каждом шаге. На тонкой шее – чёрный шейный платок с рубиновой заколкой. Изящные, ухоженные пальцы поигрывают тростью с набалдашником в виде головы гончей. Мужчина останавливается, сделав несколько шагов, и его рука делает аккуратное неуловимое движение в сторону девушки. Она резко обрывает свой крик и падает ничком. В свете факелов тускло блестит сталь метательного ножа, торчащего между лопаток.

В тот момент, когда тело девушки падает на пол сцены, невидимый барабанщик вновь начинает отбивать дробь, на этот раз более зловещую и унылую. Спустя несколько секунд монотонную мелодию подхватывает гитара.

Одновременно с первыми ударами барабана актёры молча подходят к ещё тёплому, но уже не живому трупу девушки, бережно поднимают тело над головами и уносят со сцены, словно доблестного война на незримом щите.

Метнувший нож спокойно наблюдает за толпой в белых масках, медленно и торжественно скрывающихся в объятиях кулис. Когда последний из процессии исчезает со сцены, большие карие глаза, сверкающие безумием, перестают глядеть вслед фигурам в чёрных рясах, и начинают ощупывать взглядом ряды безмолвных зрителей, внимательно наблюдающих Действо.

Видимо, удовлетворившись осмотром зала, человек принялся монотонно, но громко и чётко говорить, а его тело, равно как и речь, двигается в такт музыке. Пока он говорит, актёры снова выходят на сцену.)

Хозяин Театра

Ах, дамы, господа,

Позвольте нам начать

И пьесу показать

Про смерть и про любовь…

(С последними словами Хозяин Театра бьёт тростью об пол, и воздух мириадами осколков бьётся какофонией звуков, порождаемой всё теми же музыкантами-невидимками: надсадно визжат скрипки, гремят бубны. В этой музыке чувствуются явные цыганские мотивы.. Все актёры начинают бешено отплясывать, размахивая руками и ногами во все стороны. Вся сцена приходит в неистовство и хаос, в середине которого стоит Хозяин Театра, вытянувший широко в стороны руки, маша тростью, как дирижёрской палочкой. Он уже не говорит, а выкрикивает, выплёвывает слова в зал, бросает их, как бросал нож в девушку.)

Убитая любовь! Убитая любовь!

Убитая любовь в театре мертвецов!

(Хозяин Театра крутится на месте, запрокинув голову. Полы его расстегнутого сюртука напоминают крылья огромного нетопыря, а лицо, единственное на сцене, не скрытое маской, кажется неестественным, лишним, пугающе мёртвым.)

Невинность принцесс!

(Актёры с женскими «лицами» выбегают вперёд, низко кланяются, а потом снова присоединяются к танцующим.)