Жизнь Семёна сильно напоминала книгу Бегбедера, по крайней мере, сам Семён был в этом уверен. Пожалуй, это ему даже нравилось. Он не отказался бы стать прототипом какого-нибудь героя новой книги (жаль, за такие вещи не платят, ну да ладно). Только вот в любовь он ни на грош не верил. Вряд ли в этом была его вина, два развода к тридцати годам разуверят кого угодно, к тому же холостяцкий образ жизни его более чем устраивал.

На самом деле Семен ненавидел все эти гламурные тусовки, гораздо более ближе ему были старые добрые кухонные посиделки с водкой и пельмешками, где по крайней мере можно было поговорить по душам… Но всё это осталось в далёком и невозвратном прошлом, теперь же и финансовое положение, и долг службы обязывали Семёна хоть иногда посещать банкеты, вечеринки и тому подобные мероприятия, которые регулярно устраивала местная элита. О том, зачем именно Семён должен их посещать, долг службы скромно умалчивал. Впрочем, как правило, у Семёна была одна строго определённая цель, мало связанная с этим долгом. И в последнее время он немало преуспел в её достижении…

И в этот раз всё шло по давно отработанной схеме. Основным элементом этой схемы является не алкоголь, не набор дежурных фраз, и даже не ложь, как думают некоторые. Основной элемент – это поиск подходящего объекта, к которому потом можно будет применить всё остальное. Главное – понять, что нужно тебе самому. И Семен это чётко осознавал.

Всё было даже слишком легко. Выбор был сделан максимально правильно. Ей самой хотелось развлечения на одну ночь. Позже Семён узнал, что как раз перед этим в её жизни случилось что-то очень плохое, кажется, её кто-то бросил, или кого-то посадили в тюрьму… Но, во-первых, Семёна мало волновали чужие проблемы, а во-вторых, главным для него всегда был результат, а значит причины не имели почти никакого значения… И результат не заставил себя ждать.

Она весь вечер много пила и о чём-то говорила. Семён машинально делал вид, что очень внимательно слушает. В этом искусстве он добился завидного мастерства. В конце концов ей, видимо, надоело это «тупое сборище богатых идиотов» и она предложила покинуть «этот чёртов маскарад». Семён не возражал. Прелюдия и без того затянулась. Она затащила его к себе. Секс был несколько лучше, чем обычно (надо будет как-нибудь повторить, если не привяжется), несмотря на нешуточное количество алкоголя, уничтоженное ими на вечеринке. Разговаривать им почти не пришлось…

Утром Семён проснулся в холодной постели. На подушке лежала записка: «Спасибо за чудесный вечер. Выпей кофе и убирайся». Да, всё гениальное просто, ничего более лаконичного и придумать было нельзя. Семён восхитился про себя и решил, что обойдётся без кофе.

Кажется, она была писательницей или поэтессой, словом, занималась никому не нужной, по мнению Семёна, чушью. Впрочем, он многое считал никому не нужной чушью, в том числе и свою собственную работу. В центре спальни стоял старинный письменный стол (наверное, недешёвая штучка), усыпанный книгами, дискетами и исписанными тетрадными литками. Всё это находилось в состоянии того безумного бардака, который на языке писателей называется «творческим беспорядком». Семён сразу обратил внимания на небольшую чёрную книжку. Он всегда любил копаться в чужих секретах. С детства он питал нездоровую страсть к подслушиванию, подглядыванию и прочей «шпионской» деятельности. Особое удовольствие он получал от чтения чужих дневников. Однако эта страсть всегда была просто игрой, и со временем Семён почти позабыл о ней, тем более, что никакой практической ценности она не представляла (ну, разве что чуть-чуть, по долгу службы). Однако в таких вот редких случаях, когда выпадал случай безнаказанно узнать чужие тайны, Семен вспоминал о своём хобби. Вот только в этот раз его ждало разочарование.

Во-первых, книжка оказалась чем-то вроде рабочего черновика. В ней было полно разного рода непонятных рисунков, обрывочных записей и списков покупок. А во-вторых, даже эти записи она умудрилась защитить самым лучшим способом – по большей части почерк был абсолютно неразборчив.

Заниматься криптографией не было ни времени, ни желания. С досадой Семён открыл книжку наугад, и вдруг обнаружил между страницами сложенный вдвое листок очень тонкой бумаги. Листок был исписан с двух сторон красными чернилами (ты гляди, как будто кровью писали). Почерк был довольно мелкий, но на удивление ровный и понятный, не в пример каракулям владелицы книжки. В правом верхнем углу стояла дата. Дело было пятнадцать лет назад. Семён начал читать…

…Попробуй надеть зеркальную маску, и она разобьётся под одним моим взглядом.

Спрячься за серым каменным плащом, и мой голос обратит его в пыль, а пыль смешает с вином.

Сплети паутину молчания, и я порву её поцелуями и распущу по ниточкам невесомыми, едва заметными прикосновениями.

А чёрная вуаль равнодушия сгорит сама от одних лишь мыслей, и наше дыхание развеет пепел над великой рекой.

Ты не сможешь погасить эту свечу. Окружи её тьмой, окутай туманом, залей сомнениями и забросай обидами – она будет продолжать гореть. Ты не сможешь погасить её, потому что она горит и в моей душе тоже. Она одна, а нас двое. Она освещает нас, она объединяет нас, связывает тонкой нерушимой серебряной нитью. Я буду ждать. Скоро свеча упадёт в твою душу, и огонёк станет пожаром, и мы будем любоваться им, словно восходом.

Я буду ждать. Просто ждать. Звонка, письма, одной фразы, одного слова, которое небрежно обронило твоё перо или беспечно прошептали губы. Я буду ждать символ, жест, звук, один взгляд, один вздох. Я поймаю твой взгляд и услышу вздох, даже если ты будешь очень далеко от меня.

Для меня не имеет значения время и расстояние. Если между нами встанет целый мир, я повергну его в прах ради мимолётного взмаха твоих волос.

Ты почувствуешь, как у тебя за спиной вырастают крылья. Ты услышишь мои слова. Я позову тебя в небо. Там ничего нет, там будем только мы вдвоём. И ещё там хочется петь. И я спою тебе. Всё равно все мои песни о тебе. Всё, что долетает до неба – прекрасно, и мой голос станет прозрачным. Он заполнит все небесные просторы, он заполнит все твои мысли, он усыпит тебя ласковым шёпотом и разбудит звонкой трелью гитарных струн. И эти звуки расскажут тебе обо всём, чего ты не знала раньше, а потом ты услышишь, как бьётся моё сердце.

Пожар, который породила свеча, не спеша, охватит всю твою душу целиком до последней тайны, до последнего чувства, он овладеет самыми укромными уголками твоего сознания. В его свете ты увидишь меня, и я попрошу тебя открыть мне свою душу. А ещё в свете пожара ты разглядишь серебряную нить, которая всегда связывала нас. И все замки разлетятся на части, когда ты разомкнёшь немного сонные веки. И я приду, но не для того, чтобы успокоить пожар. Я приду, чтобы сгореть в его пламени вместе с тобой.

Своей собственной кровью я напишу слова в свете свечи. И из этих слов я выкую меч, и он вспыхнет незримым огнём. И я разрушу оковы страха, которые опутали твои чувства, я сломаю решётки вечных общественных норм, за которыми ты томилась всё это время, словно сказочная принцесса. Огонь даст нам свободу.

Я возьму свои мечты и построю дорогу сквозь этот мир, путь от меня к тебе. И я проведу тебя по всем заколкам этого мира, мы увидим прошлое и будущее, великие города и мёртвые руины, побываем на вершинах самых высоких гор и искупаемся в огненных реках. Мы познаем вечность, потому что эта дорога никогда не закончится, и мы всегда будем идти по ней сквозь неизведанные миры, через заоблачные дали. Мы будем идти по ней вместе. Ступай осторожно, ведь под ногами – наши мечты.

Ели тебе надоест огонь, мы утонем во тьме. И уснём в объятиях южного ветра, а звёзды будут петь нам свои песни.

Мы будем ловить поцелуи восхода, и упиваться агонией заката.

Мы разобьём этот чёрно-белый мир, и тысячи цветов станцуют на его могиле.

Мы будем любить. Мы будем вместе.

Если позволишь…

Подписи не было. Семён сложил листок, и положил обратно в книжку, а книжку бросил на стол. Он никогда не умел писать любовных посланий, а это было нечто большее, чем просто признание в любви. Он не спеша оделся и вышел, не закрыв за собой двери. Наверное, ей не стоило оставлять его одного в квартире…

Уже на улице Семён вдруг остановился и усмехнулся. «Значит, не позволила, подумал он. Испугалась, наверно. А парень, похоже, был искренен. Хотя чёрт их разберёт, этих поэтов…»

Невольно он позавидовал автору записки. Значит, всё-таки бывают на свете настоящие чувства… Или это всё обман, иллюзия? А ведь так хочется иногда, чтобы это было правдой… Сколько там она живёт у Бегбедера? Три года? А вот в нашем мире она просто… рождается мёртвой.