Black Weekend (Intro)

«…:)!!! ЕСЛИ ВЫ УЖЕ ЗНАЕТЕ, ПУСТЬ ДАЖЕ ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО :), ЧЕМ БУДЕТ ЗАПОЛНЕН вАШ ТОЛЬКО-ТОЛЬКО НАЧИНАЮЩИЙСЯ ДЕНЬ :), ТО НАСТРОЕНИЕ вАШЕ ПО УТРУ БУДЕТ, СКОРЕЕ ВСЕГО, ОДНОЗНАЧНО :) С НАДВИГАЮЩИМИСЯ В БОДРОМ :) РИТМЕ СЕКУНДНОЙ СТРЕЛКИ СОБЫТИЯМИ. ПОЭТОМУ, ПЛАНИРУЯ РАСПОРЯДОК ГРЯДУЩЕГО ДНЯ, ОТДАЙТЕ ПРЕДПОЧТЕНИЕ ДЕЛАМ, ОКРАШЕННЫМ ДЛЯ вАС В САМЫЕ ПРИЯТНЫЕ :) И ЖИЗДНЕРАДОСТНЫЕ ТОНА :)!!! И ТОГДА ЭТОТ ДЕНЬ, НАЧИНАЯ С САМОГО УТРА, ЗАСВЕРКАЕТ :) ДЛЯ вАС СЧАСТЛИВОЙ :) РАДУГОЙ :) НА КАРТИНЕ КАЖДОДНЕВНОЙ ЖИЗНИ!!! НУ А ЕСЛИ ПЕРВЫМ ИЗ РАДОСТНЫХ :) СОБЫТИЙ СТАНЕТ ДЛЯ вАС ГЛОТОК ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО :), БОДРЯЩЕГО :); И ВСЕЛЯЮЩЕГО УВЕРЕННОСТЬ :) В ПОБЕДЕ :) КОФЕ «BLACKMAN’S SOUL»:)!:) :)!!:) :) :) :)!!!!, ТО вЫ ПРОСТО ОБРЕЧЕНЫ :( НА УСПЕХ :) :) ВО ВСЕХ СВОИХ НАЧИНАНИЯХ И СВЕРШЕНИЯХ! КОФЕ «BLACKMAN’S SOUL» :) :) :)!!!:) :) :)!!!:) :) :)!!! – ФОРМУЛА вАШЕГО УСПЕ–»

«Хха!» – не разлепляя век, резко выдохнула Мазафака, рефлективно утопив красную кнопку в чёрном пульте. Разбуженный таймером по её вчерашнему наказу телевизор обиженно отправился досматривать свой абсолютно плоский чёрный сон. Маза вполне могла позавидовать такой участи, но было влом. Итак:

– Хха! – с хрустом разлепляя веки, выдохнула Мазафака и тут же пожелала пожалеть об этом по двум (веской и вязкой) причинам. Вот вам первая: отравленное контрастным климатом прошедшей ночи (4.5С, 10.3С, 8.9С, 40С, 40С, 40С, 40С, ... , 40С+5.5С, ...) содержимое хрупкой и усохшей на пару размеров черепной коробки отозвалось на столь необдуманный шаг свирепой болью. А здесь будет вторая: очаровательно вздернутый носик, втянув в себя извергнутое сахарным (ударение на «а») ртом недобровоние, сморщился в брезгливую гармошку. Мазафака сделала глотательное движение вхолостую, пошерудила во рту наждачным языком, сглотнула – снова осечка. Тогда вдруг представилась та самая (вышеупомянутая) песочница богов.

Грубое и безжалостное светило до бела раскаляло грязно-желтый песок. Песок. Песок. Прожигающий босые подошвы ног. Хлещущий по одеревеневшему лицу в яростных порывах горячего ветра. Шаг. Ещё шаг. Остановка: пытаюсь устоять на безвольно подгибающихся ногах. Шаг. Словно на лыжах, как учили предусмотрительные инструкции по выживанию в условиях природной микроволновки. Предусмотрительные. Единственное, чего они не предусмотрели, так это того, что конца и края этой пустыне нет. Вернее, конец у неё есть, но он там же, где game over. Шаг. Шаг, смешно и нелепо покачнулась – рухнула. Ненавижу лежать на правой щеке. Горячие крупицы просачиваются сквозь поры под кожу, глубже, глубже, в плавно заселяемый белесыми тромбами мозг. Тромбы одни не приходят, они приводят с собой глюкозавров. Самое время вспоминать всю свою прошедшую, но не пройденную жизнь. Как назло, перед мысленным взором только смертельная белизна солнца и дюны, дюны… Красивое слово, прямо как барханы. А на самом деле – до смерти однообразные кучи жареного песка. Глюкозавры. Смерть. Здесь ведь должны быть змеи! Пожалуйста, кипящее небо, пусть это будет так! Well, let it be so, как говорила моя любимая учительница персперанто. Dick нет же! Глюкозавры. Интересно, я сначала увижу южное море и толпу загорелых-белозубых любимых киноактеров, предлагающих мне краба в манжете и живой червовый интерес, а потом «.», или наебанрот? О! Глюкозавры! Похоже, на бок… на чит… на чинается. Так вот он какой, в лад… в оло… в олш… бред!

И тут я слышу Голос:

– Я здесь! – приятный с лёгким английским акцентом.

– Кто ты? Кто ты? Yo! Кто? Ты! – кричу я, но истрескавшиеся губы лишь слегка дрогнули, а высохшее горло издало предсмертный сип и умолкло.

– Я? Я. Я! Вивиан Темноцвет! Я! Я! Натюрлих! Was haben Sie da? Buchstaben von Feuer! Я! –! Самый! Пожалуй! Крупный! Русскоязычный! Писатель! Нашего! Века! Автор! Чей! Путь! В! Искусстве! Отличался! Поистине! Изысканной! Причудливой! Извилистостью! Мастер! Способный! Играть! Стилями! Формами! И! Направлениями! С! Небывалой! Легкостью! Человек! Опрокинувший! ВСЕ! Возможные! Нормы! Литературы! –! И! Создавший! Нормы! Иные! Собственные! Попросту! –! Писатель! Которому! Слово! Подчинялось! Полностью! –! И! Абсолютно!

– Помоги мне! Я хочу жить! – от моего мысленного крика должно был лопнуть это немного слишком до х:)я :)баное солнце, а весь песок улететь к fuckin’ такой-то матери в одно место :)зду.

– А ты смогла бы заплакать из-за того, что в двух милях к юго-востоку погонщик бьет мохнатого тонконогого ослика? – казалось, что этому Д’арк Блоом’у было абсолютно пох:), умру я или буду жить; пожалуй, он даже убил бы меня сам, лишь бы хоть виртуально заглянуть в ту темноту, что была до его рождения и будет после смерти.

– Что ж, миндально-медовая моя нимфословица, пожалуй, я спасу тебя, как всякого изгоя. Вот она, вышеукрощённая нижеупрощённая гадина. И помни: прямая – это одухотворённая точка! С Первым Апреля! – и Голос улетел.

А спустя восемь килограммов песка сквозь муравьиную талию восьмёрки и бесконечности, закружившихся в стеклянном танце, явилась первоапрельская змея. На мятом клочке инструкции к препарату для почечников, страдающих от излишка воды в организме. Чёрная гадюка изогнулась над чёрной чашей, обвив её чёрную ножку. Я не выдержала и провалилась в душную горячую темноту.

И вот бездушное горячечное небо всё так же обрушивалось солнечной ненавистью на песок, песок, песок, песок, на лежащее в неестественной позе, всё ещё пульсирующее, тело и на ме-е-е-едленно, но уверенно и неизбежно крадущегося к своей цели скорпиона с сиреневым пятном на хромированной спинке, напоминающим шахматного коня или сложившую крылья бабочку. В двух милях к северо-западу. И ме-е-едленно…

Смертельный укус вернул Мазафаку на не обделённую влагой сантагейскую землю. Точнее, в один из домов в тихом центре Сантагеи, на шестой этаж, в её родную скрипучую кровать. «Приснится же такое!» – вялая мысль ушла туда, откуда пришла, таищ Гарри Мамонтов. Но жесточайший сушняк уходить явно не собирался, как бы Маза его ни просила, как бы ни умоляла и ни описывала подробный маршрут к гениталиям его прародителей. Оставалось одно: сжать кулаки, стиснуть зубы и ползти сквозь безжизненную пустыню к холодильнику. Однако, выполнив лишь первый пункт этого дерзкого плана, Маза обнаружила в правой руке чёрный малогабаритный предмет с кнопками, красную из которых первый палец не замедлил нажать рефлекторно:

– …ФЕ «BLACKMAN’S SOUL» :)!:)!!)!!! – ФОРМУЛА вАШЕГО УСПЕХ-А-А-А-А!!!!! :) :) :) :) :) :) :) :) :) :) :) :):) :) :) :) :) :) :) :) :) :) :) – заорал чёрный, как душа негра, телевизор голосом человека, бьющегося в пароксизме с радостной пеной у рта. “Негра в душу TV мать!” – взорвалась Мазафака, целясь и попадая пультом ДУ в педаль “POWER” на чёрном, как рэп, теле телевизора. Продолжая этот стремительный рывок, Маза проползла на четвереньках по жёлтому паласу в своей комнате – в бесконечный коридор, в бессердечный коридор и дальше на восток. И вот!!! Милая, добрая, нежная кухонька, открой Сезам, что правее плиты “Нина-1888”™ и выше осени! Скрыпнула дверца, изнутри дохнуло зимой… А пива нет. :(((

С полуприкрытыми глазами – что твой зомби, честное слово! – Мазафака прошагала в ближайший минимаркет, перепугав персонал оного не столько диким видом, сколько тяжёлым взглядом, исполненным вселенской скорби и терпимости. Это было кое-что еще и “Middler” только потому, что его можно открыть просто свернув шею крышке с байкерского вида логотипом. А из алюминиевых банок Маза пить не могла: сразу вспоминались переплетённые хитрыми морскими узлами тела и щупальца странных глубоководных чудовищ – алювилок в вонючей столовой пионерлагеря. “Куда уходит детство?..” – донеслось из Пеугеота, уступающего Мазе дорогу. Предпоследняя поначалу сквозь зубы ответила на псевдориторический вопрос, затем решила слегка всплакнуть, но во время вспомнила, зачем купила пиво.

Жизнь большого города шла своей дорогой, не обращая никакого внимания на очень даже симпатичную такую девушку с отёкшим лицом, характерно позвякивающим пластиковым ;) пакетом, длинными волосами цвета модной краски, наполовину пустой (ни в коем разе не полной!) бутылкой неплохого пива в левой верхней конечности, ножкой ij-го размера, грудью i-го, и неутолённой жаждой в зелёно-голубых глазах.

Когда Маза подходила к своему родному зассаному подъезду, она почувствовала себя настолько лучше, что даже выговорила полнокровное «здравствуйте» вместо будничного «здрЫсссь» старушкам, приклеенным к скамейке во дворе. Старушки в ответ радостно закивали и стали наперебой трещать, мол, совсем уже большая девочка, а была-то какая, помнишь, Валь-Санна? Всё с мальчишками в мяч играла, шустрая такая девка была, боевая; и не гри, Марь-Андревна, помню, бывалче, выйду я на крылечко-то спозаранку: Муленружку мою подоить, значить, надо – а утречко свежее такое, морозец маленько кусается – и вот подойду я к принцесске-то своей, а та уж и ждёт меня – даст молочка ведёрко – я с ней поговорю, поласкаю родную мою; помнишь, Фёкла-Матвевна, коровка-то какая у меня была – огонь просто, шустрая такая, боевая; а сейчас смотри какая выросла – впору замуж выдавать; да и парни все на неё заглядываются, огонь-девка! надо б Серёжку моего засватать, здоров уж стал парень, спортсмен он у меня, как ево, дай бох памяти... эх, запамятовала, старая… о! поверь-лифтёр, кажись!.. да, Люб-Федотна, и не гри, паренёк что-надо вырос, а помнишь, Сюзан-Аполонна, какой сорванец-то был, всё, помню, с девками в дочки-матери тешился, артист прямо был–

«STOP» – старушки как по команде умолкли: Мазафака захлопнула пуленепробиваемую дверь подъезда, очутившись в насыщенной темноте и тишине. На ощупь поднялась к лифту по серой лестнице, истертой миллиардами немилосердных конечностей, и вдавила оранжево-выжженную кнопку: «REW» – в следующий раз надо записать этот старческий бред, чтоб признать его, когда (тьфу-тьфу, упси хоспоть!) он и ко мне явится, окаяннай; и не гри, Алдрин-Привримна! Нехотя расползлись дребезгучие створки лифта, на Мазу выплеснулось три прыщавых подростка. Раздели сочащимися молодой спермой глазами ее, помятую, но не потерявшую от этого своего неприхотливо-похотливого магнетизма. Немного подумав, медленным эротичным движением стянула с себя наголтелую майку Siskey™, обнажив сверхплоский живот с пирсингованным подпýпьем и веселую, идеальной композиции грудь. Против часовой в алфавитном порядке. Первый тин стек по узорчатой от скверноватых разводов стене и, закатив глаз, стонал погруженной по плечо в карман. Третий извивался в сладострастной агонии на за…ном, некогда сером, полу. Второй… а где же второй? Ах, скромняга! Вот оно, ваше строгое воспитание так называемой интеллигенции. Отпусти его, читатель: пусть бежит на свой десятый этаж трепетно погружаться в белоснежную вагину ванны. Между тем Мазафака ззыкнула сверху вниз молнией обтягивающих светло-голубых Edwinner™ jeans – своеобразный контрольный выстрел – и, потыкав брезгливым носком кроссовка недобитые тела, упаковалась в старую развалину лифта. Поднимаясь в нервно подрагивающем тускло освещенном гробе на свой шестой, Мазафака размышляла о нелепости скребущихся ногтей долгоносого французика: ведь можно было немного подождать и лифт открылся бы на верхнем этаже. А лифт открылся на шестом этаже. Перекинув аккуратно сложенную майку на левое плечо, Маза выковыривала жемчужину ключей из тесной раковины кармана, якобы не замечая банкира по лестничной площадке, который то поднимал очки на лоб, то водружал их на (несколько ближневосточное) место в тщетных попытках навести резкость своего здравомыслия. Его ждал полный нелепых ошибок и забавных ослышек рабочий день.

А Мазафака уже вставала носком правого не расшнурованного кроссовка на задник левого. Она прошлепала босыми и стройными в кухню, где бросила двух Middle’ров в морозилку: «Jcnsymnt-rf? ht,znf!» Эх, Dthtofuby… Стало грустно до боли в горле. Пронзительно-трагичная роль казалась лишь шуткой, встав рядом с каждодневной «««будничной»»» жизнью актера. Не в силах таиться, Мазафака сбросила всю карикатурную нелепость, принадлежность вымышленному миру Сантагеи, не знающей ничего о душервотных реалиях Hjccbb. На полке среди прочих дисков росистые глаза отыскали ВВЕ «Xthysq Gtc Gtnth,ehu» – проверенная лекарственная настойка на ядовитых камнях. Мелко вздрагивал пьяный блик заоблачного солнца на полированном боку колонки: внутри завывала нечисть, рвущаяся из-под глянцевого ритма петровских конструкций. А Маза, провалившись в мягкое чрево кресла, смотрела в одну точку, изредка поднося к губам темно-изумрудное горлышко Минасалли. День тонул в