Если кому-то нравится охранять резвящихся детей в ржаном поле, дабы они не попадали в местную пропасть и не расшиблись от этого в усмерть; или жить в церквушке, заставленной выпивкой и гадящем из-под купола голубем; или просиживать сутки напролёт в барах, встречая в дождливые вечера мистическую мадам; или рассуждать о положительных качествах пресловутого контрабаса, то меня манила совсем другая идея. Она, прямо-таки, стала параноидальной, сотворив во мне манию. Я грезил о смерти, но не своей, а соседей, что с недавнего времени стали проживать этажом выше, надомной. А ещё – но это так, между прочим – я хотел бы оказаться на лугу, в солнечный денёк, с прохладительным ветерком, где паслись бы обворожительные овцы, и бараны в стороне горланили б что-нибудь из оперы. О, я лежал бы, закинув ногу на ногу, жевал тоненький стебелёк травинки и, позёвывая, смотрел на небо, где святые шпарили по голой заднице самого дьявола, и ни чем-нибудь, а армейскими ремнями – прям, бляхой обихаживали бы. Да, ещё, чтобы овцы подносили освежающие напитки. Лепота! Но это к слову… на повестке же, избавиться от говнистых соседей.

Живу я один. Почему и сколько мне лет, и как меня по имени-отчеству – никого не касается. Как, впрочем, и всего остального, кроме того, что необходимым посчитаю я.

Всю жизнь добивался спокойствия, и тут на тебе, приехали – вылезай, конечная остановка, девятый круг. Добро пожаловать к изменникам тишины. Какого ляда! Хотел было поговорить по нормальному, объяснить, что после одиннадцати вечера, а тем более в три-четыре часа ночи, гулять и буянить не положено, и не только нельзя, но и опасно. Как начал, так и закончил – синяки до сих пор сходят. И добавили, что если впредь ещё сунусь, то не найдусь и надолго потеряюсь. Вроде как угрозили, на место поставили – в угол. Бесы! Сам хозяин квартиры – жмот плюгавый, – за стенами отсиделся, а на меня дружков спустил, что те гробы фирменные – здоровенные, тяжёлые и пустые… пока не положут. Я об этом думал. Вот значит, какой он, этот дегенерат в сандалиях! Ничего, скоро мода его в белые тапки оденет…

Постучал в дверку аккуратненько. Дождался, пока начнут открывать. Тогда и сменил дружелюбную ухмылочку на злобную, а из-за спины выудил пушку (“Берету” 45-го калибра), и на уровне глазка пристроил. Открыл бугай, – знакомое лицо, – первым тогда ударил. Ствол вплотную к роже. “Бах!” Отлетел к стене, вместо морды, словно тюльпан красный раскрылся. Гад, всего забрызгал, и прихожую со мной. На выстрел другие бегут. Стреляю во всех без разбора. Всех валю, но самого хозяина не замечаю. Ору, мол, сюда, сволочь, ползи, на брюхе лучше, если желаешь живым уйти – ботинки мне лизать будешь! Да, жестоко; да, для тех, кому за полночь; да, свихнуться можно, но это сейчас актуально – чем зрелищней, жесточе, тем легче усваивается организмом, понятней. Смотри-ка, ползёт, как лягушка распластавшись. Кинул что-то и голову руками прикрыл. Тут, как рвануло! Я по частям поспешил ретироваться. Самая главная часть – голова! – летит и думает: хреново с мозгами-то…

И очнулся. В кресле, понимаешь, задремал. А что, всю ночь не спишь, нехотя с этими полудурками бессонствуешь, не мудрено отключиться во время раздумий.

Нет, хорошо, что сон, а не на самом деле. Не садюга же я какой-нибудь, не убийца, не мокрушник. Я человек со здравым смыслом, и умом приличным. И не пьющий. Я про алкоголь, в смысле.

Вот зуботычин понадавать, это дело другое, палкой по черепушке огреть, чтоб теплее кому было – это можно… если осторожно.

Выжить такого сукиного сына надо. То он в последнее время оборзел совсем, совесть придушил и реанимировать не собирался, – затапливать стал. Расслабился, думает, раз врезали, значит угомонили. Ага, пусть выкусит по самое не хочу, и ещё немного! Видел я таких, всё из той же песни, где один в поле не воин.

В извилинах моих однажды слово всплыло, вроде знакомое, но что значит, не знал. Хомут! Так мне, так сильно загорелось этим хомутом по балде соседушке настучать, что места себе не находил. Теперь я со значением этого загадочного словца знаком. Как верно-то порой незнакомые слова находятся, правильные. Этот же карапуз, сосед дранный, – вылитый пони, только зубы кривые и грива в проплешинах. Урод глобальный!

Так вот, затопляет время от времени, донимает сыростью, аж обои в прихожей пузырями пошли, а потолок жёлтыми пятнами обжился, будто кто-то умный и меткий малую нужду гейзером справил. Хотел ремонт затеять, но передумал, вдруг он из себя бога времён Ноя разыграет. Он что, в ванну с умывальника ныряет? Повелитель брызг! Безобразие! Прыгун, тоже мне, вшивый. По телевизору как раз Олимпийские игры начались, там этих сигальщиков – завались, и все в воду грохаются, то с высоты, то пониже берут, а толку-то – брызг немерено! Я поднимался, возмущался, меня же под ручки взяли и пендаля просадили, спустили с лестницы называется, не церемонясь, в ускоренном режиме. Поселились у него эти бугаи, что ли?

Не выдержал, позвонил в милицию, выложил всё как на пруду, всю правду-матку, как есть. Пришёл участковый, прошествовал по моей наводке к соседям. Зашёл. Впустили, надо же… Я поел и прилёг соснуть.

На полу лежали обрисованные мелом тела бандюг, во главе замершей “стаи” покоился хозяин квартиры, его обвели два раза. Первый, когда он лежал на спине и, постанывая, егозил, словно в штанах муравейник завёлся. Тогда его тюкнули аккуратно полбу, обездвижили, перевернули на живот, чтобы не смущал закатившимися зенками, и обтрафаретили вторично. К батареи наручниками был прикован вызванный участковый. Он лил горючие слёзы и шмыгал носом. Рядом склонился кто-то из начальства, и грозно вопрошал: «Какого ты, так-тебя-да-разтак-через-забор, можно сказать чёрта, братков-то завалил?» Отвечал, сквозь сопли, ментик: «Они ванильное мороженное зажо…»

В дверь стучали. Опять сон дебильный видел. Это же как человека довести надо, чтобы такое снилось?! Горе мне, горе…

Открыл дверь, а там физиономия, вроде участкового, но перекошенная, с полузакрытыми глазами, перегаром изо рта, икотой. В нагрудном кармане “евро” торчат. Стоит, весь шатается, и пальцем кривым у самого моего носа машет, и краем губ прицыкивает. Типа: тиха будь. И пошёл, спотыкаясь, придерживаясь за перила, вниз и на улицу, восвояси. Ясненько – споили блюстителя правопорядка, подкупили.

Дверь пришлось быстренько захлопнуть. А через минуту уже стучали, чувствую, соседушки сверху. Злобу спешили выместить. Но я не открыл, пусть на лестничной клетке бесятся, кони сивые!

Всю ночь грохотало – громко ходили, громко общались, громко что-то передвигали. Я не спал, даже если захотел бы – не смог. Выработалась ночная бессонница.

Утром в туалете закапало.

В бессилии скрежетал зубами, влупил пару разков кулаком в стену, поматюгался от досады и боли, подставил под капли таз, кинул в собравшуюся лужу тряпку и отошёл дрыхнуть, предварительно ещё плюнув зачем-то в унитаз и погрозив тем, кто оскверняет обратную сторону потолка бесстыжими ступнями.

Снилась всяческая чушь и бутафория, что и не воссоздать, но хоть немножечко отдохнул.

После обеда, когда ходил в магазин, получил совет от добрых жильцов: не следует связываться с теми, что живут надомной. Они – шёпотом и по секрету – мафиози, которых свет не видывал. А от злых, получил по голове и в пузо, а ещё они посоветовали забрать заявление из РУВД. Если не послушаюсь, то могу сильно испугаться, но понять этого ощущения не успею. Обещали, если что, лично для меня, и Средние века, и инквизицию вспомнить. А один так сказал: «Замкнём между плюсом и минусом». Электрик, видать. Отринув увещание отморозков, негодяев в собственном соку, я не понимал добродетель остальных. Нет, мне, конечно, достаётся поболее всех, но и другим перепадает от ночных проделок. А они и не дёргаются, лишь дрожат. Подкупили их тоже или на самом деле боятся до судорог, до неожиданных выделений прям? Мафия, кричат! Тьфу… Что из этого?! По мне, хоть ку-клукс-клан, хоть дивизия гомосексуалистов, хоть табор долбанных Гренуев, аллергия их побери! Ну и что, что мафия? Вы связь видите? Я – нет. Погода от этого за окном не меняется – значит, ничего это слово не значит.

Пересмотрел кучу фильмов, где вот от таких нагленьких соседей избавиться пытались. Или мне не повезло, или одно из двух, но победу обязательно одерживали негодяи – не те, за которых болел я. Положительных героев всё же выживали не в меру вульгарные и поганенькие.

Где правда, я вас спрашиваю?

Я так просто этого не оставлю!

И не оставил.

Терпение, и без того прохудившееся, лопнуло тогда, когда в извилинах что-то защемило, вызвав среди ночного ненастья истерический смех. А защемило оттого, что вверху ка-а-ак грохнет! Впечатление такое, будто небеса решили взять и свалиться… и так четыре раза, точно время полного Армагеддона пришло.

Для начала искусал в бешенстве подушку, избил воздух, нарычал на тарелку с гренками, а после на шнурки. Вышел на улицу, чихнул от мороси и на туман, побежал в ближайшую аптеку. Купил там, перепугав всем видом охранника, у заспанной девушки несколько пузырьков валерьянки. Вернулся домой, только сейчас заметив, что бегал в штанах от пижамы. Нашёл тюбик суперклея. О да, люди, это не просто суперклей какой-то, это – супер-суперклей! Вооружившись всем, чем пожелал, отправился, как партизан, к двери вражины. Сдерживая порывы смеха и порывы сбежать, сначала залил весь клей в замочные скважины, затем оросил – красивое словечко! – дверь валерьянкой, и перед ней всё залил, вместе с ковриком, напрочь.

Подъездную дверь подпёр камнем, чтобы любая тварь могла зайти.

Удовлетворённый, с дрожащими коленками, воротился к себе. Заперся плотнее. Уселся в кресло и, рыгнув от души, провалился туда, где сны.

На этот раз мою хату залило капитально – текло повсюду, лилось даже с люстры. Потоп полнейший; и Атлантиде не снилось. Но виноваты были пожарники, а соседи сверху лишь от части. Дело в том, что с первыми бликами солнца, повалил от соседушек дым пожара. Может, докурились, а может проводку коротнуло. Горело не важно, но жутко вонюче. Всех из подъезда эвакуировали, а горящих не смогли – стаи кошек забаррикадировали дверь, которая в свою очередь не поддавалась ни с той, ни с этой стороны. Замки не подчинялись ключам. А этаж у них третий. Из всей бригады, лишь маленький хозяюшка решил, высунувшись из балконной фрамуги, кашляя, скинуться вниз. Возможно, ему бы повезло, приземлись он на мягкую землицу клумбы у дома, где росли цветочки, куст вишни и валялись оплеванные бычки сигарет. Но, прыгнув, он налетел на бельевые верёвки, натянутые на моём балконе, и не успел уцепиться, как его отпружинило в сторону… Брякнулся бедняга у самой первой пожарной машины, у левого переднего колеса, если быть точным. В шаге от меня.

После, когда картина чуть прояснилась, выяснилось, что подозрительные типы занимались сбытом наркотиков. Принимали их в кусках льда – вот видимо причина затоплений, так как ванны попросту не хватало, – а прятали в покрышках, между ободом колеса и шиной – вот откуда чёрный дым и удушающая вонь резины. Выходило, что по моей вине один расшибся, остальные же, кто был, угорели. Но об этом знал только я… ну, возможно кто-то из котов, но они гордо помалкивали, иногда наведываясь вновь за остатками валерьяны. Любители балдежа.

Я же – пока то, да сё – поскорее просушил, как мог, квартиру, привёл в более-менее потребный вид, хоть запашёк плесени присутствовал. Но он не скоро выветрится. Распродал все вещи, оставив самое необходимое, а там и саму квартиру. Почти даром отдал, но так нужно было, обстоятельства требовали. Мне навязчиво казалось, что обнаружат мою причастность к гибели дегенератов, по следам клея, допустим. Ведь кошаки, заклинившие с того ни с сего замки, и все разом, уверен, наводили на расследовательские мыслишки. Следователей же делами не корми, дай новых! И не важно им будет, что я, хоть и рад избавлению от доканывавших меня, но порывы совести испытываю. Честное слово, говорю!

Существует местечко, далеко-далеко от сих пор. Деревушка, где от деда дом остался с огородом. За землёй, вроде, присматривали товарищи его, если не померли сами. Думаю, всё там сорняками заросло, в кромешные джунгли превратилось, а в домике цыгане поживают… но ничего, прорвёмся.

Туда и рванул. С работы уволился, и рванул, что аж в глазах помутнело. Должно быть там спокойней, а мне это необходимо.

Обязательно, как мечтал, на лугу поваляюсь, пусть без небесного представления, но с овцами вокруг. Я буду слушать верное блеяние, париться под лучиками и… и… и всё пока, больше ничего в голову не приходит. А если нет там овец, то заведу и выдрессирую. Вообще же: овцы – существа полезные! И никак наоборот.