Что можно рассказать вам об этом дворе? Располагался он в конце Промозглой улицы, на самом краю города. Дальше только утес и шум разбивающихся о скалы морских волн. По утрам жителей двора будил пронзительный гудок покидающего залив какого-нибудь судна. Двор просыпался, и каждый начинал заниматься своими делами, немного раздраженный из-за бесцеремонной побудки. Только Валек Фронтовой воспринимал сигнал с радостью и благодарностью, – его ночная работа сторожем заканчивалась и он, с чувством выполненного долга, отперев ворота проезда, шел домой. На лестничной площадке второго этажа он неизменно – за редчайшим исключением, – изо дня в день, из года в год, встречал Лаврентия Скупого, бывшего работника некогда существовавшего совхоза им. Клубневого. С недавних пор Скупой законно вышел на пенсию; с готовностью покинув совхоз, он занялся собственным бизнесом. Бизнес этот можно было наблюдать из окон квартир, выходящих во двор: все клумбы были засажены помидорами и огурцами. Часть культуры Лаврентий продавал, часть – закатывал и… продавал тоже, но уже не на базаре, а среди соседей, желавших в зимнюю пору поживиться солеными овощами. Отдельной графой проходила обязанность Фронтового – охранять, как зеницу ока, посадки Скупого. За это Валюша получал перед каждыми выходными десять рубликов. Вот как сейчас: пожав руку выходящему из квартиры Лаврентию, сторож почувствовал под ладонью прямоугольник сложенной денежки. Будет на что выпить с друзьями с субботы на воскресенье, неизменно думал Валя. Смотри не подавись, думал, непроницаемый лицом, пенсионер-огородник.

Дома – трех этажные, с одним подъездом каждый, – ромбом окружавшие просторный двор, были порядком изношенны. Кирпич и дерево. Половицы скрипели, кладка кое-где осыпалась, виднелись трещины в стенах. В подъездах воняло сыростью и канализацией. Трубы в подвалах то и дело лопались, с включением отопления начинали течь батареи. Приезжали вызванные слесари – чинили, латали, – но каждый год все повторялось сызнова. О проводке и говорить нечего. При легком дождике ее либо начинало коротить, либо замыкало; стоило же сверкнуть молнии и жахнуть грому, так и вовсе отрубало. А все из-за того, что крыша прохудилась, изоляция – прогнила. Громоотвод, еще при строительстве, попросту забыли установить. Тем не менее, люди здесь жили, как бы не замечая подобные неудобства. У других и того хуже, говорили они, у других даже туалет на улице расположен; такая вонь там стоит в теплые времена, что глаза режет, а от ассенизаторов ни слуха, ни духа.

Как и всегда, только Валюша Фронтовой заходил в подъезд своего дома, пару минут спустя оттуда выходил Лаврентий Скупой. С тяпкой, граблями, содовыми ножницами, торчащими из кармана потертых штанов, и еще не весть с чем, он принимался окучивать, подрезать, прореживать, – в общем, истязал огород нещадно, намереваясь получить от него как можно больше плодов, а значит и больше выручки. Но только попробуй кто другой, хоть наступить краем носка на его землю, хоть плюнуть с окна, да что там, просто посмотреть на огород «как-то не так», пенсионер Лаврентий тут же впишет того в черный список. Уже были такие случаи, когда Скупой, по ряду ведомых лишь ему причин, не спускался к огороду день-другой, но это не значило, что он не следит за своими владениями. Абсолютно нет. Звучал гудок катера или корабля, пожилой бизнесмен вскакивал с кровати, оставляя под одеялом обрюзгшую жену наедине с ее же храпом, влетал на кухню, где наспех съедал целый лимон, запивая его сладчайшим кофеем, и садился у окна, где стояло ружье. В такие дни Лаврентий Скупой принимался за охоту – наказывал каждого, кто посягал на его имущество. Особо пугаться не стоит, ружье было пневматическое, и маленькие свинцовые пульки не сильно ранили. Больше походило на укус разъяренного шершня. Стоит признать, для пенсионера Лаврентий стрелял очень метко. Даже в зимнюю пору, когда огороду ничего не угрожало, ибо оставалась одна голая оледеневшая земля, даже тогда он награждал выстрелом невнимательного прохожего, всегда попадая по оголенной части тела. Так, однажды, он разбил губу местному хулигану Илюше, подростку шестнадцати лет, что тот так и остался губошлепом. За это пенсионера хотели привлечь, но свидетелей не нашлось, пулька потерялась. Нет улик, нет дела, сказал тогда следователь и, прошествовав напрямик, через огородик к выходу, покинул двор. То был единственный раз, когда виновник избежал наказания. Каких сил потребовалось Скупому, чтобы не запустить в милиционера камнем, ведает один Бог.

Что касается переростка Илюши, вымахавшего к своим годам под два метра, то лишь в русском языке найдется точное определение тому, кем, по сути, был этот самый Илюша. Порядочным гадом! Точнее не придумать, не подобрать. В школе, при учителях, дома, в гостях – это был сущий ангел, пример гордости для родителей. На Небесах забили бы тревогу, увидев такое земное соперничество. Но не все так гладко, как казалось на первый взгляд. И уж где-где, а с Небес все прекрасно было видно, – кто есть Илюша. Молокосос-симулянт вот кто он! Вследствие чего подросток и стал порядочным гадом. Он мог побить любого, кто был слабее его, за просто так; мог обгадить лестничную площадку, за здорово живешь; мог издеваться над животными, дела ради; мог… Господи, да чего только он не мог вытворить! Потому что… правильно! – порядочный гад! Его родители были люди занятые. Она преподавала в школе русскую литературу, а он – называл себя писателем. Отец печатался в различных газетках, под различными псевдонимами, выставляя на суд читателей то рассказ, то эссе, а то и вовсе памфлет. За один такой памфлет, его чуть было не арестовали, как врага народа. Вполне могли, но спасибо редактору, который удовлетворился рукоприкладством и замечанием, что неосторожный писатель обязан ему, тремя первоклассными новеллами. Но это было, и прошло. Теперь отец Илюши упорно преследовал цель стать самым великим писателем современности. Он денно и нощно корпел над романом, который должен был совершить переворот в умах сограждан!

Но пора переходить к самому главному. К тому, что случилось в этот день.

В этот день, летний, но не обещающий жары, из-за налетевшего северного ветра, принесшего монолитные серые тучи, когда Валя уже примостил уставшую голову на пуховую подушку, а Лаврентий начинал уход за посадками, прочие же просыпались и начинали заниматься каждый своим делом, во двор въехала, слепящая белизной, новенькая «Тоёта». Первым ее увидел, конечно же, присутствовавший во дворе пенсионер. Собираясь прореживать грядки, он так и замер с тяпкой в руках, уставившись на диковинную машину. Сначала ему показалось, что это новая модель «Волги», потом представилось, что некая модификация «Москвича». Неужели «Жигули»?! – удивлялся он. – Нет, скорее «Лада»… Пока Скупой перечислял все возможные марки известных ему автомобилей, из машины, со стороны водителя, вышел полный, лысенький мужчина в очках, белом халате, и с черным чемоданчиком, на котором был нарисован жирный красный крест. На все это Лаврентий Скупой обратил внимание в самый последний момент, когда новоявленный гость приблизился к нему, первое же, что он заметил, было то, что автомобиль оказался праворульным. От такого открытия нижняя челюсть пенсионера отвисла, а тяпка выпала из рук, больно огрев по голове, так как приезжий застиг его в самый момент замаха.

-Вот, – гость в белом халате, протянул Лаврентию скляночку с таблетками.

-Чего это? – спросил тот, потирая ушибленное место.

-Обезболивающее, – сказал гость. – От головной боли хорошо помогает.

Доктор, наверное, подумал Скупой, запивая таблетку водой из лейки.

-А вы здесь по какому? – поинтересовался Скупой, возвращая склянку.

-Ни к кому в отдельности, – заверил врач. – Ко всем сразу.

Подобное замечание не понравилось пенсионеру. Он скосил глаза на ноги холеного толстячка, заметил, что его туфли в налипшей с боков грязи. Стоило Лаврентию проследить по следам путь гостя от машины, как в нем тут же вспыхнула ярость, он побледнел и надулся.

-Что с вами? – забеспокоился врач. – Вам плохо?!

Но пенсионер-трудоголик уже не слышал его. Он трясся мелкой дрожью, и выделывал страшные рожицы.

-Мои ог-г-гурч-чи-ик-ик-к-ки, – прошипел он.

-Простите? – не понял гость.

Врач, с самого начала проявления агрессии у собеседника, стал потихоньку пятиться обратно к машине. Когда же ушибленный тяпкой вновь потянулся за ней, докторишка решил дать стрекача. В его мозгу созрело полное объяснение происходящему: то, зачем он сюда ехал, чтобы предупредить, уже началось. Вирус добралось-таки, и здесь все заражены, вертелось у него в голове. Укатить же незадачливому врачу не суждено было.

Встав пораньше, чтобы незаметно сделать перед чьей-нибудь дверью совсем уж неприличную вещь, Илюша увидал через подъездное окно неизвестный ему агрегат, до боли похожий на автомобиль. Штуковина было очень красивая, а значит, из самых откровенных завистливых чувств, стоило ее немного испоганить. Первым делом, пока ненавистный дядя Лаврентий разговаривал с каким-то типом, паренек-дегенерат решил, скрываясь за машиной, проколоть ей колеса. Такому усердию, с каким орудовал перочинным ножичком хулиган, позавидовал бы закоренелый бандит с большой дороги. Пацан попросту в лоскуты изрезал шины. За этим делом его и застал убегающий гость.

-Какого черта ты творишь, выродок?! – заорал пораженный врач.

-Не смейте орать на ребенка! – тут же раздалось сверху. Это мамаша Илюши на одну треть вылезла из форточки.

-Да какой же это ребенок! – возмутился врач. – Это чудовище!

Толстячок хотел наподдать попавшемуся хулигану, но тот – вовремя или не вовремя, судите сами – начал подниматься с корточек, разгибаться, пока не предстал всем своим немалым ростом. Доктор струхнул.

-Покажи ему, сынок, где раки зимуют! – все от той же мамаши. (Отец Илюши посапывал на письменном столе, заливая слюнями написанное за ночь.)

Сынок ничего не успел показать, кроме неровных не знавших годами щетку зубов. Об его здоровую, но пустую голову, с глухим стуком, ударился камень размером с кулак боксера тяжеловеса. Илюша пошатнулся, пригорюнился и грузно осел на землю. Там и остался, тупо моргая глазами. Камень был пущен рукой пенсионера, и предназначался гостю, но и полученным результатом Скупой не разочаровался.

Что тут началось!

Первой заверещала мамаша порядочного гада, взывая к медицинской и милицейской помощи, к возмездию и наказанию. Вывалил весь народ: уже разбуженный гудком, ему было невтерпеж поближе познакомиться со всем, что творилось во дворе. Кого-то интересовал диковинный автомобиль, кого-то приключившееся бесчинство – такие, вторя голосу матери, тоже стали галдеть, больше для шуму, – а кого и огород Лаврентия Скупого – эти вообще, под общий шумок, старались как можно больше навредить доставшему их бизнесмену, затаптывая всходы. Бывший работник совхоза, рвал и метал, ревел точно медведь, размахивая в вытянутых руках злосчастной тяпкой. Ох, скольких она успела угостить по горбам, или другим частям тела, пока не произошло то, что произошло.

Как было сказано, все жители, покинув берлоги квартир, высыпали под хмурое небо. А как же! Изо дня в день ничего интересного не происходило в пределах их двора. Жизнь текла более-менее размеренно, разве что иногда, Скупой или Илюша, устраивали маленькое представление. Но весело было только тем, кто не страдал от этих выходок. Конечно, таких насчитывалось большинство, но и до них, рано или поздно, доходил черед примерять шкуру потерпевшего; тогда-то, те, над кем посмеивались, пусть украдкой, отыгрывались сполна. И вдруг, столько веселья, столько приключений! Такого нельзя пропустить! Один ругает матом, вертя дачным инструментом, другая, застряв в проеме форточки, разражается истеричными криками, да еще кем-то пришибленный Илюша, с саднящейся раной, что-то бубнит себе под нос, да ко всему прочему – интригующий незнакомец, на чудной белой «карете». Это же – нечто!

Нестройный шум, отражаясь от стен домов, заполнил пространство над людьми, среди людей. Врач, теряя над собой контроль, вертя головой из стороны в сторону, дико взирал на происходящее. Все сливалось для него в одну нечеткую кишащую массу. Тянулись из нее чьи-то руки, дергающие его за халат, хватающие за плечи; проявлялись, совсем близко от глаз, что-то говорящие рожи, от которых хотелось поскорее зажмуриться; ноги, пальцы, волосы… все так и лезло на него. Что они все от него хотят? – растерянно думал он. Люди подступали, обступали, дотрагивались до машины, тыкали в его сторону. А еще этот не проходящий гвалт. Доктора снова осенила недавняя мысль: да они же все заражены! Точно, все подверглись заражению! Больны! Со скоростью электронно-вычислительного аппарата, который доктор видел в Японии, рассудок совершил анализ сложившейся ситуации, и привел к единственно верному решению проблемы.

Распихивая напирающий любопытствующий народ, вспотевший толстячок нырнул в салон «Тоёты», плотно захлопывая за собой дверцу. Здесь, стараясь не обращать внимания на постукивание по стеклу и металлу автомобиля, на доносящиеся возгласы, он сосредоточился на предстоящем. Раз люди заразились, то иного выхода не существовало, думал доктор. А раз больны они, то вполне вероятно, что и я уже болен. От этого ему стало грустно и одиноко. Возвращаться нельзя, иначе он грозит перезаражать всех в округе. Если этого еще не произошло, поправил он себя. Но это уже не его дело, главное выполнить долг, возложенный на него верхами. Автоматически, при упоминании верхов, гость помолился за вечную память Леонида Ильича.

Протерев линзы очков, он положил себе на колени чемоданчик, открыл его, уставившись на ярко-красную большую кнопку, выделяющуюся на темном фоне непонятного механизма. Больше в чемоданчике ничего не было.

-Прощай жена! – вслух выкрикнул доктор.

-Прощайте дети…

-Привет!

Ошарашенный, прерванный во время излияния души, полненький врачеватель повернул голову в сторону голоса. На соседнем сидении, широко улыбаясь, сидел небритый субъект в семейных трусах и поблекшей желтой майке. За ухом у соседа торчала мокрая зубная щетка, которой, по-видимому, недавно пользовались.

-Привет! – радостно повторил непрошенный субъект. – Понимаешь, там холоднова…

Доктор нажал на кнопку.

За мгновение до взрыва, в голове незнакомца, прикатившего на «Тоёте», пронеслась растянутая мысль: «Лучше бы я оставил ее в гараже, а приехал бы на «Запорожце». Ведь только купил, красавицу».

Затем – рвануло!

Мамаша Илюши, наконец, смогла высвободиться из оков форточки, но обрадоваться этому не успела. Сам Илюша так и не удосужился прийти в сознание, на веки вечные оставшись порядочным гадом. Его отец отправился в дальний полет на столе-самолете, – жаль, написать ему об этом не суждено. Лаврентий Скупой, не выпуская древка тяпки, словно вертолет взмыл к тучам. А его жену не подняло взрывной волной даже на сантиметр – ее необъемное тело так и осталось лежать на кровати, но уже под развалинами дома. Прочий люд либо разлетелся кто куда, соревнуясь в скорости с собственными и чужими частями тел, либо сгорели на месте, превратившись в горсточки пепла, который, впрочем, скоро тоже унесло.

Взрыв отгремел. Пронесся, часто повторяющимся гулом, над городом. Затих.

На месте двора остались сплошные руины. Как будто издеваясь, подгоняемый ветром, по курганам развалин, точно перекати-поле, прошелестел целлофановый пакетик. И тишина.

…Валя Фронтовой проснулся от грохота и недолгой тряски. Ему подумалось, что это гром балуется, но когда он открыл глаза, то увидел удручающую картину. Необъяснимым чудом он остался невредим. Здание осело, крыша над головой раскололась и развалилась в разные стороны, по счастью не задев Валю. Не переодетый еще с работы, сторож лежал на кровати, засыпанный пылью и пеплом. Кровать, с погнувшимися ножками, теперь стояла на самом верху холма из камня и крошки кирпича. Кое-где проглядывали обломки досок, некоторые из них тлели. Видны были и другие вещи, по большей части поломанные переломанные. Ничто из этого не интересовало Фронтового. Встав с кровати и отряхиваясь, он всматривался в даль. На сколько хватало зрения, везде лежали все те же руины домов. Где-то пылали пожары; разрываемые ветром, поднимались черные клубы дыма.

-Да-а, – протянул чуть изумленный Валюша. – Дела-а…

Но одна, внезапная думка, насторожила его. А что если?.. Нет, такого быть не может! Так не бывает, подумал сторож. Но уверенность быстро таяла.

С мрачного неба, вопреки ожиданиям синоптиков, вместо дождя, закружились крупные пушинки снега.

Живо сбежав с возвышенности, обогнув глубокую воронку, на дне которой одиноко лежал оплавившийся значок «Тоёты», Валюша Фронтовой зашагал неведомо куда. Ему страстно захотелось пить, и уж поверьте, не крепкий кофе. Валя отправился на поиски. Он надеялся, что хоть один пивной ларек, да остался невредимым.