Эх, житие мое... И почему мне по жизни так не везёт? Нет, жив, останусь после этой сечи, подамся туда, где меня никто не знает... Подальше чем этот Троицкий монастырь... Будь он трижды не ладен, вместе со святым отцом Сергием Радонежским! А, так всё хорошо начинал новую жизнь! Пожил всего-то полтора года опосля битвы на Воже... И, каких! Надоело! Всё надоело!

-Эх... наплевать, наплевать... Надоело воевать!

Надоело играть своей жизнью со смертью в угоду князьям, которые, то мирятся, то дерутся... промеж себя... Воюют то с татарами, то в союзе с татарами друг против друга... И на поле брани не поймешь, кто есть кто? Кто чужой, а кто и свой? Одеты то все одинаково, имеют одинаковое оружие, и ругаются на одном языке. Вот только по этим дурацким повязкам, что на рукаве, и отличаем своего от чужого! А в запарке замочишь, бывало своего... ничего страшного! Главное, чтоб свой, тя не замочил!

После победы над басурманами в 6886 (1378)годе от Сотворения Мира, подался я в Троицкий монастырь, что находится в землях Литовских... Постригся в монахи, купил себе звание высшего монашеского сана, схимника. Как купил? А сунул кому надо захваченное при Вожже золотишко, серебро. Надо же было, как-то компенсировать потерю статуса брянского боярина. Ну, думаю всё, воевать больше не буду. Эти татары монастыри не трогают, хм, ни как раньше, исчо при Батыи. Тогда и монахи должны были уметь владеть оружием. Они должны были защищать свои монастыри от этих супостатов, монгол. А, сейчас другие времена, хм, другие нравы. Я бы даже сказал:

-О... времена! О... нравы!

Променял шило на мыло! Мда... А тут, в монастыре ничего низзя! Придумали какой-то этот, исихазм! Это не матерное слово и не ругательное. Поясню, что оно означает. Это, чтоб я сам в себе развивал мистико-аскетические идеи, типа личных переживаний веры, нравственное самоусовершенствование. Этот Серега, требовал от монахов следовать евангельскому тезису – «не трудящийся да не ест»!* Чтоб я отказался от земных благ: держал обет целомудрия... хм, как отречение от своего тела и обет послушания, как отречение от свободы воли и духа. Это, чтоб я думал о пути человека к единению с Богом.… То есть брагу пить низзя! По девкам бегать, опять низзя! Это, что же в одиночку, в кельи, заниматься самообладанием? Одним словом тоска! Но я же не дурак, хоть у меня и возраст Христа. А кто это такой, и скоко ему лет? Я не знаю, но имя знакомо. Но я нашёл здесь, в монашеских кельях, такого же, как и сам, потешного мужика, брата Андрюху Осляби. Ну и с братаном мы развлекались, как могли! Дааа, даже девок по верёвке поднимали в кельи, брагу, медовуху, глушили бочками! Но не долго музыка играла, не долго фраер танцевал... Появились у нас недруги, завистники. По монастырю поползли слухи о нас. Все монахи, стали потихоньку возмущаться нашим быстрым карьерным ростом, поведением! Что да, как? Хм, поясню, на чём подозрения основывались. Церковь часто именуется воинством Христовым, и, как во всякой армии, есть в ней своя жесткая субординация. Схимник - иначе говоря, схимонах - одно из высших званий в этой армии. Сперва человек становится послушником - года так на три, потом его постригают, делают рясофором - еще не монахом! - потом идет просто монах, потом - иеромонах, а вот уж потом... А мы с братаном, раз, и в дамках! Поверить, будто обычному монаху - не говоря про послушника - надели схиму, невозможно, это, как из простого воина, сразу определить в воеводы! К этому сану доползают к глубокой старости, если доживут. А, мы с братаном, вон какие добры молодцы, кровь с молоком! Ростом мы под сажень, да и в плечах, по два аршина! Все злобу на нас копят, но сказать в глаза боятца... Только стучат преподобному игумену Сергию, про наше нехорошее поведение. Но не пойман, не вор! Но мой необузданный характер, нас и погубил! Приготовил бочонок медовухи к очередному празднику. Вот уже «пришли» через окно монашки. Хватился Андрюха бочонка, а его нет. Зло меня взяло на это монашеское стадо. Давай я первого попавшего «божью овцу», допрашивать с пристрастием:

-Где бочонок? Не видел... а, кто видел?

И, так немножко, в треть силы пристукнул его, что сердечный Богу душу отдал... Царствие ему небесное! Узнал про это Святой Отец, что началось... Хотел нас наказать, отдать в откупники. А, что с нас брать, да и заработать выкуп мы бы никогда не смогли. И судьба у нас была одна: или идти к бродникам разбойничать на Большой дороге, или до конца своих дней влачить жалкое рабское существование. И вот в лето 6888 годе (1380г.) вызывает этот старец меня и Андрюху к себе:

-Пришла к нам весть, братья, что царь Мамай стоит у быстрого Дона, пришел он на Русь и хочет идти на нас, в Залескую землю!

Хм, какая невидаль! Этот же Мамай сам ярлык на княжение дал Димитрию в 6882 годе от сотворения Мира (1374г.). Хотя по басурманским обычаям, князь должен был сам к нему приехать, и просить ярлык на княжество. Ну и, что из этого получилось? Шесть лет не платил дружку своему Мамаю податей, тот и приехал их собирать! Сам Сергий, как-то раз говаривал Дмитрию, когда тот начал артачиться, и не платить податей:

-Ты сукин сын, почему пошлину твоя држит? Покорятися ордынскому царю должно!

Долг, платежом красен! Вот Мамай и решил наказать своего протеже! А так как сейчас Мамай решил подмять под себя усю Русь, то Сергий испугался. Испугался, того, что Мамай отменит церковные реформы, который ввёл Киприан, введёт пошлины на монастыри, отберет монастырские земли, распустит по домам закупников. Поэтому и запел нынче по другому:

-Подобает ти, господине, пещися о врученном от Бога христоименитому стаду. Пойди противу безбожных, и Богу помогающи ти, победиши!.

- Вас я отправляю на святую битву, - продолжил Сергий свою речь,- Вы не представляете своё будущее! Останетесь, ли вы живы, или погибнете в ратном бою... вам место в летописях! Ведь православный монах, получающий схиму и участвующий в бою с оружием в руках - это такое диво, такая двойная невидальщина, что ему бы самое место на страницах летописей и житий... Это я вам говорю, знаток писанины летописей. И вину свою искупите за невинно убиенного вами Божьего слуги. А не пойдете в ратники, так и сгинете в рабстве от своих хозяев, или от басурман, если возьмут в полон землю русскую...

Я в сердцах и ляпнул:

- Лутчи бы есмя сами на свои мечи наверглися, нежели от поганых полоненным!*

Конечно это моё высказывание в «ЖИТИЕ» не войдет, если таковое будет, после моей смерти. Потому как, чтоб православный монах проповедовал самоубийство с помощью собственного меча, как предпочтительное плену, дико для нашего времени! Это - нормальная этика русского воина-язычника времен Игоря или Святослава!

-Даа, уж... перспектива... Опять возвращаться к ратному труду?! От чего ушел, к тому и вернулся! Но это самый лучший вариант из всех мной передуманных.

И вот в конце августа, пошли на встречу врагу. Я с Андрюхой шли среди пеших ратников. Потому пешком, что бедные ратники шли с топорами, копьями, кистенями или палицами. Ну откуда у монаха средства на лошадь, на оружие, на панцири? Другие же пешие ратники, в основном москвичи, были вооружены по последнему слову: копьями с узколистными наконечниками треугольной формы... Многие ратники были вооружены метательными копьями с кинжаловидными наконечниками. Против пеших ордынцев русские воины имели сабли, а для дальнего боя – обеспечены луками. Московских ратников сразу можно было узнать по шлемам-шишакам, металлическими наушиями и кольчужными бармицами (воротниками-оплечьями) Они все были очень хорошо защищены от сабли, или стрелы! Грудь воина была прикрыта чешуйчатой, пластинчатой или наборной броней, комбинированной с кольчугой. Старые миндалевидные щиты были только у иногородних, и у меня тож. У московских же щиты были круглыми, треугольными, прямоугольными и сердцевидными. Щиты были огромны, во весь рост, и тяжёлые, поэтому везли их на телегах вместе с остальной амуницией. Ну, мне тоже всё-таки перепало с барского плеча. Вот шлем достался, ну прямо витязьский. Вот с кольчугой мне не повезло, коротковата в руках, да и в плечах тесновата. Да ну ничего, живы, будем, не помрём!

День идём... десятый... Да и медленно как-то идем, обоз задерживает. Продукты уже кончаются, а далеко не ушли! Ну, я зря время не теряю, копье себе сделал, а для кого-то может, покажется, что пику. Древко у меня только три дюйма толщиной, а длиной в семь аршин. За неё я спокоен, не сопрут из обоза, потому, как, не каждому по плечу, такое таскать, хоть можно и отпилить лишнее. Ну и наконечник, обоюдоострый

кованый кусок железа, весящий полторы гривны!** Копьё само входит в тело, как будто оно без костей! Попробовал его в одной вылазке, когда надо было пленить татарина, и узнать намерения их ханов. Метнул его в одного басурманина, тот даже пикнуть не успел... Царствие ему небесное... Как стоял сердешный лицом к дереву, так и остался стоять... как будто продолжал своё дело... Тока я потом копьё с трудом вытащил из него... После этого, меня на вылазки не брали. Да я и не в обиде! Обойдёмся как-нибудь...

Чего-то я только не наслышался в походе и на привалах. Все поговаривали, что темник МАМАЙ, это тысяцкий Иван Вельяминов. Если это правда, то, как его назвать, я даже не знаю... Предателем? Он вроде никого не предал... Перебежчиком? Может быть... Решать потомкам! Суть была в том, что Великий князь, Дмитрий Московский, решил ликвидировать должность тысяцкого, которая «по наследству» должна была перейти к Ивану (сыну Василия Вельяминова - тоже тысяцкому). Иван таким поворотом событий остался не доволен, и убёг в Орду.***И там его окрестили на татарский лад, Мамаем. Да и должность при орде у него - ордынский тёмник. Тахтомыш, за какие то заслуги перед Ордой, дал ему ярлык на ханство, тот и возомнил о себе! Намеревался, пес смердячий, не просто подчинить себе Русь, а непосредственно поселиться со своим окружением в ее лучших городах, к чему золотоордынские правители никогда не стремились! Да и в отличие от правителей Золотой Орды, набрал наёмное войско с другой стороны света, мне неведомо откуда, знаю только город, называется Генуя.

Ослаблю потерял на марше. Он зашёл в какую-то деревеньку, что была по пути, за сыном. Ияковом. Если мужику сорок лет, то сын вполне взрослый, годков восемнадцать, двадцать, и годен к ратному делу.

Да и как не потеряться? Лето! Жарко! По пути встречаются много речек и озер. Соблазн велик искупаться. Да и привалы устраивали на их берегах. Опять таки, купание, разве это можно так назвать. В речонку стоко народу набьется, что только окунаться с головой можно. Ха, ха, а окунешься, так вода из берегов выходить! Всё ничего, вот только князь Боброк-Волынский, покою не дает: то торопит с походом, то не спешит. Видел его раза два. Настоящий витязь! Годков где-то моих, высокого роста, широк в плечах, узок в талии. И подвижный, как вода на перекатах. На месте не сидит, то тут то там, слышен его звучный голос. Все объезжает округи, собирает новых ратников. Видел и Дмитрия Московского, один разок. Впечатления? Впечатления такое, будто не он руководит войском. Уж зело полный мужик для его годков, а такие грузные, войском не командуют!

На подходе к Оке, стали раскатывать деревни по брёвнышку. Амуциницию на себя, а на телеги складывать бревна. Идти стало ещё тяжелее, ведь всё своё, ношу на себе. Да, в каком то сараюшке нашёл доспехи из ламинированной бычачьей кожи. Надел, в самый раз! Правда кольчужка, одетая поверх него, ещё сильнее стала стеснять движения, но ничего, не рвётся! Всё ничего, но вот погода стоит жаркая, только ночью наступает передышка от палящего солнца. Но ночью достают комары, откуда их столько? Над каждым ратником, лошадью, ни один рой вьётся... Каждый шаг даётся с трудом. Иду, обливаюсь потом... Да и другим нелегко. А привала всё нет и нет... И днём идем, и ночью... Уже дней пять не едим по-человечески, а перекусываем на ходу тем, что Бог послал!

Боброк вывел нас какими-то болотистыми дорогами к берегам Оки. Три дня делали переправу. Моста три, четыре наверно навели. Здесь и встретил Андрюху вместе с сыном. И вовремя! Перед переправой через реку нас, пеших ратников, определили под начало князя Тимофея Вельяминова. Среди ратников сразу поползли слухи

-Уж не родственничек ли Мамаю, наш Тимоша?

В ночь на восьмое сентября, начали переправляться через реку. И сразу пошли вопросы:

-Почему ночью переправляемся, неужто уже пришли? Скоро бой? А, где, когда, во скока?

Но ответа никто не получал, ибо сразу князья стали распределять вверенные ему силы так, как им приказал Дмитрий Московский. Пеших ратников заставили разобрать переправу, как сказал Боброк,- чтоб не было пути отступления, чтоб все или полегли, или победили на этом поле, Куликовом!

Это я сам слышал, когда рядом со мной остановились Боброк с Московским. Из разговора я узнал, что бой князья дадут именно здесь, и сегодня днём! Спор у них зашел, где Мамай нанесёт главный удар? Чтоб поставить на его пути лучников! Боброк предлагал расставить лучников на пути вероятной атаки конницы, на сухом месте, шириной версты две. А Московский, завернуть фланги, а на каждом фланге,лучники.Чтоб они били конницу с боков! Что из этого получится, кто прав, кто виноват, битва покажет! Я так и не понял, кто командует,Боброк или Московский?

Под самое утро опустился такой густой туман, что на ум пришло:

-Утро туманное... мда...

Утро седое...

Нивы печальные...

Э...хе..хе... ну и настроение...Усё перед глазами стоит,уся жизнь!

-Нехотя вспомнишь

И время былое,

Вспомнишь и лица

Давно позабытые...

Ха, ха,складно как-то получается! Но и на душе тревожно! Хоть эта и не первая моя сеча, но мне страшно! Мне всё время страшно перед битвами...Поэтому и ору «Урррааа!» во всю глотку, чтоб выдавить этот страх из себя! Хорошо быть убитым сразу на поле брани! А быть раненным стрелой или саблей, еще страшнее... особенно в начале битвы, или при полном разгроме. Шансов выжить, никаких...Страшно оттого, что могу быть или затоптанным конями или ратниками наступающими-защищающимися...Мучиться от нестерпимой боли, истекая при этом кровью... Ведь никто не смотрит под ноги, живой кто под ногами... или мёртвый... Своя жизнь дороже. А ещё хуже, это когда, какой нибудь удалец раз, и отсекёт саблей руку или ногу... И поблизости не будет сердобольного воина, чтоб прекратил мои мучения... чтоб добил... При благоприятном же исходе битвы, если ранят в конце, то погрузят на телегу-сани, и есть шанс выжить... Мда... хоть увеченный, но Живой!

Эх, что день грядущий мне готовит...?

Заканчиваю своё повествование ибо, расставив полки, как ему надо, вернулся Дмитрий Московский. А на поле разъезжают какие-то двое татар, один что-то орёт по-своему, а другой, наверно толмач, переводит. Пойду, гляну, а то мне не видно из задних рядов, что там творится! Стоп! Что я вижу! Дмитрий Московский развернул знамя чёрное! А на нём не «Спас рукотворный», а изображено Адамова голова! В кои веки, русские князья вели полки в бой под чёрным знаменем, с черепом? Никогда такого не было! Ааа, так это ещё не все. Князь Московский переодевается в доспехи простого воина, садится на неказистую лошадку, а свои царские одежды, и коня своего, отдал оруженосцу своему Михаилу Андреевичу Бренку.А говорят, что он любил его «сверх меры»...Да...подальше от такой любви...****

Уговаривали меня сразиться с этим татарином, Челубеем... Я согласился! Жив, буду, допишу!

Всё... Пошёл!

Не поминайте мя лихом!

Боже, дай силы и мужества, чтоб или победить, или умереть достойно и сразу, без мучений, от рук басурманина!

Послесловие.

*О русах, кидающихся на собственные клинки, лишь бы не попасть в плен к врагу, пишут грек Лев Диакон и араб ибн Мискавейх.

Укрепив полки, снова вернулся ( Дмитрий Донской ) под своё знамя чёрное , и сошёл с коня, и на другого коня сел, и сбросил с себя одежду царскую, и в другую оделся. Прежнего же коня своего отдал Михаилу Андреевичу Бренку и ту одежду на него воздел, ибо любил он его сверх меры, и знамя своё чёрное повелел оруженосцу своему над Бренком держать. Под тем знаменем и убит был вместо великого князя"

Захоронены оба героя Пересвет и Ослабли, в Старо-Симоновском монастыре на территории Москвы.

**1 гривна = 409,5 г, 1 гривенка = 204,8 г,В аршине 71см Сажень — мера длины =3 арш. = 7 фут. = 2,1336 метр

***В конце декабря 1380 года Мамай оказался в Кафе. Убит генуэзцами Мамай в начале января 1381 года. В обмен на его голову генуэзцы получили от хана Тохтамыша спорные территории в Крыму, сумев-таки получить выгоду от всего этого предприятия. Сын Мамая поехал в Литву, где его потомки вскоре выдвинулись в ряды аристократии, став князьями Глинскими. Елена Глинская была матерью Ивана IV Грозного. В 1382 г. Тохтамыш «посла Татаръ своих в Булгары… и повеле торговци Рускые избити и гости грабити, и суды их с товаромъ отъимати и попровадати к себе на перевозъ». Собрав огромное войско, в составе которого были и булгары, Тохтамыш двинулся на Московскую Русь, взял и сжег Москву и другие русские города. Русские княжества продолжали платить дань Золотой Орде до 1480 года.