Вскормленный суки молоком,
Взращенный горным пастухом, [1]
Идущий к славе день за днем -
Он покорил весь мир.
Сразившись в Персии с отцом,
Провозгласив себя царем
И, разметав врагов мечом,
К степи стремился Кир.

Обильной Лидии пруды,
Прекрасной Мидии цветы
И Вавилонские сады [2]
Обрел всевластный Кир.
Крепки, могучи и длинны
Златые рабские узды.
Скрепив четыре стороны -
Скрепил царевич мир.

В степи дул ветер, но емшан [3]
Дурманом терпким не был пьян
И ветер возвестил волхвам
О близости царя.
Он, покоривший много стран,
Стремится к небу и ветрам,
К исконным кочевым степям,
Гремит под ним земля.

А Томирис - пытливый взор,
Бровей изысканный узор…
Златой плетеною косой [4]
Мужей пленит в степи.
Её восточной красотой,
Венца златого высотой
И метко пущенной стрелой
Кюйши вдохновлены. [5]

На брег реки Амударьи
Сарбазов Кир послал, [6]
А к сакской царственной пери [7]
Направил он вельмож.
В степи их встретил аксакал
У войлочной двери,
И так послам он наказал,
Приняв в подарок нож:

«Мы дети дойных кобылиц,
Свободные сыны
Земли без края и границ,
Кочевье - наш удел.
Мы самовольны и горды
И чужды мы светлиц
Персидской мраморной страны,
Где жар войны вскипел.

Пришел ты с миром - гостем будь,
Мой шанырак - твой кров. [8]
Но сталью кованой блеснуть
У сакских юрт не смей.
Тогда степной травы покров
Поманит отдохнуть,
И персов солнечная кровь
Свой кров найдет в земле».

Но Толстый, Тощий и Кривой
Слащаво речь вели:
«Царь одурманен красотой
Прекрасной Томирис.
Покорно просит он руки
Царь-девы золотой
И возведет в почет жены
Ваш сакский аметист».

Но плюнул в злости аксакал,
Отведав льстивой лжи.
Коня гнедого оседлал,
Умчал за горизонт.
И шли придворные мужи
Меж рек, равнин и скал.
Явились в ставку несвежи:
Обветрен лик и рот.

Томирис, завидев их,
Утопающих в пыли
И принесших мошек вихрь,
Отошла брезгливо.
Были потными послы
В пестроте одежд своих.
Но сказала им в степи
Дочь царя учтиво:

«Красный бархат, дивный шелк,
Пудра, воск, помада…
Вижу, царь ваш окружен,
Пестротой достатка.
Вашим пафосным парадом
Взор мой ублажен.
Ближе к вам ступить я рада
Только лишь украдкой.

Платья вы сменить извольте,
Гости дорогие,
И водой в ключе омойте
Белила дальних стран.
Чтоб джигиты молодые,
Крыты не по моде,
Не смущались, как чужие,
Неся смущенье вам», -

Так сказала Томирис,
А царевич Спаргапис,
Кучерявый рыжий лис, [9]
Рядом с ней стоял.
Вместе с ветром донеслись
Опасенья, что сбылись:
Персы в степи пробрались,
Битвы час настал.

По обычаю степи
Гостю - хлеб да кров.
А персидские послы
Удивлялись пьяно:
Что у царских, у столов,
Бедняки видны,
Что обычай их таков -
Всякий гость желанный.

Тощий начал вслух тогда:
«Персов наших города
Покорила красота
Златовласой Томирис.
Повелителя мечта -
Нераздельная судьба
И прекрасная жена,
Цельный сакский аметист».

Толстый сладко продолжал:
«Дорогая госпожа,
Под твоей рукой стада
Дойных кобылиц.
Персов дивная страна
Будет рада, госпожа,
Если Киру ты жена
Будешь, Томирис».

А Кривой, прочистив горло:
«Сундуки каменьев полны,
И вплетаться будут волны
В твои косы жемчугов.
О дурном же думать полно:
Ты царица, и ты вольна
Поступить, как нам угодно…
Кира был наказ таков».

Чтоб не в грязь лицом ударить,
Дар внесли, подобный небу -
Из витых златых оправок
Дивной красоты венец.
Томирис к лицу он не был,
Ведь за тем венцом стояла
Зависть музы Мельпомены, [10]
Как поведал ей мудрец.

И, учуяв лести яд,
Томирис сказала прямо: [11]
«Ваш владыка был бы рад
Расширять страны пределы
От морей до океана,
Избавляясь от преград.
Жадность движет им лукаво
И манит как лоно девы.

Вижу я, что не жена
Киру властному нужна,
А просторная страна -
Предков наших вольный дом.
Киру власть уже дана,
И обширная земля
В его царстве собрана, -
Царстве персов золотом».

…По реке Амударье
В позолоченной ладье
И с ухмылкой на лице
Воинов Кир ведет.
Значит, быть тогда войне,
Если терпит крах на дне
В неудачном сватовстве -
В битве повезет.

Томирис сказала так: [12]
«Если бой принять готов
Ты на наших берегах,
То без страха приплывай.
Разместись у берегов,
Мы отступим на конях,
Не смущая брод полков.
Первым битву начинай».

***Вычеркнуто***

Письмом насмешливым таким
Был вызван Кира гнев.
Измыслил он путем другим
Кочевников склонить.
То Креза хитростный напев [13]
В бою был принят им:
Больных оставить меж дерев,
А в скалах - сильных скрыть.

Но старый мудрый аксакал
Той ночью рядом был,
И план коварный он узнал,
Как саков заманить
На тех сарбазов, что без сил,
И на вина бокал,
И на обильный ложный пир;
А утром - погубить.

Он вскачь умчался по степи
К аулу Томирис.
Но судьбы уж предрешены -
Не ей грозит беда.
Той ночью юный Спаргапис
На страже был в степи.
Он с третью войска Томирис
Врагов подстерегал.

Светила желтая луна,
Зловеще выл шакал.
Предвестник утренний, Зохра, [14]
На небе показалась.
По-человечески сказал
Спаргапису тогда
Любитель падали, шакал.
Сказал он, извиваясь:

«Судьба уже предрешена,
Причудливый узор
Сплела на славу вам она,
Джигиты молодые.
Завоевателям в укор,
Их рать совсем слаба.
На славу вам, на их позор,
Сарбазы спят хворые».

И сплюнул рыжий Спаргапис,
Словам не веря лживым,
Джигиты к стану пробрались
Персидских вражьих сил.
В короткой схватке перебили
Они заморских крыс.
Но к сердцу мысли подступили,
Что здесь лукавит Кир…

Сомненья прочь, унынье прочь,
Враги побеждены!
Удача улыбнулась в ночь,
И стан сарбазов взят.
Но близок свет Зохра-звезды,
И тьма уходит прочь,
А саков воины - пьяны,
Вином окутан взгляд.

Застал их в стане ложном Кир
Уснувшими к утру.
Он знал - то был последний пир
Степных богатырей.
И всех, кто предан спьяну сну,
Он смело истребил,
Добычу взяв себе одну -
Царевича степей.

Летела весть, глодала весть
Кочевников умы.
Позором обратилась лесть
Заморских стран послов.
Глаза иссохшие полны
Желанья мстить за честь.
Бедой они потрясены,
Позором праотцов.

А Томирис - пытливый взор,
В глазах - немыслимый укор,
И извивается змеей
В серебряном шатре.
Блеснула ранней сединой,
Венец надела золотой,
И, словно пущенной стрелой,
Метнула взор к луне.

Той ночью мало было слов,
И в тяжкой тишине
Народу был наказ таков:
«Мы пленных не берем».
Раздался топот при луне
Литых стальных подков,
И растворился в темноте
Аул родных и жен.

…В персидском стане властный Кир
Спаргаписа призвал,
И так царевич говорил,
Закован в златы цепи:
«О, царь! я битву проиграл,
И легкомыслен был.
Но царь, я честь не потерял,
Как Крез не раболепен.

Пусть руки скованы мои,
Но мысли все еще ясны:
Расставив хитрые силки -
Ты сам попал в капкан.
И наших правнуков сыны
Запомнят этот день весны,
С насмешкой будут сплетены
Ужимки и обман».

«Так будь же гостем ты моим,
Свободным от пустых оков!» -
И приказал рабам своим
Убрать златые цепи.
Но Спаргапис, не молвя слов,
К кинжалам ринулся кривым. [15]
Себя в мгновенье заколов,
Ушел он в предков степи….

Был лук тугим, был острым меч,
И конь как вихрь летел.
Была пряма акынов речь,
А стар и млад - смелей.
Под свист смертельных стрел
Врагов чалмы летели с плеч -
Безумный Кир посмел
Топтать простор степей.

И саки бились на войне
В свободной кочевой земле,
Не покорившись той петле,
Что страны усмиряла.
И персы сгинули в огне,
Костями полегли в стране,
Что снилась Киру в сладком сне,
Довольно жить мешала.

А Томирис - уставший взор,
Морщин предательский узор...
Окаменевшею рукой
Главу царя сжимала.
И речь держала с головой
О том, что тяжко быть вдовой,
И что утомлена войной,
Но громко вслух сказала:

«Ты жадным был
И кровь любил.
И много ты ее испил,
Всегда казалось мало.
О, ненасытный властный Кир,
Ты содрогнул собою мир.
Прими тебя достойный пир
В степи и знойных скалах».

Упала голова в мешок,
Что кровью был наполнен. [16]
Так был бесследно завершен
Поход царя царей.
В степях акыны помнят
Легенду дальних тех времен
О хитростях и войнах,
И о вдове степей.