Несколько предупреждений от автора:
1.Несколько раз пытался править, но руки непонятным образом опускались. Честно, и не слишком хотелось, ибо – это память.
2.Согласен, много самых различных ошибок. (Если есть желание, можете мне на них указывать. Буду признателен.)
3.Скидываю повесть по отрезкам, так что не судите раньше, чем прочтете все произведение. Но вполне хорошо, если будите писать отзывы на каждый отрезок в отдельности (естественно он, отрезок, не может быть самодостаточен, так как повесть писалась цельной картиной).
4.Произведение такое, какое оно есть – это язык героя, и его мысли. (Не автобиография! Но все взято из жизни…)
5.Спасибо за понимание, и терпение!
|
6
Мне везёт с чужими родителями. Вот и у Геллы они оказались заботливыми, любящими свою дочь. С рождения глухонемая, она получила достойную для примера поддержку. В ней сплелись различные таланты. Она играла на гитаре, флейте, губной гармошке, даже немножечко на скрипке. «Тяжело конечно. Но я говорила себе, раз другие смогли, могу и я. Бетховен смог! Пусть он постепенно глох… Открою секрет. Я не знаю, как звучит музыка на самом деле, но что-то слышу, видимо воображаю по-своему, и я чувствую её вибрации. Это не объяснить. Но – флейту к губам, гитару к груди – мне нужно соприкасаться с инструментом, чтобы улавливать эти вибрации. Они такие красивые, непохожие! И когда я улавливаю гармонию в них, тогда, мне хочется надеяться, случается музыка! Я растворяюсь и играю. Но только медленную. Тогда я – музыка…» Рисовала картины, как красками, так и карандашом или ручкой. Писала, наконец, стихи, что особо было близко.
«Не лгите! Любовь не проходит! Она растворяется просто В закатах над тёмным городом В шипы обращается острые И ветром летит во все стороны…»*
Старше меня почти на год, она, тем не менее, выглядела на пятнадцать-шестнадцать лет. Со стороны могло показаться, что она слишком хрупкая, но мнение это оказывалось в корне неверным, когда видишь, как пластична и ловка она. Гелла… Пример женственности, правдивости, скромности, прилежания… Сама же она “говорила”: одним из самых драгоценных, что может быть у девушки, это верность. Верность не в замызганном человечеством понимании. Верность, которая постигается душой, а не рассудком. «Раньше я занималась балетом, танцами. Это как раз то, где не требуется от тебя умение говорить, все любуются пластикой движения». С каждой из девушек, с которыми находил общий язык, общалось очень легко, но всё равно возникали некоторые недомолвки и недопонимания. Здесь же, с Геллой, не было и этих препон. Словно ручеёк, свободно текущий, не встречающий преград. Весёлое журчание… Постоянно удивляюсь, как некоторым людям удаётся совмещать столько разных дел. Как же Гелла успевает стольким заниматься, и ещё находить время для меня?! «Не всегда ниши желания совпадают с возможностями. Но мне никогда не было грустно, что я не смогу воплотить свою мечту – стать журналистом. Возможно, и удалось бы, прояви я больше смекалки, находчивости. Всё равно это неудобно; живое слово, живое общение здесь играют основную роль. Теперь эта мечта косвенная. Ничего, не умерла. Нашла замену, и она очень мне нравится. Теперь пишу, – стараюсь, – пьесы для театров, иногда и музыкальное оформление к ним. Папа и мама здесь очень помогают. А у тебя что?..» Что у меня… Стремление к тому, кем хотел стать, рассосалось ещё во время обучения. Редактирование и издательское дело оказалось не моим… делом. Пишу. Повесть и стихи тоже. О, повесть… Засела во мне и жжёт, просится наружу… Напеши-и, напечатай-и… Трудно идёт, медленно, но каждая исполненная строчка, живительным эликсиром наполняет душу и тело. Точно музыка, которая становится тобой, а ты музыкой, так и я – это произведение, произведение – я.
Нет тяжести, нет сожаления. Либо медленно рассказываю, либо быстро исписываю бумагу – повествую свою жизнь. Гелла внимательна. Но на одном моменте, её разбирает смех. Что там? Ах, да… будто желая очиститься, я написал, как маялся мастурбацией, желая удовлетворить всех представительниц прекрасного пола. Точнее мучился из-за того, как раз, что не в состоянии был это сделать. «Очень мило!», – пишет она. Неужели это может быть милым? Я всегда считал это страшным пороком. Как сказать ей, и стоит ли говорить, что хочу прикасаться к ней… нет, не секс… именно прикасаться, точно через тело смогу коснуться её души… Будет ложью, если начну отрицать, что о сексе не думаю вообще. Но этого желает моё тело, истинный я, жаждою иного. Хочу любить. Любовь одна, но проявления её так различны. Любовь к родителям, друзьям, родине, братьям и сёстрам противоположному полу… Через любовь к девушке, обрести любовь к человечеству?.. Алмаз многогранен, и хорошо если он впитывает и отражает Свет всеми гранями!
Порой Александр подтрунивает насчёт моей невозмутимости. Знал бы он, с каким трудом иногда она даётся. Часто, по утрам и вечерам, от спокойствия не оставалось и следа. Преобладала тоска – паршивая спутница. Засыпал, и по детски, наивно представлял, ожидал, что вот-вот, сейчас рядом появится любимая. Какая она из себя? Зачем появляться? Этими вопросами не задавался. Не всё требует ответа. Просто хотел ощущать присутствие кого-то близкого, но непохожего, что ли… Плюс и минус. Просыпаясь, первым делом прислушивался, не спит ли кто-нибудь рядом. Хотелось созерцать… После же знакомства с Геллой, образ незнакомки стал приобретать её черты…
* * * «Рыбак рыбака, видит издалека». До сих пор не мог полностью постигнуть это изречение. Но теперь, кажется, приблизился к пониманию. Они занимаются одним делом. Единая цель – улов. Но они пользуются разными удочками, различными поплавками, грузилами, наживками и так далее. И одеты они непохоже. И метод, способ лова, у каждого индивидуальный. И даже места для ловли выбирают разные. Так приверженец зла, всегда “увидит” себе подобного. Пусть первый убийца, а второй “всего лишь” мягкотелый. Тот убивает, а этот вроде и хочет помочь жертве, но не решается, боится, опасается за свою жизнь, проходит мимо. Когда-нибудь он сам станет жертвой своей слабохарактерности. Оба, так или иначе, встретятся, но дружба между ними невозможна, разве что служение одного другому. И здесь, думается, второй опасней, ибо с лёгкостью предаёт. Кто первый ударит… Так добрый человек, обязательно повстречает на своём пути, каким бы он сложным и мучительным не был, доброго человека. Я ищу Бога, ты ищешь Бога. Мы повстречаемся… Это зависит от схожих стремлений. Пожалуй, даже не в улове дело, а в том, что мы оба пришли к одной реке! Мы взращиваем, питаемся плодами от нами посеянного.
7
«Бывают в жизни огорченья, Когда минуя много лет В судьбе мы ищем утешенья Ну, а его всё нет и нет!
Мы к небу тянемся руками, Зовём на помощь всех святых, Не замечая, что пред нами, Свет в ожидании затих.
Летят за годом год и скоро, Подходит наш последний час, Но лишь тогда мы понимаем, Что мир не может жить без нас!»*
-Можно кое-что из твоей поэзии использовать в своём сочинении? «Конечно же! Пожалуйста! Мне не жалко». «Расскажи о своей повести…» -Она практически закончена, осталось немного дописать и вставить стихотворения, мне их как раз не хватало. И тогда первому, кому я дам на суд, будешь ты. Хорошо? «Согласна!»
Это берётся из ниоткуда, или оттуда, что не даётся моему пониманию. Мысли, чувства, осознание чего-либо… всё требует, ложится на страницы будущего произведения. Пытаюсь, по возможности, упорядочить их. Повесть не совершенна, но к этому и не было стремления; скорее она – шаг, необходимый для продвижения вперёд, вверх. Как неоднозначен человек, так неоднозначно происходящее с ним, творимое им. Не претендую на сравнение с великими классиками, не, не, не… Я другой, я ни на кого непохож, так и остальные. Просто занимаюсь своим делом, излюбленным делом. Часть источника, который не испишется до самой смерти. Раз есть, о чём и именно так писать, значит это кому-то нужно. Очень нравятся слова Жан Поля Сартра: «Мы не хотим стыдится того, что пишем, и не имеем ни малейшего желания говорить, чтобы ничего не сказать. … Всё написанное несёт в себе определённый смысл, даже тогда, когда он далёк от того, что мечтал вложить в написанное автор». Пишу, как могу. Кто может лучше, пусть напишет… Конечно, можно изменять, дополнять, править написанное произведение до конца дней своих. И не создать ничего более. Но не лучше ли оно в своём первичном варианте, не правдивей ли, неповторимей ли, искренней? Кто-то переписывает по десять раз, а кто-то написал, переписал и довольно. Оба варианта имеют право быть. Невозможно рассудить, что вернее, что – нет.
Весна. Зима была малоснежной, и теперь на улице практически нет слякоти. Солнце усердно светит каждый день, и скоро совсем станет сухо. На улице уже тепло.
Цены ползут вверх. Если так будет продолжаться, то денег, хорошо если на месяц хватит. Это при лучшем раскладе. А повесть всё не готова, казалось бы практически, вот-вот, но топчется перед самым финишем и не хочет переступать черту. Не получается написать окончание, хоть тресни. За компьютером, в размышлениях меня и достал телефонный звонок. -Алло. -Здравствуйте, Александр! Вам письмо! Женский, до боли знакомый голос. Чьи-то шуточки… Смешок. -Что молчишь? Не узнал? Это Аня… вспоминаешь?! Аня? Аня… -А, Анна! Привет!.. -Что-то давненько невидно, неслышно тебя. Куда пропал? Невнятно мямлю оправдания в ответ: -А ты упомянула о письме… -Ага, угадай от кого. -Постой-ка, – не совсем понимаю. – Ты хочешь сказать, что у тебя письмо предназначенное мне? -Ага. От кого же может быть. Стоп. Сегодня не первое апреля? Нет, уже четвёртое. -Не буду мучить тебя. От Ларисы. Не забыл, надеюсь, ещё такую. Она не помнит твой адрес, и решила написать на наш. Ну, так что, сегодня сможешь зайти, забрать? Заодно похвастаюсь новыми фотографиями…
Конверт оказался плотненьким. Помимо личного письма, где она рассказывала о своей жизни в Иркутске, прилагалась распечатка – мельчайшим шрифтом – на семь страниц, нашего совместного сочинительства. Вовремя, послание помогло отвлечься от основных мыслей, переключится, пусть не на долго, но на новое. Перечитав сначала до последней приписки, вспомнив о чём шла речь, с воодушевлением, с усердием начинаю писать продолжение. Роман – пусть будет так, – получается фантастический, с мистическим уклоном, не лишённый философских размышлений. Лариса добавила мрачности, от этого вымышленный мир уж больно стал правдоподобным; впишу же незримого героя, разбавлю фатум жертвенной смертью. Чего-то не хватает, нужно дописать… о! – ребёнка! Да, в этом мире ещё ни разу не упоминались дети, словно и нет их там. Пусть в нём теплится надежда, радость, что-то светлое и не замаранное. Но это зыбко. Растеряет ли он эти дары сам, или отнимет кто? А может найдётся тот, кто поможет распуститься благоуханным цветам? Всё зависит от… нас. Меня. Ларисы. Пишется замечательно (во всём бы так!), на неделе отправлю письмо.
-Ух, ты! – Александр посмотрел на подошву своего ботинка. – И где это я вляпаться успел. Жаль, трава еще не растёт как положено. Обленилась, мать её… Об что сейчас вытирать? -Ладно тебе, застынет – само отвалиться. Друг подбоченился, прищурился. -Поумничай мне ещё тут. Не посмотрю, что иерей… -На улице прекрасно, а ты на всякую мелочь внимание обращаешь. -Отдыхай! – Александр походу продолжает шаркать ногой об асфальт. – Да-а, дивно… Птички поют, почки набухают, снег растаял и глазам предстали доисторические какашки. Ты, падре, прав – лепота! Кто-то всю осень старался, “мины” расставлял, чтобы весной нам такую пакость подстроить. Я тебе ещё больше скажу, по секрету, – и шёпотом, почти мне на ухо, будто разглашает тайну века, – это дело рук «Дерьмового синдиката». Щимимся отсюда резче! Больше сдерживаться от такой чуши я не мог, выпустил-таки хохот наружу. -Чего ты ржёшь?! В этот момент мы проходили мимо магазинчика, рядом с которым стояли два, не вполне трезвых, мужика. Видимо сильно мы им понравились, особенно мой смех. И они не двусмысленно выразились в наш адрес. Я не обратил на это никакого внимания, пропустил прямое оскорбление мимо ушей. Что можно взять с пьяного человека?! Но вот шаркающий шаг Александра внезапно оборвался и послышался его, с виду дружелюбный, голос: -Что не так дяди? Тут же обернулся. Он стоял напротив – теперь, рассмотрев – довольно поджарых мужичков. Между ними началась словесная перепалка. -Да ладно, Санёк, пойдём!.. -Сейчас… Но когда он это произносил, один из противников, тот, что стоял по левую руку Александра, быстро, казалось незаметно, нанёс ему удар в челюсть. Он пошатнулся, но не упал, лишь присел на одно колено. Что замычал. Одновременно с выкриком второго мужика: «Ну, что ещё хочешь?!», я подскочил к первому и, пока он не успел обратить на меня внимания, попытался повторить его же приём. Получилось не лучшим образом. Кулак угодил выше, в ухо. Мужик матюгнулся отстраняясь. (Раньше, когда приходилось драться, то всё происходило как-то автоматически. Тело действовало само, перед глазами вставал туман, пропадала чёткость, что невозможно было потом сказать замедлялось время, или ускорялось. Бил сам, били меня, падал… всё остальное, что сопровождает драки, но восстановить чётко последовательность действий, как всё происходило, удавалось плохо, сумбурно… Теперь было иначе – каждое движение осознавалось, картинка была чёткой. Видно всё, запоминается всё.) Его дружок переключился на меня, выкрикивая бессмысленные гадости. Честно, становилось интересно. Вот он собирается наносить удар. Шаг назад. Бьёт мимо. Не хотелось бить, но кружить вокруг, предугадывать, куда он нацелиться в следующий раз, лавировать. Становилось смешно от потуг противника… Пока не пропустил сильный толчок в спину, и сокрушительный удар. Куда? Было непонятно. Свет взорвался, потух, гамма звуков, вроде как пинок в плечо. Боль расплывчата и остро не ощущается. Потом кто-то помогает подняться. Вновь свет, день, всё в норме, только болит область брови. Передо мной ухмыляющееся, вроде как, не повреждённое лицо Александра. -А, Санёк, – растягиваю я. -Классно ты одного уделал! – Его восторгу нет придела. -Я? -Ну, не я же… Смотрю вокруг, – лежат два тела. Один спокойно, другой что-то бормочет, начинает попытки встать. -У тебя, святой отец, лоб-то, поди, чугунный. Отмахиваюсь, но весёлое настроение друга незамедлительно начинает вливаться и в меня. -А что?! Тот, который тебе прямой саданул, аж взвыл. Возможно, руку об твою голову поломал. А у тебя, – он осмотрел моё лицо, – только над бровью шишка вскочила. Долго ещё Александр расписывал ход поединка. Было видно, что это принесло ему ни с чем несравнимое удовольствие. Но он был уверен, что прав, ведь с самого начала начали они, а мы только проучили. Теперь “дегенератам” не будет повадно руки распускать и языки иже с ними. -Урезонить хулиганов, дело благое. Твоими же словами выражаюсь, чтоб понял. Только подумай, пройди мы мимо, они других бы задели, а там мало ли что могло произойти. Или если бы мы отхватили… ужас! – они бы тогда совсем распустились бы. Силу свою почуяли б. Посмеялись – подрались. Нормально… Чем дальше он говорил, тем, опять же, сильнее нарастало желание рассмеяться. По доброму. По сути, к этому и стремился Александр. -Знаешь что? – серьёзно спросил он. -Ну? -Что я в себе особо люблю, так это удар справой! Вон, те двое подтвердят. -Ха-ха-ха, – не вытерпел, загоготал во всё горло.
8
Всё хорошо, успокаиваю себя. Мало с кем общался, всё корпел «денно и нощно» над повестью. И надо же – заболел. Не знаю чем, не знаю от чего, но жар, температура, кашель и из носа целый селевой поток. Может простудился, или грипп. Но это одна сторона проблемы, малозначительная. Вторая куда хуже – деньги практически окончились. Потраться на лекарства, и останется лапу сосать. И так долги за квартплату пошли. А на что я надеялся? Думал, окончу повесть, отдам в редакцию и… Что? Неужели нужно быть таким наивным, чтобы ожидать, что её напечатают. Теперь даже на платное издание денег нет. Придётся искать какую-нибудь работёнку… жить-то, питаться на что-то надо.
Во всём стоит искать положительные стороны. Одиноким не остался. Гелла только узнало о недуге, как тут же примчалась ухаживать. Нет таких слов, которыми можно выразить мою благодарность ей. Как не пытался усмирить её рвение помочь мне, всё безрезультатно, она словно не “слышит” меня. Самое ужасное в том, что, видя моё бедственное положение – заверения, что это в корне не так, натыкались на неприступную стену, – Гелла оплатила все счета, задолженности, и более того, обеспечила меня едой. Жил я на одних кашах и пельменях, но, увидев такой разнообразный рацион, у меня слюнки потекли. Скорее это в большей степени и способствовало моему выздоровлению. Если не считать постоянное присутствие Геллы.
Она сама предложила поселиться на время у меня. Строго: «За тобой присмотр нужен… Пропадёшь без женщины…» Да! Оставайся! Пожалуйста! Да, пропаду, да присматривай…
Лето. Стоит ли описывать всем знакомое. Пусть для каждого, любой из сезонов, останется личным переживанием.
Денег нет. Живу за счет Геллы. Но она махает на это рукой, и не хочет, чтобы я отвлекался от основного – от повести. Желает, видеть дело доведённое до конца.
Что-то изменилось в ней. Она практически не покидает меня. Готовит или читает, когда я пишу, гуляет только со мною. Познакомил её с Александром, и заметил, что они понравились друг другу. Замечательно. Настораживает то, что домой она ездит в редких случаях. Часто кидает взгляд на часы, на настенный календарь, и тогда в её глазах заметна грусть. От чего? Спрашиваю, но она улыбается и отвечает, что всё придёт в своё время. Когда? Не стоит заглядывать так далеко. Ожидание. Но оно теряется за повседневностью, насыщенной ароматом “моей” любви. Её материнская забота качает меня на колыбели восторга… Это придаёт сил! Произведение, мучившее и неподдающееся, наконец сдалось. По совету Геллы, я перестал напрягаться и пытаться выудить что-нибудь из головы. Расслабился, отодвинул рассудок подальше и… стал печатать. Так было раньше, та же простота изложения, непринуждённость… Ура!
* * * Неразрывны, нет, неразрывны женщина и домашний очаг! Но так жаль, что многие из них променяли этот необхватный мир на ложные. “Дом”, это не тот дом, что состоит из зримых стен и крыши, это всё то, где мы проживаем данную жизнь. Но этот “дом” разваливается, потому что нет хозяйственной руки. Женской руки. Теперь её руки, и ноги, и другие части тела, где угодно, но нигде нужно. Одни уподобляются мужчинам: привычками, стремлениями; другие используют своё тело: обнажение, порнография… Они в спорте, они в бизнесе, они на шестах стриптиз баров. Они гордятся своими достижениями, которые ничего не значат. Пройдёт время и их “победы” растворятся в водовороте дальнейших событий. Ничего они не делают для мира. (Спорт вообще отдельный разговор, ибо непонятна его цель. Закалка тела – отлично! Но делание из этого состязания, масштабные игрища… Для чего? Что даёт это, кроме разжигания бурных страстей, калечащих душу. Не станет мир лучше от того, что поднял ты самую тяжёлую штангу, или проплыл/пробежал быстрее всех дистанцию, выиграл гонку, и так далее. И то, что должно было быть красивым, изящным, теперь тоже используется во имя победы. Рассуждать можно долго…) Но вот находишь ту, которой никакие победы не важны. Она занимается своим любимым делом, не лезет в чужую ипостасью, она практически незаметна, но значимость её бесценна. Именно такая скромница, в момент опасности для “дома”, превратиться в Жанну д’Арк! И труден без неё подъём мужчины. И именно ей стоит в первую очередь посвящать песнь. Она преобразует вокруг себя всё, сеет чистое и доброе, она изменяет мир к лучшему! Что мне другие – они прельщают тело и будоражат рассудок, а больше ничего… Зачем мне их поверхностность?! Я выбираю кротость! Женственность!..
9
День рождение, которое справлять никак не хотел, принесло много сюрпризов. Но сначала… За два дня до этого, ближе к вечеру, с истерически-радостным воплем, я наконец оторвался от компьютера, от повести. Была поставлена последняя точка! Опрокидывая диски и книги на пол, полез включать принтер. Ох, как же не терпелось скорее распечатать созданное собственными руками. Это ощущение сродни взрыву сверхновой звезды! Не иначе. Я приплясывал, корчил рожи, прокручивал в голове различную музыку, бесился… На “шум” прибежала Гелла. О, моя маленькая, миленькая, чудесная Гелла! Светоч мой в туннеле мрака! Все эти долгие дни ты играла мне то на губной гармошке, то на флейте; писала стихотворения для произведения по моей просьбе; была внимательной слушательницей и добрым советчиком!.. Я люблю тебя! Подхватив её, закружился по комнатам. Она звонко смеялась, и я тоже. Кружил, кружил… пока не закружилась голова, и не упал на диван. Замер, всматриваясь в её глаза. Звук работающего принтера, моё глубокое дыхание… Она совсем рядом. Сколько раз она с нежностью гладила меня по голове, писала ласковые, поддерживающие слова. Гелла, мечта моя… Мы лежим напротив друг друга. Смотрим. Тишина. Зрачки расширенны. Чувствует она моё возбуждение, как я её? Да… Но улыбается, и уходит в малую комнату. Иду следом. Повесть распечатана, листы разлетелись по столу, некоторые слетели на пол. Она аккуратно собирает, складывает страницы по номерам. Под конец этого дня Гелла удалилась к себе, всё в туже маленькую комнатку. Взяла с собой повесть, попросила не отвлекать её. Закрылась. С самого начала, как только она стала жить у меня, ни словом, ни намёком я не склонял её к тому, чтобы она делила со мною кровать. Хотелось ли этого или нет, не знаю, не задумывался, мысли успевали устремиться в другое русло, не успевая наполнить это. Не мужчина должен брать, но у женщины право отдаться или нет! В этом скрыто особое таинство. Будет честным сказать, что в Гелле я рассматривал и частичку Мамы… Утро уже прошло. Проснулся только в первом часу. Возможно из-за того, что ночью долго не мог сомкнуть глаза, смотрел на тоненькую полоску света, бьющую из-под двери. В соседней комнате она читала. Но так и не дождался момента, когда свет потухнет, – уснул раньше. Теперь же остался один. Геллы в квартире не оказалось. Её кровать была аккуратно заправлена. На столе, прошитая, в папке, лежала повесть, и сверху тетрадный листочек с надписью: «Не волнуйся, Сашенька. Я скоро вернусь!» И нарисован симпатичный человечек, улыбающийся, в, не по размеру маленькой, одежде, со сложенным зонтиком в руках.
Весь день прошатался как сомнамбул. Звонил Александру, но никто не поднял трубку, видимо он был ещё на работе. Посидел в тишине, в одиночестве, вспоминая детали и детальки жизни. Людей, события. Особенно то, что привелось пережить в последний год. Да, завтра мне исполняется двадцать семь лет. Не чувствую себя на этот возраст, до сих пор застрял между двадцатью-двадцатью тремя годами… В этот день я ничего не делал. Сидел, слушал музыку, уплетал шоколад, припоминая пройденное и ожидая Геллу. Спокойное счастье.
Она пришла под вечер, с двумя полными пакетами, кажется немного уставшая, но как обычно, счастливая. Красочный пакет она отложила, наказав не прикасаться к нему, из чёрного же достала торт, бутылку белого вина, салаты. Я покраснел и покрылся испариной – догадался, что всё это значит. -Не стоило, я… Но был без компромиссов вытурен из кухни. Как суетной щенок, заметался по комнатам хватая чистую одежду. Залетел в ванную, быстро принял душ, причесался, надушился. Когда вышел, всё было готово. Господи, я конечно представлял себе нечто похожее, но не для того, чтобы оно воплотилось в реальность. Ухаживали за мной, а не наоборот. И в последние дни Гелла превзошла сама себя. Часто говоря, что это сон, открывал глаза и видел – нет, это явь! Стол был накрыт, свет выключен. Вместо него горели две фиолетовые свечи. Почувствовал, как наворачиваются слёзы умиления. Грубость покорена изяществом… Неподвластным рвением возгорелось желание обнять ангелочка воплоти. Обнял и расплакался… В эти минуты я не мог больше себя контролировать. Пусть она не слышит, но я признаюсь ей во всём, во всех чувствах, что испытываю к ней. Мгновения слабости или придельного мужества?.. Не нам судить. Это было… это есть. «Чур вино, открываешь ты!» Сердечко моё, ты задала новый ритм биению!
Перед сном Гелла “рассказала” самое главное. Не то, чтобы я предчувствовал нечто похожее, но догадывался, что рано или поздно что-нибудь случится. Она… они, вся их семья переезжала. Уезжала обратно, в родные места, где родился отец, мама, а потом и она. Уезжала в Красноярск. И завтра её уже здесь не будет. «Не нужно лишних слов. Давай помолчим». И мы молчали, обнявшись, сидя на диване. И время, точно соучастник, подыгрывало нам – текло медленно-медленно. И правда, зачем слова, если и так всё предельно ясно. Они только помешают насладиться последними мгновениями, последней встречей. Но это не значит, что мы больше никогда не увидимся… Ведь правда, Гелла? Молчание.
Ночь. Полнолуние. Свет беспринципным странником разлёгся на полу у окна, осветил не затушенной мудростью тёмные очертания комнат. Лежал и я, лучась внутренним светом, но не выходящим за приделы внешней оболочки, оседающим на неподвижных мыслях. Смотрел в потолок и видел… один лишь потолок. За стеной, видимо, спала Она. В эту дивную ночь всё было размеренно тишиной. Не шарахались соседи, не стучала подъездная дверь, не ездили машины, не дебоширили подвыпившие юнцы. Не мог уснуть. Что-то держало на поверхности, не отпуская под своды грёз. Так было. Случилось. Произошло. Звезда нависла надо мной, и отступил мой свет, и учтиво ушёл лунный, вслед за скрывшейся за домами Луной. Звезда. Солнечная. Гелла. Спустилась с небес, чтобы подарить себя. Поцелуй сорвался и коснулся губ… Объятья. Ласки. Движение. Вспышка. Только тогда родился Наш Свет. И всё стало прекрасным! Новое. Вновь новое! Столько нового…
Кажется, что горизонты далеки и недосягаемы, но это только кажется, пока светило не озаряет их.
Проснулся очень рано. Часовая стрелка подступала к шестёрке. Вскочил. На диване я один. Прислушался. Да, эта тишина знакома. -Гелла?! – вырвалось заветное имя. Нет ответа. Если Она есть, то всё равно не услышит. Но Геллы нет. Ушла. Кажется, что комнаты опустели, но это не правда. Квартира по-прежнему жива Её присутствием. Она рядом… На журнальном столике нахожу подарочную коробку, открытку с поздравлением и прощальное письмо.
«Сашенька, любимый! Как бы я не старалась, писать получается очень трудно. И дело не в том, что нам выпало расстаться… знаю точно, мы были знакомы всегда – возможно в прошлых жизнях, – а значит, никогда не расставались! Кто-то проживает долгие годы вместе, но так и не находит общего языка. Мне же посчастливилось, я встретила тебя. Правда чудесно?! – встречаться не расставаясь! Самые лучшие дни жизни я провела с тобой. С собой я уношу больше, чем ожидала. Частичку тебя! Это мой выбор. Ведь мы делаем то, что хотим, а если это исходит от чистого сердца и не противоречит Законам, которые нам известны, то это – прекрасно! У людей это бывает редко, но это цениться. Мы оба не верим в совпадения. Значит всё, что с нами случается – неслучайно. Вся наша жизнь череда закономерностей, которые мы в состоянии предвосхищать. Это наше плетение своих же судеб. Так и наша встреча, и всё остальное… возможно и мой отъезд тоже. Мы очень похожи с тобой, Саша. И взглядами на мир, и манерой письма… во многом, но тем сокровенней наши различия… Как ты говоришь: «они проецируют нашу индивидуальность». Возможно, именно так. Конечно, я могла бы остаться, но мы оба понимаем, что время ещё не пришло. Придёт ли оно, вопрос второстепенный. … Помнишь, ты мне давал прочитать маленький рассказик Ричарда Баха? – кажется «Нет такого места – “далеко”». Ну вот, мы живы всегда, и мы рядом постоянно! Для нас не существует таких значений, как время и пространство. Не хочу писать длинных посланий… но мне легко от того, что ты и так всё понимаешь. Моё сердце принадлежит тебе, и оно свободно от разлук! P.S. Я читала и наслаждалась каждым предложением, тем, что они скрывают, тем, что всё видят и чувствуют по-своему. Так тонко умеешь передать человеческие эмоции, через, казалось бы, обычные предметы. Всё так символично! Строчки доставляют эстетическое удовольствие. Я словно в тех местах, которые ты описываешь, с теми людьми, которые проходят через мир повествования. Очень люблю это ощущение сопричастности. Прекрасно! Но, Саша, Саша, Саша! – Я переживаю, что многие не поймут, не примут. Но желаю тебе, ни при каких обстоятельствах не сдаваться, продолжать творить, творить… Чувствую, будут нападки и глумления, но они закаляют; главное не сходи со своей дороги, больше никто не сможет по ней пройти. Оставь память! Хотя бы для тех немногих, кто принимает твоё.
Сашенька, я не оставляю своего нового адреса. Но как только мы приедем на место, тут же напишу.
Я не прощаюсь, я просто говорю: До встречи!!! Гелла»
Дорогая, и я не ощущаю потери, да и как можно ощущать её здесь, когда… невесомым, прозрачным облачком Ты кружишься в моей душе. Будь счастлива, одарившая меня… Удачи…
В коробке оказался подарок, который меньше всего ожидал увидеть. Трёх томное издание «Послания Граля»! О книгах Абд-ру-шина, мечтал! Подобно Библии желал иметь её дома, но не находил, когда ещё искал. Но я никогда не говорил об этих книгах Гелле, ни единым словом не упоминал. Как же так совпало?.. О, нет! Не совпало! Так должно, значит, быть!
Двадцатисемилетие всё-таки отпраздновал. По скромному, с Александром, Петром, Пашей и Леной.
10
Наивная, простая, сложная, бредовая?.. Прочитавший выдвинет свой вердикт, свою драгоценную формулу, которой заклеймит созданное произведение. Значит так тому и быть. От мнений ещё ни одна основа не менялась. Но повесть, скорее дань символизму, где главное завуалировано в образах, сокрыто за знаками. И скудность действий, движений сюжета, лишь для большей статичности. Она не ответит на вопрос: «В чем смысл жизни?», она лишь скажет, что он есть! Уже сейчас становиться понятным, что ни одно издательство “не захочет” печатать никому неизвестного, нигде ранее не печатавшегося автора. Только за деньги, только за личный счёт. Но таких денег нет. Остаётся вариант, который был припасён на крайней случай. Давно вынашиваемый, давно лелеемый. Через Александра – агентство недвижимости, где он работает – продать, точнее, обменять на “гостинку” или однокомнатную квартиру, свою двухкомнатную. Это поможет прожить на доплату, с которой можно будет выделить деньги и на издание. Но пока, всё ещё не переставая надеяться, обивая пороги издательств, ища благодетеля, который поймёт, примет, рискнет и опубликует, я начинаю писать новый увраж. Не страшно быть бедным материально, страшно быть бедным духовно! Через плоды трудов своих, реализуют душу свою… И каждый раз, садясь за письменный стол, открываю первую страницу распечатки «Рождён, чтобы жить» и читаю:
«Мне тоже смеялись в глаза – это не страшно! Тот, кто пойман на мысли, уже не ударит… Ты потерпи! Это только кажется важным Пока ты один, пока твоей силы не знают… Я не такой, как ты, я улыбаюсь. Ты не такой, как я, потому что плачешь. Снова капкан – поймался и понимаешь, Это пока… Пока у других иначе…»*
И ощущаю Её присутствие ещё сильнее. Вот протянута рука поддержки, рука Любви в сияниях фиолетового света!..
* * * Мы рождаемся, растём, встречаемся и расходимся, учимся, радуемся и страдаем, взлетаем и падаем. Кто-то расшибается, кто-то ещё в состоянии подняться, кому-то удаётся по прежнему парить, лететь. Мы жалуемся и жалеем, бьем, и бьют нас, ненавидим и любим, смиряемся, или продолжаем поиск. Ходим по кривым тропам и прямым дорогам, замечаем, или проходим мимо, стоим или движемся. Волнуемся и пребываем в спокойствии. Мы многогранны, но порой не находим и одной грани. Мы знаем себя, и то, что хотим, или нам это только кажется. Находим и теряем, а возможно, что никогда ничего и не теряли, не находили; что всё это уже было с нами с самого начала. Задаёмся вопросами, ищем ответы. Или находим ответы, но продолжаем задаваться вопросами. Знаем, что хорошо, что плохо, но упорно не хотим различать. Мы слепы и всевидящи. Путаемся в проблемах, но крепче затягиваем узлы. Не знаем кто мы, но готовы судить. Пытаемся избавиться от забот, не понимая, что пока они есть, мы чувствуем причастность к миру. Мы предаём мечты, уповая на несовершенство общества, которое сами же породили. Или проявляем таланты. Строим и разрушаем. Боимся. И гордимся бесстрашием. Не можем точно сказать, зачем нам сады Семирамиды, Лукулловы пиры, искусственное величие Египетских пирамид. Если можем обходиться настоящим, малым, простым. Но все-таки продолжаем жить, не смотря на невзгоды, потому что… из всех этих эпизодов и состоит наша жизнь, ради которой мы рождены!
Выражаю отдельную благодарность Курявой Елизавете, чьи поэтические труды (*) используются в произведении.
Postscriptum:Выражаю благодарность всем, кто решился дочитать от начала до самого конца. Спасибо вам!
Посвящается Тебе
|
Библиотека // Объявления
