Однажды мы съезжаемся, слетаемся, сходимся вместе, одетые в темные глухие платья и костюмы, с темными, черными масками на лицах. Нас собирается немного: когда два, когда три десятка. Нас и так-то немного - нас, живущих наоборот, путешественников в пространстве собственного Иного. Все люди – они что? Все должны собирать ипостаси, навыки, умелости, профессии, даже образы жизни и все это набранное, наколлекционированное они самые и есть. Чем больше набрали, тем богаче получаются люди, тем больше их замечают, уважают, завидуют. Если в чем-то одном, но умельцы, таланты, лучше гении, и тогда отметят, зауважают, иззавидуют…

А мы? И мы кто-то, как все: слесари и домохозяйки, бизнесмены и безработные, учителя и секретарши, добропорядочные мамы и ветреные кокетки, безнадежные холостяки и заклятые многоженцы. Но все это так, как будто всерьез. Нет, мы любим свой обычный облик, свою ипостась, заботимся о ней, чистим и подновляем. Так заботятся и подновляют привычный свой дом, чтоб всегда было, куда вернуться.

И мы, как все, увлекаемся новым, но не хватает серьезности, последовательности. Небезрукие, небезголовые, а за что бы ни взялись – повозились, повозились и бросили. Бросили именно тогда, когда все состоялось, когда пора брать, собирать урожай: когда ухоженные-обихоженные мужчины-женщины изготовились отозваться, пропаханные науки обещают уважение и надежное место кормления, освоенные профессии – удовольствие от умелости и приличное содержание, замысленные предприятия – известность и процветание. А мы – раз и остыли, ушли, часто не прощаясь, вернулись в тот самый привычный дом, влезли в удобный халат и тапочки.

Просто не за тем мы туда приходили. Нам было здорово там, пока там пахло Иным, откуда-то им тянуло. Пока это было приключение, пока там жили Любовь, Игра и Тайна. Да, да, да… именно Любовь, Игра и Тайна и все с большой буквы. Потому что жизнь для нас возможна лишь в обрамлении этой святой троицы. Как только она покидает нас где-то там, мы тоже оттуда уходим. Уходим домой перевести дух, поплавать в воспоминаниях, осмотреться в них, оглядеться, покатать их в пальцах, попробовать на запах, на вкус, чтоб скоро снова быть готовыми упасть или взлететь. Это как случится.

Среди нас почти нет совсем молодых. Странно? Молодых, чья жизнь в любви и игре. Молодых, кого приключения находят сами. Молодых… Нет, не странно: там всегда полезные приключения и полезные игры. И любовь полезная. Там обретается взрослая определенность, отыскивается «своя колея», там учатся. Учебные приключения, учебные игры и учебная любовь – они проходят вместе с учебой, с молодостью.

У нас только годы проходят, но мы и не хотим зацепиться в них. Мы не те, кто зависли в игре, утонули в любви, затерялись в приключениях. Мы не профи ни тут, ни тут, ни тут, но всегда дилетанты, любители. Мы не разгадываем тайн, мы хотим быть там, где они живут. Мы хотим всего и совсем не сразу. Непременно не сразу: кроме всего, нам нужно еще и Иного, которого не бывает нигде, потому что его не может быть никогда, но нам иногда удается наткнуться на след его там, в окрестностях тайны. Конечно, если ведем себя неспешно и чутко.

Что мы делаем на самом деле? Если речь о замысленном, запланированном, а затем воплощенном в соответствии, то совсем ничего, ничего подобного. Просто, когда открывается возможность, мы в нее входим. Вот и все. И ведем себя в ней так, как велит она, как положено.

И нет у нас особого, собачьего чутья на эти возможности. Они открываются всем, иногда открываются. Только всем жалко накопленного, набранного за долгие или недолгие годы, всем страшно себя потерять. Потому одни мимо приоткрытой дверцы – у них это всю жизнь в памяти саднит, цепляется за все, мешает просто жить – другие входят туда, как обычно, шагая привычно – и сразу все исчезло, просто ничего никогда не было, померещилось.

Мы умеем входить осторожно-осторожно, на пальчиках, перехватив дыхание, и если настойчивы и изобретательны в своей осторожности, возможность прорастает действительностью и позволяет нам побыть. Побыть столько, сколько мы способны выдержать, пока не устанем, не ошибемся от усталости. Тогда и тут все исчезает, но остаемся мы… Мы, которые стали другими. И остается память.

Мы входим в возможность и прочно закрываем дверь, задвигаем ее всеми засовами – чужой взгляд, чужое ухо, чужой язык все выжгут. Для них не бывает не так, лишь должное, в котором все, как у всех, а у всех все, как всегда. Но тут все, как нигде, ни у кого и никогда.

Почему временами нас так тянет друг к другу? Временами нам вместе зачем? Чтоб увидеть, услышать, потрогать, понюхать друг друга тем, кто сам застывал меж Любовью, Игрой и Тайной и касалось кого сокровенное, кто изощрен вниманием и доверху полон ожиданием встречи с Иным. Вдруг оно где-то там все-таки было… Случилось, скользнуло, мелькнуло позади, за спиной, в слепом тогда пятне. И теперь поворачиваясь медленно-медленно, осторожно в рассказе, в позе обнаружить след его, место, прикосновение стороннему внимательному взору и сделать чрез других своим сокровищем.

Затем и живем. Еще один не видный никому, кроме нас, камушек в сокровищнице, в хранилище. Так и хочется сказать: души. Может и души. Но не просто памяти – это то, что выстраивает и перестраивает нас заново. От чего наш образ всегда будто смещен, сдвинут так, что края его нечетки, смазаны, будто он дрожит мелко-мелко и дымится. Всех это раздражает. Всех, кто привык к четким линиям, очертаниям, несомненности облика. Им, чтоб было именно так или эдак. Чтоб знать, с кем имеют дело точно. Мы будто дразним своей зыбкостью, своим вот-вот исчезновением. Но мы вовсе не зыбки и никуда не собираемся исчезать. Мы просто не отливаемся ни в одну конкретную форму, мы всегда сразу есть и по ту ее сторону тоже. И вот это «тоже», которое всегда «по ту сторону» и есть, собственно, мы. Есть то, ради чего мы есть.

Мы пугаем своей беременностью Иным, другой невиданной формой, которая обещает воплотиться здесь и теперь. Всегда только лишь обещает, но от этого всем еще неуютнее. Хотя никому лично мы не вызов, не угроза, но мы вызов всем, всеобщей определенности, всеобщему знанию того, как д?лжно. Угроза, вызов самим существованием, самим тем, что есть так, как не бывает никогда, как можно лишь сгинуть, пропасть быстро-быстро и ни в коем случае нельзя жить целую жизнь. А мы живем. Живем по краешку, по тропочке, по паутинке. И паутинка та нас держит и ведет, нас путешествующих в поисках Иного. Пока ведет…