Петр ошарашенно смотрел на экран, не произнося ни звука. Лицо его окаменело. От былого энтузиазма не осталось и следа. Он ткнул пальцем в компьютер. Звуки стихли. Экран погас. Сквозь запотевшие стекла все еще ничего не было видно.

- Обогрев включи, - мрачно посоветовал Петр, не поворачиваясь.

Я включил кондиционер на максимум. Вопросительно посмотрел на Петра.

- Дерьмо дело, - после некоторой паузы произнес он и закончил с неожиданным сарказмом: - больших неприятностей вообразить себе не представляется возможным.

- Я же говорил! – прорвало меня. – Надо просто вернуть, как было! Надо отправить всех этих людей назад! Откуда ты там их натаскал – колонии, лагеря, тюрьмы? Ну и пусть там себе дальше живут спокойно! А ты – месть! Месть! Тоже мне, Чингачгук недоделанный, народный мститель, блин! Тимур и его команда!

То, как посмотрел на меня в ответ Петр, мне совершенно не понравилось. Он нервно провел ладонью по лбу и еще раз посмотрел на меня. Наконец сказал:

- Ты что, еще не понял? Нет здесь людей. Да и, наверное, с самого начала не было. Некого назад отправлять...

- Это как? – удивился я. – А все эти уголовники? Они же тебя убили. Их не было? А кто это был? – вконец запутался я.

- Вот именно. Убили. Но не меня они убили. Я-то, как видишь, воскрес в конце концов. Себя они убили! Короче, - выражение его лица оставалось таким же мрачным. – Я их, когда телепортировал, воплощал условно, не полностью. Они меня тогда о чем просили? «Вытащи еще кореша из тюряги, другана моего, будем сидеть вместе, водку кушать, разговоры говорить». И из-за чего меня потом собственно и грохнули: была их уже куча народу, а ничего делать не могли. Кроме как водку пить да трепаться попусту. Обмануть меня хотели: полностью переместиться а потом разбежаться кто куда. А мне впаривали – «посидеть, поговорить». На том и погорели. Я человек простой, особенно в том, прежнем теле. Ты же помнишь: хиляк я был такой интеллигентный. Сказали: давай сюда дружбанов, выпивать будем, ну я и не стал все инкорнации через астрал тащить: взял только последние воплощения. Для того, что бы разговаривать им те части, которыми они тридцать жизней назад были, не нужны...

И делал я это из лучших побуждений: чтобы те из уголовничков, кто уже здесь сидит, не расстраивались.

А то, прибыли бы новые из Зоны на хату и: «Здрасьте - до свидания; у меня дела в Архангельске, а у меня в Таганроге». А тут: сели, выпили и давай базарить. А с хаты ноги не идут. И мысли о другом не думают. Ну, ты же помнишь… Седой догадался. А Валет меня бутылкой по башке и пару пуль в затылок... – Петр еще больше расстроился.

- Помню. Все помню. Ты давай, до конца выкладывай. В чем теперь-то проблема?

- А проблема, Дима, в том, что я, как уже говорил, их не полностью телепортировал. Частично. И собрать их назад, до полноценных существ, можно было только двумя способами. Либо назад отправить то что из тюрем перетащил, либо остатки их личностей сюда дотырить.

- Откуда... дотырить? – я не совсем понял что он имел в виду.

- А вот тут-то главная проблема и есть. Я материализовал ту их часть, которая выпивала и разговаривала. А остальное по пути размазалось. Или застряло. Это как тебе больше нравится.

- И что?

- А то: я-то надеялся, что, пока я был мертвым, они еще оставались здесь. Думал, все стабильно, и мы успеем со всем разобраться. Даже поразвлечься хотел. Ну, типа, месть Валету и все такое прочее. А потом их назад по тюрьмам – и тема закрыта.

- А теперь-то что мешает? Что, собственно, произошло?

- А теперь, представь, получилось, что в каждой из инкарнаций осталось по части их личности – куски сознания, ментальной энергии; части астральных тел, ну и так далее и тому подобное.

И все это, естественно, стремилось воссоединиться. Закон сохранения кармы. И я, пока был жив, их в таком размазанном виде удерживал. А только они меня убили – началась дестабилизация: исчезла преграда для их воссоединения и они стали обретать между собой связь. Только воссоединения никакого не вышло – они же в материальном мире в разных местах находятся, одни части телепортированы, другие – нет... все в результате застряло на уровне жижи - первородной материи. Все миры в нее превратились. В единое слились – а как снова материлизовываться начинают – так снова на отдельные миры распадаются. И как с этим бороться, я просто не представляю. То есть, здесь сейчас одновременно находится огромное количество Миров. И я даже представить себе не могу, какими свойствами обладает получившаяся в результате существо...

- Слушай, Петя... – меня озарила смутная догадка, - а может быть, ничего и не получилось? Ну, плюс на минус – будет ноль. Может, это, все соединилось – и все исчезли?

- В том, что все исчезли, я и не сомневаюсь. Я ж тебе сразу сказал: нет тут людей. Это я сразу почувствовал, как только трансформация началась.

- Нет, я не то имел в виду, что люди исчезли. Может, не только люди, но и все исчезли? Всё. Всё пропало.

- Насчет того, что «всё пропало», ты тоже недалек – как говорил классик – от истины. Только, я бы сказал, в другом смысле. В смысле, что всё накрылось медным тазом.

В это время стекла окончательно отпотели, и я выглянул наружу. То, что там обнаружилось, мне решительно не понравилось.

* * *

Наш автомобиль завис в центре огромного театра наподобие Мариинского. Золоченые лоджии, бархатные кресла, огромная хрустальная люстра под потолком. Внимание притягивала исполинских размеров сцена с расшитым вензелями занавесом. Зал был совершенно пуст.

- Что там? – Петр слегка развернул автомобиль, чтобы через ветровое стекло была видна сцена.

Увиденное его тоже насторожило. Он прищурил один глаз и придвинул к себе бластер. Я также положил руку на свою «дубину».

- Дяденьки, родимые, я ни в чем не виноват! – внезапно раздался вопль с заднего сидения. Мы вздрогнули, одновременно схватились за спусковой крючок и обернулись. Петр при этом остался сидеть вполоборота, не выпуская из поля зрения сцену. Почему-то, не сговариваясь, мы решили, что опасности нужно ожидать именно от этой части окружающего нас пространства.

- Фу ты! – мы облегченно вздохнули. За разговорами мы совершенно забыли о спасенном беспризорнике. Тот затаился, намереваясь, видимо, при первой же возможности слинять. Теперь же, почувствовав приближение опасности, он решил о себе напомнить.

- Этого еще не хватало! Его-то куда теперь деть? – задумался Петр.

- Дяденьки, не надо меня никуда «деть», я вам машину бесплатно помою! – опять заверещал ребенок.

- Не ори! – у меня тоже начали сдавать нервы. – Мы что, спасали тебя, чтоб теперь почикать? И на органы продать?

- А-а-а!!! – ребенок заорал уже в полный голос, видимо, нам попался не самый сообразительный экземпляр – среди уличных такие бывают. Клеем дышат, а от этого с головой совсем плохо становится.

- Не надо меня на органы! А-а-а!!!

- Молчать! – заорал Петр. – Еще звук, и убью!

Это было единственно верное решение. Обещание было конкретным и недвусмысленным. Леха замолчал, закрыл рот и застыл в скорбной неподвижности на заднем сиденье. Инсталляция была красноречивой: стало понятно, что забыть о нем в следующий раз придется не скоро.

В это время на сцене медленно открылся занавес. Зазвучала индийская музыка. Две дородные полногрудые брюнетки в восточных костюмах и с тюрбанами на головах вынесли на сцену корзину, закрытую одеялом. Мы напряглись. Женщины достали из складок одежды бубны и начали кружиться, отбивая ритм и выделывая животами замысловатые па. Из левой кулисы, плавно двигаясь в такт, выплыл мужчина в чалме. Он нес в одной руке флейту, а в другой что-то, напоминающее сливочное эскимо за 22 копейки времен моего детства. Лицо его выражало само дружелюбие. Он игриво поводил плечами и то и дело многообещающе поднимал брови. Делал пару-тройку шагов вперед, один назад и застывал в нерешительности. Посматривал в зал, как бы ища поддержки, и как бы находил ее (напомню, что зал был пустой, а мы с Петром висели под самой люстрой, да и радостью наши хмурые лица явно не лучились) и делал следующие шаги. Наконец, он добрался до корзины. Еще раз, жеманно подвигав бровями, посмотрел в зал и быстрым движением сбросил одеяло. Поднес флейту к губам и начал подыгрывать уже звучащей мелодии.

Мы с Петром переглянулись. Инстинктивно ощупали лежащие рядом бластеры. На заднем сидении завозились.

Из корзины показалась змея. Медленно покачиваясь, она сомнамбулически поднималась вверх. В какой-то момент змея замерла и остановилась неподвижно, потом снова стала покачиваться. Факир ловко, делая небольшие перерывы в игре и освобождая на эти мгновения руку, развернул эскимо и еще раз победно оглядел зал. Затем, одной рукой держа флейту у губ, другой поднес мороженое к гадюке. Гадюка, мерно выбрасывая раздвоенный язык, начала лизать эскимо.

В это время появилось новое действующее лицо. Под самым куполом сцены проплыл сперва направо, потом налево привязанный к страховочному канату юноша в белом трико, с приделанными кое-как бутафорскими крыльями. Потом еще раз, еще... Лицо его, с темными кругами под большими черными глазами, имело трагическое выражение и было повернуто к залу все время строго анфас. «Видимо, Икар», - подумал я.

Подсветили задник – до этого рампы выхватывали только летающего Икара и других действующих лиц. Я автоматически отметил, что змея съела уже треть эскимо.

На заднике замелькали черно-белые кадры. Крутили чуть ускоренно, в традициях немого кино. Иногда мелькали стыки, перфорация, пленка заканчивалась, рвалась, плавилась. В музыке появились ностальгически-задушевные оттенки, в нее вплетались звуки моря, плеск волн. На экране девочка лет десяти гонялась с сачком за бабочкой по большому полю, усеянному цветами. Она была одета в легкое платьице и панаму фасона тридцатых годов.

Гадюка слизала уже половину мороженого.

В это время у пролетавшего мимо Икара оторвалось, видимо, плохо прикрепленное крыло и, неудачно перевернувшись тяжелым креплением вниз, угодило прямо на голову факиру.

Крыло, кажется, весило немало: факир свалился замертво. Из проломленной головы хлынула кровь. Гадюка, покачавшись еще с минуту, скрылась в корзине. Женщины-танцовщицы и теперь уже однокрылый Икар старательно пытались обыграть непредвиденную ситуацию. Они закружились хороводом вокруг мертвого факира, а Икар с еще более трагическим видом закатил глаза. На заднике девочка перестала ловить бабочек. Из-за кулис, пританцовывая в такт музыке, выбежали два санитара с носилками, погрузили мертвого факира и унесли за кулисы.

Я отвел взгляд от экрана и посмотрел на Петра.

- М-да... все оказалось гораздо хуже, чем я думал, - изрек он.

- Почему?

- Потому что это начинает уже выглядеть как осознанный бред. То есть, приобретать формы, которые могли бы иметь место на Земле. Вот это, например, вполне нормально для какого-нибудь авангардного театра. То есть Миры начинают маскироваться. Если желтое болото – это явный перебор, не отсюда, то это уже – вполне. Пройдет еще время и вся эта сублимация из Миров станет и вовсе неотличимой от нашей реальности. Например, у этого ангара появится система отопления с батареями и коммуникациями, своим генератором, независимой котельной. Кому придет в голову, что это десятки тысяч замаскированных инкарнаций беглых уголовников?

- Дак, Петр, а в чем проблема-то? Пусть себе греет, эта инкарнация-то. Кому она мешает?

- Всем она мешает. Потому что смотри – эта система самообобщающаяся. То есть система отопления – это же часть ангара, так?

- Так.

- То есть, можно сказать, что система отопления – это ангар?

- Ну да. Ангар. У которого есть система отопления.

- Ну а ангар – это город Санкт-Петербург. Не так ли?

- Ну конечно. Он же в Санкт-Петербурге.

- Ну а Санкт-Петербург – это Россия?

- Ну?

- Что ну? Ну и так далее. Россия наша – на Земле? Земля в космосе? Космос во Вселенной?

- И что? – все еще не понимал я.

- А то, что немного времени пройдет, и станет данная сублимация, - он кивнул в сторону сцены, - всем вашим миром. Поглотит она вас постепенно.

- Что ж ты наделал, Петя?!! – описанные перспективы были мне не до конца понятны, их глобальность немного сбивала с толку. Но с логичностью построений спорить не приходилось. – Что нам теперь делать-то?!

- Наделал, во-первых, не я. Если б меня эти урки не грохнули, то и проблем бы не было. Что нам теперь делать, не представляю. Все слишком неожиданно повернулось. Нужно думать. И... – он оглянулся по сторонам, - надо осмотреться. Полетать, что ли, посмотреть, что вокруг происходит.

- А нас что, так и пустят? Они что, нас не тронут?

- Как ты выражаешься, «они» не только не тронут, но и не заметят. Мы для них – как для тебя бактерия. Их миллиарды вокруг, а ты их не замечаешь. И не повезет ей быть убитой, только если забредет она случайно в аптеку и попадет в бутылку, где тот самый препарат, который для борьбы с ней, этой бактерией, придуман.

В это время декорации несколько сменились. Икар все еще летал на своей трапеции под потолком. А на сцене появились два казака с лихо закрученными усами в хромовых сапогах и фуражках с кокардами. Из динамиков звучала лезгинка. Взявшись за руки, казаки дружной парой, напоминавшей лебедей из «Лебединого озера», выбивая чечетку и зорко, по-орлиному, посматривая в зал поверх горбатых носов, носились по сцене вперед-назад. Иногда они останавливались посредине сцены и, не прекращая интенсивно выбивать чечетку, выхватывали из кобур револьверы. Залихватски взводили курки, крутили барабан и, поднося наганы к вискам, нажимали на спуск. Звучали щелчки, и с оптимистическими криками казаки продолжали носиться по сцене взад-вперед.

- Видимо, балет под названием «Русская рулетка», - мрачно изрек Петр. – Интересно, у них там патроны есть?

Дальнейшее развитие событий разрешило сомнения Петра. Во время одной из остановок вместо щелчка раздался выстрел. Один из танцоров повалился замертво, а второй, сделав интенсивный круг почета в танце и с гиканьем крутанув барабан, направил револьвер в потолок и нажал на спуск.

Вопреки ожиданиям, снова раздался выстрел. Сверху донесся сдавленный крик, и под неимоверный грохот с трапеции на сцену обрушился раненый Икар.

- Ну, если недострелили, то падая с такой высоты точно башку свернул. - Прокомментировал Петр.- Что-то у них, что ни номер, то труп. А то и два. Впрочем, - он сделал легкий жест рукой, - чувствуется рука мастера. Не иначе, у кого-то из современных идею сперли. В оригинале, уверен, все оружие - бутафория. А эти, видишь, усовершенствовали для достоверности. Ну да это вопрос времени. Поймут скоро, что достоверность в театре – это когда пенопластовым молотком бьют, а не металлической кувалдой артисту голову разбивают.

Со сцены уже унесли казака и вернулись за Икаром. Оставшийся в живых жизнерадостно отплясывал вокруг них лезгинку и очень мешал своей суетой санитарам.

* * *

Мы продолжали висеть около хрустальной лампы и молчали. Спектакль, кажется, продолжался, но смотреть не хотелось. Каждый думал о своём.

- Слушай, Петя, - прервал я затянувшуюся паузу. - Вот ты говоришь, им дела до нас нет. А ведь желе это, оно же нас чуть не погубило. А этого, - я махнул в сторону заднего сиденья. - Вообще еле откачали. – Сзади, видимо, в знак согласия, послышалось покашливание.

- А по-твоему что? Если кто в море утонет, это значит, «коварное море набросилось на жертву и, сжав в цепких объятиях, захлебнуло несчастного»? Что-то ты в Синявино не очень в топь кидался купаться!

- То есть... – обиделся я.

- То есть существует враждебная среда, от которой надо уметь защищаться. Иначе, - он провел ладонью по горлу, - кирдык! В общем, так... – он посерьезнел. – Сейчас как-то надо выбраться за территорию. – И назад, с Богом.

Сзади раздалось мычание. Мы обернулись. Беспризорник вел себя странно. Выпучивал глаза, водил ребром ладони по горлу, тыкал указательным пальцем себе в губы.

- Чего тебе? – строго спросил Петр.

- Ну?! – поддержал его я.

- Мммм... М! Мм! – и опять те же жесты.

- Ты что, с ума сошел? – осторожно предположил Петр.

Парень интенсивно замотал головой, сделал руку пистолетом, навел на себя, произнес: «Бах!», упал на сиденье, вскочил. Показал на рот. Закивал головой. Затем замотал в разные стороны.

- Говорить разучился?

Тот испуганно замотал головой.

- Так говори нормально, что ты как обезьяна в зоопарке? Или ты банан хочешь? Нет у нас бананов! Ну!!

Беспризорник, казалось, задумался о чем-то серьезном.

- Так вы меня убить обещали, если я хоть слово скажу, - неожиданно выпалил он. И с подозрением скосил глаза на бластер: не подстава ли? «Говори, типа», - а потом - «бах!» – и нет беспризорника. «Мы ж тебя предупреждали...» - и везти никуда никого не надо. Труп в лоджию, в первый ряд, спектакль досматривать, а сами вперед!

- Ну ты, блин, ваще! – изрек Петр. – Нельзя же все так буквально понимать. А впрочем… молодец! Слово держишь. – Он, видимо, вообразил, что было бы, если б отрок все это время не сидел тихо, а вопил по малейшему поводу. – Щас сказать можешь. Что?!

- Значит, так, я тут подумал... короче... возьмите меня с собой! – теперь он совершенно не казался придурковатым: глаза сообразительные, речь внятная, выражение лица изменилось кардинально.

«А ведь он умный, сообразительный парень, - подумал я. – А артист-то каков, он же нам полного придурка выдал! Да, среди беспризорников актерские способности в цене. Без этого быстро огребешь, нужно вертеться, как уж на сковороде».

- Говори все, - Петр тоже быстро врубился в произошедшие изменения и сделал свои выводы.

- Значит, так. Наружу мне нельзя. Соврал я вам. Никто меня в разведку не посылал. Я с пацанами поцапался. Часы мне вчера иностранец у Казани подарил. А я их в общак не сдал. А Леха Куцый видел, что я их подрезал... – («Подарили – считай, спер», - подумал я), - ну и настучал, сучара! А за это, сами знаете что... это во-первых! – он загнул один палец.

- Так, что во-вторых? – Петр с опаской посмотрел на его руку: выслушивать десять причин он явно не был настроен.

- Во-вторых, я могу вам пригодиться... – мы переглянулись. – Я умею водить машину... – «Так, еще и машины угонял», - мысленно отметил я, - Умею стрелять... – «врет», - и вообще, вам же кто-то нужен? Ну, хоть на стреме стоять?

- Зачем тебе это? – коротко бросил Петр.

- Да я давно уже хотел в чем-нибудь стоящем поучаствовать, а у вас, я понял, тема серьезная. Короче, у меня предложение.

- Ну... – только и смог сказать я, обескураженный нахальством парня.

- Пригожусь – возьмете в долю. Нет – пинок под зад. Слова не скажу. Разойдемся, как в море корабли. В-третьих... – он загнул третий палец.

- Не надо нам в-третьих, - перебил его Петр. – Нам посовещаться надо. Сиди тихо.

Парень поджал губы и демонстративно начал смотреть в боковое окно.

- Значит, так, - Петр неожиданно перешел на английский язык. – Первое, скорее всего, туфта. Врет, что врет. А вот второе – в точку. Если мы его сейчас бортанем, то он завтра с уголовниками тетку с бриллиантами грабить пойдет. Может, и не сразу, но сядет, а там и спрос другой. Грохнут рано или поздно. Это тоже как пить дать. С нами тоже вероятность не маленькая коньки откинуть. Но, - он многозначительно посмотрел на меня, - с точки зрения кармической, погибнуть, защищая Родину, или получить пулю, идя на гоп-стоп, - разница колоссальная. С другой стороны, нам действительно нужен помощник, - уже обычным голосом добавил он. – Парень он смышленый. Спереть у нас, кроме машины, нечего. Так у тебя же, вроде, здесь спутниковая сигнализация?

- Спутниковая, - машинально повторил я. Эта сигнализация, если честно, доставляла мне кучу проблем. Я по рассеянности постоянно что-нибудь не то делал – то дверь оставлю открытую, то мобильник не слышу... А они чуть что: «Здравствуйте, это Цезарь, Ваш пароль?» - Я им пароль, а в ответ: «Вы сейчас за рулем?» - «Я». - «У Вас не закрыт багажник, проверьте, пожалуйста» - «Хорошо, проверю». И так далее. Короче, пару раз меня ОМОН все-таки задерживал. Руки за голову, документы проверят и отпустят. Но неприятно.

Петр, видимо, догадался о ходе моих мыслей: «Не парься, отсюда сигнал до спутника доходит, как надо. Как будто тут все нормально. Маскируются: все ведь и снаружи выглядит – ангар ангаром. Да мы и сами на это купились!»

Сзади послышался шорох. Беспризорник настороженно переводил взгляд с меня на Петю, но понять ничего не мог. Кроме «жалобно-деньгопросительных» выражений, по-английски он, похоже, ничего не знал.

И тут меня как кипятком ошпарило:

- Петя, а какой сейчас тут день? – за переживаниями я совершенно выпал из повседневной жизни и, вероятно, по примеру утопающего, хватающегося за соломинку, вдруг решил, что ничего важнее моих повседневных дел на Земле просто не бывает. Но с другой стороны… у меня работала добрая сотня сотрудников, и все они в большой степени зависели от моих решений. А я просто пропал, никого не предупредив. Да меня по-любому должны были уже вовсю разыскивать! Подключив, естественно, и милицию, и все, что только можно.

Петр взглянул на бортовой компьютер.

- Прошло семнадцать суток, 8 часов и 24 минуты с того момента, как мы пересекли границу Зоны.

«Ну, все...» - подумал я.

- Петр, меня ищут… и, боюсь, с милицией. Мы можем посмотреть, что находится снаружи, за границей, не выходя отсюда?

- Нет, - сразу ответил он. – Этот мир еще не окончательно ассимилировался, поэтому, чтобы узнать, что происходит на Земле, нужно пересечь границу. А в чем дело?

Я был уверен, что он уже догадался. А спросил так, на всякий случай. И сам же ответил:

- Работа, семья, родственники… «всесоюзный розыск»! - его слова прозвучали цинично.

- Да. Причем, если, как ты говоришь, спутник принимает сигнал машины, то им известно мое местоположение. Сначала ОМОНновцы сунулись – что там, как ты думаешь, с ними приключилось? В жиже утонули? Тогда вообще шандец. Зона как минимум окружена воинскими соединениями. Шила в мешке не утаишь. Тем более, на месте происшествия всегда первыми журналисты. Обычно иностранные. Значит, весь мир на ушах. В общем, прикололись.

С заднего сидения донеслось: «Ух, блин!» Подростка перспектива, кажется, порадовала. Он ничего ни у кого не спер - это раз. И при этом есть шанс стать телезвездой на всю оставшуюся жизнь - это два.

- Ты там, придурок, не ухай! Только пикнешь – мы тебе всю память сотрем вместе с воспоминаниями детства! – сразу расставил приоритеты Петр.

- Да я что, я ничего, - засуетился Леха. – Вас понял. А детство... я бы, если б мог, сам бы его стер... – как-то упрямо и грустно добавил он. Мне стало жаль парня, но я промолчал: лучше перебдеть, чем недобдеть.

- На Землю сунуться надо. Мы же в воздухе невидимы, для радаров тоже. Да и вообще. С Зоны лучше сейчас уйти. Потом объясню. Поехали.

Петр тронул ручку скоростей, и мы плавно отвалили от хрустальной люстры. Он медленно вел машину сквозь галерку, буфет и гардеробную. Мы проплыли сквозь стену и оказались снаружи. Территория Зоны выглядела абсолютно так же, как и в момент нашего в ней появления. Неторопливые охранники. Дворняги. Забор. За ним ни души. Насколько было видно, за территорией ангара было безлюдно. Медленно двинули к забору.

- Пронесло, что ли? – нерешительно спросил я.

Беспризорник сзади пошуршал и успокоился. Вообще, он оказался на редкость понятливым. Пока.

- Пронесло, пронесло, пронесло, - каким-то неприятно скрипучим голосом повторил за мной Петр, - что ли, что ли...

В этот момент мы пересекли периметр стены и, как только большая часть машины оказалась вне Зоны, картина за ее пределами разительно изменилась. В небе вспыхнули прожекторы вертолетов.

Практически все пространство, начиная от стены, оказалось заставлено техникой разного калибра и назначения – от тяжелой бронетехники до фургонов, утыканных антеннами и радарами. Повсюду сновали люди в военных комбинезонах, стояли машины с красными крестами, вокруг которых суетились люди в белых халатах. На многих автомобилях виднелись надписи на иностранных языках. Техника располагалась упорядоченно, и ее было так много, что казалось, ею заполнено все вокруг, до самого горизонта.

- Ну, все по худшему сценарию, - процедил сквозь зубы Петр. – Не удивлюсь, если уже и жителей из города эвакуировать успели.

- Эвакуировали? – я вышел из оцепенения. – Мне же срочно туда надо! Петь, у меня же семья! Дети! Родители! Какой кошмар! Что они сейчас переживают! Какого черта!!! – нелогично закончил я.

- Никуда тебе не надо. И так острых впечатлений выше крыши. Что бы они ни переживали, сейчас переживать перестанут. Ох, не хотелось мне этого... придется. Единственный выход. К сожалению...

- Ты что, хочешь всех уничтожить?! Всю Землю?! – привыкнув к глобальности происходящего, я представил самое страшное. – Но чем они провинились-то?!

- Ничем! – Петр говорил серьезно и жестко. – Поэтому уничтожать никого не будем. В общем, так... Придется использовать Машину Времени. Для этого и нужно было выйти за пределы Зоны. Перемещаться одновременно во времени и между Мирами – мероприятие крайне неудобное. Значит, мы уже здесь, на Земле. Дело за малым. - Он защелкал кнопками бортового компьютера. – Усложнять не будем. Прыгаем назад и появляемся в момент нашего входа в Зону.

Внизу началась нешуточная суета. Пришли в движение люди, машины начали разъезжаться. Прямо под нами образовалось пустое пятно, которое осветили сотни прожекторов.

- Ха! Вот это прикольно! Спутник еще работает. Передал, что координаты нашей машины изменились – высоту-то он не понимает. Ладно, пора прекращать это «шоу мозгов». – подал голос Петр.

- Не понял? Какое шоу мозгов?

- Каламбур. Песня у вас такая на Земле есть: «Show must go on» Что значит, «Шоу должно продолжаться». А мы его прекращаем.

Он надавил на клавишу компьютера. Все подернулось молочной дымкой. Я бы сказал, что мы плыли в тумане. Или мы были внутри тумана. А туман был в нас. И вдруг я определил ситуацию точнее, и мне почему-то стало страшно: МЫ САМИ БЫЛИ ЭТИМ ТУМАНОМ!

* * *

Когда все прояснилось, мы увидели, что территория вокруг Зоны совершенно пуста.

- Смотрите, - Петр ловко облетел вокруг забора, и завис в некотором отдалении.

Мы увидели машину, как две капли воды, похожую на нашу. Она бодро подлетела к границе Зоны, на секунду зависла и, лихо маневрируя, исчезла за забором.

- Что это, Петь? Тут еще кто-то летает? Мы что, не одни... такие? – я вопросительно посмотрел на него.

- Одни, одни. Успокойся. Это мы и были. Семнадцать дней назад.