Ник Минин

АНГЕЛ

Если вы никогда не видели закат в Южной Калифорнии, считайте, что вы не жили на планете Земля. Уставший, утративший свой яркий слепящий свет багрово-оранжевый шар в полнеба, зависнув над горизонтом, медленно опускается в тёмную синеву океанской бездны. Этот грандиозный космический вид, если хоть не надолго задержать на нём взгляд, невольно заставляет задуматься над непостижимостью мироздания и собственного бытия.

Именно в такой вечер после трудного дня в уютной беседке дома на побережье сидели два немолодых джентльмена, постаревшие лица которых знает, по крайней мере, целое поколение землян. Вообще-то их помнили как великолепную четвёрку, но двое из них уже никогда не смогут любоваться светилом, прячущимся в океан. Одного бессмысленно застрелили на пороге собственного дома, а второй после долгой борьбы с неизлечимым недугом проиграл это заведомо неравное сражение и завещал развеять свой прах над Гангом.

Калифорния. Лос-Анджелес. Кто помнит, тот знает. В беседке сидели двое оставшихся легендарных битла – мудрый простак Ринго Старр и нестареющий мальчишка сэр Пол Маккартни.

Засмотревшись на фантасмагорическую картину заката, сэр Пол задумчиво проговорил:

-Джону здесь тоже нравилось…

-Ещё бы! - утвердительно хмыкнул Ринго - И Джордж частенько любил наезжать в LA. Что-то здесь есть такое…

- Несомненно, - согласился Пол.

- Но жить мне нравится всё же в Европе, -продолжал Ринго, - Монте-Карло, знаешь, и наша старушка Англия – это что-то!

- Мне тоже нравится дома. Но время от времени, да и по делам, как сейчас… Но в общем это, действительно, райские места.

Не отрывая взгляда от океана, Ринго понимающе кивнул:

- Говорят, Ла-Хое подходящая деревушка для обитания. Траволта и Мэл Гибсон прикупили себе там домишки.

- Это под Сант-Диего?

- Да.

- Нет, мне это не подходит. В Лос-Анджелесе у меня всегда много встреч… Дела и всё такое…

Ринго опять согласно кивнул, продолжая наблюдать за ежеминутно меняющимися оттенками водной ряби.

- Мне тоже лень заниматься всякой дребеденью. Просто Барбара что-то рассказывала про это место, но я подумал, зачем? С собой эту Ла-Хое всё равно не возьмёшь. – И после короткой паузы добавил, - Туда, где сейчас Джон и Джордж…- С этими словами он повернулся и встретился с давним товарищем глаза в глаза.

Удивительная всё-таки эта вещь – неожиданно встречающиеся человеческие глаза… Смотришь друг в друга всего несколько секунд, а перед тобой мелькает Вечность, и кажется летишь сквозь Вселенную и понимаешь, что нет там конца и края и чувствуешь, как в причудливо искривлённом этом пространстве переплетаются параллели человеческих судеб. До сдавленной боли в груди они ощутили внезапное сожаление, что редко смотрели так, даже когда были молоды и проводили кучу времени вместе – в самолётах, гастрольных отелях и на долгих сеансах звукозаписи. Когда они были битлами, им всегда было некогда так пристально посмотреть друг другу в глаза. Всем четверым. А в конце их совместной карьеры во время жарких перепалок они вообще часто смотрели в сторону, и только Джон, чтобы остыть и дать остыть остальным, иногда снимал свои очки-велосипеды и, глядя невидящим близоруким взором, произносил свою знаменитую фразу: «Посмотрите, - это всего лишь я…» Потом он надевал очки, и всё начиналось сначала. Поганое было времечко… Но случались ведь и хорошие моменты. И не мало! Весь мир у ног и сладостное бремя невиданной славы. Радость творчества... У них всё получилось! Нет, всё-таки молодость, да и жизнь удалась, и всё или почти всё было здорово.

- Может, что-нибудь выпьем? – с хитрой улыбкой спросил Пол.

Ринго привычно сморщил свой огромный носище и с напускной сердитостью заорал:

- Да! Мне двойной бурбон со льдом и содовой, ты же знаешь, что я давно не пью спиртное, чёрт побери!

- Риччи, я имел в виду что-то вроде сока… Или английский чай, - тихо и вкрадчиво проворковал Маккартни.

Может, оттого, что он очень живо представил себе стакан виски с позвякивающим внутри льдом, а может от чего другого, Ринго сглотнул ком в горле и ворчливо попросил:

- Ананасовый фрэш, если можно…

- Пойду, посмотрю на кухне.

«Чёртов Макка! - подумал Ринго.- Я ему, можно сказать, о вечном толкую, а он выпивку предлагает, хитрюга! Всегда был таким - обаятельным пройдохой и ласковым хитрюгой!» От досады вдруг вспомнились многочисленные судебные тяжбы, которые, как правило, выигрывали адвокаты Пола, обидные замечания на репетициях и особенно случаи, когда Маккартни в одиночку перезаписывал им же одобренные и уже готовые фирменные рингостаровские партии барабанов… В угасающих лучах калифорнийского солнца нервно засверкали многочисленные перстни на сильных и длинных пальцах, - бывший барабанщик «Битлз» стал слегка постукивать по столу: «Правда, у него неплохо получалось… Хуже, чем у меня, но ничего. Неплохо…». Ринго никогда не умел долго злиться, просто не научился.

Когда коварный Макка вернулся с двумя стаканами обычного осветлённого сока, он вяло попытался покапризничать:

- Это что, фрэш? А со льдом нельзя было?

- Пакет с соком всё равно стоял в холодильнике, - невинно ответил Пол и протянул стакан.

Ринго вздохнул, взял сок и неожиданно спросил:

- Ты всё ещё вегетарианствуешь?

- Да.

- Я потом тебе расскажу, чем французы удобряют спаржу и брюссельскую капусту. Но тебе этого лучше не знать…- и спрятав за стакан улыбку, он сделал большой глоток.

Пол тоже улыбнулся, поняв, что перед ним вновь привычный ему Ринго – круто посоленный и обильно посыпанный перцем ливерпульский мистер Горчица – типаж, который можно встретить в любом портовом городе мира.

Помолчали.

Чтобы чем-то занять руки, Маккартни, играясь, стал рассматривать ставший вдруг ярко алым солнечный круг через призму бокала. Неожиданно он поменялся в лице и едва слышно сказал:

- Токайское…

- Ты опять?

- На фоне заката цвет сока такой же, как у вина, которым меня угостили однажды. Никогда больше не пробовал такого. По всему миру искал тот вкус «токайского», но нигде не нашёл…

- Где же тебя угощали таким раритетом?

- В Лондоне.

Сэр Пол Маккартни заволновался и растерянно посмотрел на старого друга. Снова глаза их встретились, и снова они увидели перед собой пугающую тьму и звёзды в искривлённом пространстве. Ринго Старр даже снял свои дымчатые очки и открыл Полу знакомый полный грустной мудрости взгляд.

- Риччи, я тебе сейчас расскажу историю, которую никогда никому не рассказывал, даже Джону. - Он немного подождал и добавил, - И даже Линде…

Снова помолчали. Потом, собравшись мыслями Пол начал своё загадочное повествование.

- Ты помнишь Джейн Эшер?

- Конечно.

-Я тогда жил в её доме, вернее в доме её родителей. Вот там всё и произошло…

- Что, что всё произошло?

- Понимаешь, Риччи, я всегда хотел сочинить песню вроде « Бэсамэ мучо»… Очень она мне нравилась. Да и Джону тоже, хотя он и фыркал, когда мы пели её.

- Помню, помню, как вы горланили её ещё в Гамбурге перед пьяной матроснёй…

- Я всегда чувствовал, что эта песня на все времена, поэтому мне и хотелось сочинить нечто подобное…

- И тогда ты сочинил «Йестэдэй»…

Пол Маккартни внимательно взглянул на Ринго и медленно отчётливо произнёс:

- Это не я сочинил «Йестэдэй».

Если бы он сказал сейчас про себя, что Пол Маккартни не мужик, а трансвестит, и всю жизнь был женщиной, это бы так не удивило.

- Вернее, не совсем я … А точнее не один я.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Слушай. Я тогда вернулся в дом поздно вечером и тихонько прокрался к себе наверх, в комнатку брата Джейн, которую мне выделили. У Эшеров была какая-то вечеринка, и мне не хотелось там появляться. Я сел за пианино, стоявшее в углу возле окна, и стал еле слышно бродить по клавиатуре, пытаясь нащупать мелодию вроде «Бэсамэ…». Примерно через час моего кошачьего тринканья в комнате вдруг повеяло ледяным ветром. Я повернулся и увидел, что дверь открыта, а в проёме стоит мужчина небольшого роста в каком-то театральном костюме – белый парик, как у лакеев в королевском дворце, старинный бордовый камзол, расшитый золотой вышивкой, кружевные манжеты, белые чулки и туфли с большими медными пряжками. Мне показалось, что это один из актёров с вечеринки внизу, - не захотел переодеваться после спектакля и приехал прямо в гриме… Странно было только то, что комнатка была почти чердачная, и коридор всегда был тёплый и душный, а из двери дуло прямо сибирской стужей. В руках у него была бутылка того самого «токайского» и два хрустальных бокала. Он игриво звякнул ими и, улыбаясь, спросил:

- Разрешите составить компанию?

Чтобы остановить проникающий холод и от неожиданности его появления, Пол быстро кивнул. Немедленно прикрыв за собой дверь, гость живенько протиснулся между кроватью и шкафом, водрузил бутылку с бокалами на пианино и, хлопнув в ладошки, энергично потёр их.

- Вы музыкант? Очень интересно… Я тоже, знаете ли, баловался этим делом когда-то. Сочиняете? Или импровизируете на тему бэс-сс-а-мэ? – И он профессионально пропел эти слова приятным баритоном. Оглянувшись вокруг и не найдя второго стула, странный посетитель откинул фалды камзола и самым нахальным образом прилёг на кровать.

-Я, к Вашему сведению, знаком с автором этой песенки…

Опешив от такого напора и наглой бесцеремонности, Пол не находил слов для какого-либо ответа и молча смотрел на происходящее с несколько недовольным видом. Гость явно был с какой-то чудинкой, но точно не пьян… Из его добрых и ясных глаз лился тёплый проникающий свет, от которого через мгновение стало легко и как-то спокойно. Он, безусловно, умел расположить к себе.

- Мне казалось, что это просто южноамериканская песня….

- И поют её своим возлюбленным испокон века усатые дядьки в сомбреро!

- Ну, вроде того.

-Ха! – гость, довольно улыбаясь, резко привстал на кровати и, глядя как бы сквозь своего собеседника, сказал:

-Это сочинила женщина! Вернее девушка, почти девчушка, ей не было и шестнадцати. А какая красавица! Персик! Вам бы обязательно понравилась… Жаль, что она сочинила её за год до Вашего рождения!

Пол ошеломлённо взглянул на человека в нелепом костюме и тихо спросил:

- А откуда Вы знаете, кто я и когда родился?

Гость смутился, опустил голову, задумался и, махнув рукой, выпалил:

- Да всё я про Вас знаю! Вы из этих, из «Битлз». Поёте, играете на гитарах, концертируете… Ваша музыка из фильма, который я посмотрел, весьма и весьма свежа. А сам фильм, извините, - редчайшая галиматья!

- Ну не мы снимаем кино, а нас…

- Разумеется, разумеется… Кое- что зависит и от либреттистов. Но, в сущности, не так важно, о чём опера или ваше кино, например. Главное – это музыка. Вернее чувство, которое выражается в сочетаниях звуков. Музыка это ведь особенный и единственный язык, на котором возможно общаться с… - И тут гость многозначительно указал пальцем вверх.

- С космосом что ли?

- Можно и так сказать… Понимаете, если вы слушаете музыку и сопереживаете её, вы общаетесь с Ним опосредовано, через автора. Но если вы сочиняете музыку сами, то выходите на Него напрямую. И горе вам, если ваши чувства при этом будут неискренними. Поэтому, когда вы просто слушаете плохую музыку, Он глух и не внемлет вам, а когда вы сочиняете плохую музыку, то, как бы это объяснить попроще, - вы как бы засоряете эфир и мешаете всем работать, в том числе и Ему…

Маккартни про себя отметил, что местоимения «он», «ему» гость произносил, хотя и обыденным тоном, но с привычным благоговением в голосе.

- Ну а как ему наша музыка?

О! Ваша музыка ужасна! По-кельтски примитивная и до неприличия наивна. Но она искренняя. Вот в чём загвоздка! Как вы там поёте: «Любовь не купишь!»? Но ведь это непреложная истина , а вы поёте это не назидательно, а с упоительным восторгом… Вот, что Его подкупи… (прости меня бестолкового), - вот, что у нас всем нравится!

- Где у вас?

- Там, здесь и везде… Не всё ли равно, где и кому нравится незамысловатая, но хорошая музыка? Разве у вашего ансамбля уже был серьёзный провал?

- Нет, но…

- Молодой человек, - перебил его странный гость, - давайте, наконец, попробуем великолепное «токайское». Этому вину, между прочим, двести лет, и оно требует к себе уважения.

С этими словами он встал и взял в руки бутылку, слегка дунул на горлышко, и вместе с налётом благородной пыли со стекла осыпалась старинная сургучовая пробка… Ловко разлив загустевшую жидкость в бокалы, он внимательно посмотрел через них на свет, - вино было цвета червонного золота. Повернувшись к Полу лицом, он протянул ему сверкающий хрусталь.

- Правила хорошего тона обязывают джентльменов перед тем, как выпить, хотя бы представиться друг другу.

Пол взял бокал и почему-то назвал себя по фамилии:

- Маккартни

Непонятный господин устремил на него свой лучистый взгляд и тихо произнёс:

- Ангел… - И, заметив замешательство, продолжил: - Амадеус. На Земле известен, как Моцарт… Мы редко предстаём перед людьми в крыльях.

«Нет, явно сумасшедший…», - подумал молодой битл.

- Я совершенно нормальный, - вслух ответил ему таинственный посетитель, - просто я услышал, как Вы хотели сочинить что-то вроде «Бэсамэ мучо» и зашёл, как говорится, на огонёк. Вы пригубите, пригубите вино, оно того стоит…- и он едва коснулся своим бокалом о бокал Пола. Чудесный звук привёл того в себя, и заставил сделать первый глоток. Волшебный нектар, а то, что он был волшебный, стало понятно сразу, тёплой всёпроникающей волной разлился по всему телу. В голове прояснилось, и Пол поверил во всё, что говорил ему этот необыкновенный человек в бордовом камзоле. В один миг и безоговорочно. Второй глоток, и он познал истинное блаженство: захотелось говорить с этим приятным и добрым собеседником о чём угодно и сколько угодно.

Моцарт тем временем снова грациозно прилёг на подушку и снисходительно смотрел на притихшего битла. Чем- то неуловимым они были похожи друг на друга, вернее черты лица у одного и другого, кроме формы носов, были одного типа, а комбинация этих черт была различна. Маккартни был моложе и гораздо симпатичнее, но, если бы их поставили вместе, то обоих можно было бы принять за старшего и младшего братьев. Только одно существенное отличие бросалось в глаза – уши Ангела были совершенно разные, одно больше другого и с разными рисунками ушных раковин... Странно. Пол улыбнулся своей фирменной лучезарной улыбкой и робко спросил:

- А Вы действительно знаете ту девушку, которая сочинила «Бэсамэ…»?

- Да, мы встречались однажды. Её зовут Консуэла.

- И Вы тоже угощали её вином?

- Послушайте, Пол Маккартни, - строго и даже немного зло заговорил Моцарт, - Вы на самом деле подумали, что я могу споить несовершеннолетнюю?

- Не-ет…- Испугано ответил тот.

- Тогда знайте, я просто её крепко поцеловал! – и Ангел раскатисто расхохотался.

«Всего лишь, - стал размышлять Макка, вслушиваясь в этот нечеловеческий смех, - как бы не так…»

- Не смейте компрометировать своими неуместными догадками несчастную женщину! Она ещё жива, к Вашему сведению!

- А почему несчастную?

- А, - вдруг равнодушно так махнул рукой Моцарт, - не сложилось у неё личное…- И всем своим ангельским видом дал понять, что не намерен говорить об этой Консуэле.

«Он читает мои мысли, - осенило Пола, - это настоящий Ангел! Но как он стал Моцартом? Я ведь знаю, я про него что-то там читал и даже кое-что слушал. «Турецкий марш», кажется, «Фигаро» и ещё много что…»

- Однажды на Большом Совете мне разрешили на долю мгновения пожить человеческой жизнью. Вот так и родился у Леопольда Моцарта маленький Вольфганг, - отвечая на эти мысли, стал рассказывать Ангел: - До этого моё предназначение состояло в посещении музыкантов, пытавшихся путём сочинительства разговаривать с Самим. Рутинная работа заурядного редактора! У меня, знаете ли, самый низший разряд среди ангелов. Да, да, - отвечая на недоумённое выражение лица битла, объяснил Амадеус, - здесь у вас на Земле своя бюрократия , а у нас там своя иерархия … Всё по образу и подобию (прости меня бестолкового)… Я отвечаю за музыку, другие за молитвы, медитации, йогу и так далее.

- Вы же говорили, что музыка - это единственный язык общения! – воскликнул Пол.

- Молитвы, медитации, йога и прочее – это не язык, а форма, поэтому они проходят по иным ведомствам. Не перебивайте меня, молодой человек!

В знак молчания Пол поднёс к губам бокал с токайским. Маэстро одобрительно кивнул и стал продолжать:

- Так как я знал, что на Земле мне отпущено немного, пришлось схитрить и притвориться малолетним вундеркиндом… Что тут началось! Меня возили по всей Европе, как диковинную мартышку! Для забавы публики я играл с завязанными глазами и при накрытой платком клавиатуре. Вас ведь тоже уже начали катать по всему миру? Ещё устанете… Кстати, бывал я и в Лондоне, именно здесь я разрешил себе накропать первые симфонии. В Риме местный Папа наградил меня какой-то побрякушкой за то, что я на память записал ноты некоего Аллегри, который сочинил ужасающе громоздкое девятиголосое произведение для двух хоров. Знал бы этот Климент Х IV, что мы вместе с Самим редактировали этот опус, и я слышал все эти звуки задолго до их появления! Между прочим, вас с друзьями тоже вскоре ждёт награда правителя… Не придавайте этому особого значения. И ещё, пока не забыл: никогда не доверяйте своим импресарио, - загонят, как плохой кучер лошадей, вольно или невольно обманут и поселят в дешёвых номерах… Это я знаю по своему земному отцу. Меня успокаивало только то, что всё оставалось в семье. Да и зачем Ангелу деньги?..

Мда, но вернёмся к музыке… Я спешил. За ту долю мгновения, что отведена была мне, я торопился осчастливить людей, как можно больше. Мироощущение земной жизни вдохновляло меня до безумия, и я совершил ошибку! Увлёкся… Приоткрыл покрывало больше, чем было позволено, просыпались звёздные искры, и на Землю просочилась музыка наших небесных сфер… Немедля, меня отозвали, началось следствие, разбирательства… Грозило отрешение и неизбежное причисление к падшим… Но мне повезло. Кое-кто шепнул, что в последнее время Его досаждает ужасными маршами какой-то сапёр, и поэтому Он недоволен моим кратковременным отсутствием. Я тот час метнулся обратно на Землю и нашёл этого военного инженера. Здесь, в Европе продолжалась очередная никчёмная заварушка, люди были перевозбуждены, и этот дилетант возомнил себя композитором. Чтобы успокоить Его, я помог этому сапёру сочинить вещичку, которая передавала всеобщее людское волнение, и сделал так, чтобы он уже никогда не брался за дело, не присущее его прямому призванию военного.

- И что же это за вещичка? – поинтересовался Маккартни.

- Этот бравый вояка назвал её «Боевой песней Рейнской армии». Каково? Но сейчас это гимн Франции – «Марсельеза»…

Пол чуть не поперхнулся очередным глотком токайского. – Это тоже Вы?

- Да. И меня это спасло от сонма падших. Но с тех пор мне запрещено творить земную музыку, и могу я только направлять тех, кто искренне возжелает поговорить с Самим.

- А что было с тем военным инженером, он погиб?

- Да что Вы! Он остался верен присяге, попал в тюрьму, но благодаря «Марсельезе» его отпустили, и умер, как, и я на Земле, в нищете, но в старости и богадельне… Его звали Руже де Лиль.

- Грустно, что его мало кто знает…

- Вы не правы, молодой человек. Кто умер, но не забыт, тот бессмертен. Это сказал один китаец. Мне о нём рассказывали братья из других ведомств… А пока живёт Франция, жив и Руже де Лиль!

От всего услышанного у Пола шла голова кругом. Привычная комнатка с Ангелом во плоти Моцарта казалась не знакомой, какой-то нездешней и даже потусторонней.

- Как вам напиток? – сменил неожиданно тему говорливый маэстро. – Неправда ли, необыкновенно хорош? – И он заговорщески подмигнул захмелевшему битлу. – Его рецепт был найден за много лет до моего земного рождения в провинции Токай, где монахи разрешили крестьянам собирать на монастырских полях виноград, оставшийся после основного урожая. Собирали пожухлые ягоды поздней осенью, после работ, когда рано темнело. Поэтому крестьяне бурно радовались появлявшейся иногда Луне! Виноград давили, но в соке было много сахара, и его разбавляли сухим молодым вином. Это восхитительно! Вот так появилось вино королей, которое Вы сейчас пьёте.

« О чём он говорит? - спрашивал себя Пол Маккартни, - Какие ягоды, какие монахи, какой такой восторг от луны? Я схожу с ума…

- Ещё нет, мой юный друг, - отвечал ему Моцарт, - у Вас всё впереди… Вы в преддверии волшебного таинственного путешествия! Пейте токайское, и Вас ждёт великое будущее… - С этими словами он подошёл к двери, открыл её и поманил за собой Пола.

Повинуясь, Маккартни допил бокал и на тяжёлых ногах добрался до выхода. Моцарт уже был за дверью и ждал его. Пол хотел идти вслед, занёс, было, ногу, но увидел, что вместо ожидаемого коридора перед ним разверзлась кромешная тьма, от которой пахнуло неземным и злым холодом. Всем своим естеством он съёжился и застыл на месте.

- Смелее, Джеймс Пол Маккартни! – торжественно воззвал к нему Амадеус. – Пройдёт Вечность, другая, и Вы привыкните. Не такое уж это плохое место…

Посмотрев на него, испуганный битл увидел, что Моцарт каким-то образом стоит неподвижно во мраке, как будто упираясь в темень ногами. Преступив себя и порог, шагнул Пол навстречу и полетел, вращая кульбиты, то ли вниз, то ли вверх, животом понимая, что напрочь пропал. Какофония неслыханных звуков зазвенела со всех сторон, и множество звёзд, которых тело касалось в полёте, яркими вспышками слепили на миг. Падение было стремительным, но постепенно становилось плавным и, замедлившись, неожиданно прекратилось. Величавая тишина оглушила и потрясла. И только едва различимый шелест, доносившийся откуда-то сверху, ласкал человеческий слух. Пол поднял голову, но почувствовал, что ему неудобно, - Амадеус схватил его за ухо, а сам держался в пространстве мелко и часто шевеля за спиной сложенными вместе крылами… Этот ангельский шелест и раздавался в тиши небес, мерцающих светом звёздных россыпей. Подняв руку, чтобы ухватиться за рукав моцартовского камзола, Маккартни локтём задел тускло сверкающую звёздочку, и она вспыхнула, издав ни на что не похожий звук.

- Этак, Вы переполошите всю Вселенную! - весело сказал Ангел.

- Что это? – хрипло спросил его битл.

- Это небесный нотный ряд. У вас на Земле всего семь нот, а у нас их, как видите, мириады…

- А почему так?

- Даже нам, ангелам, неведом весь Замысел, - серьёзно ответили ему, - мы лишь исполняем его.

Моцарт легко взмахнул огромными крылами, и они понеслись, обгоняя миры и время. Маккартни, ошарашено осматриваясь по сторонам, мёртвой хваткой держался за парящего над бездной Ангела.

- А вот и Млечный путь… Узнаёте?- И Моцарт указал на светящуюся полосу звёзд . – Здесь Вы можете сочинять земную музыку. Дерзайте, молодой человек! Не надолго у Вас есть способность летать по нотам, как птица. Но знайте, каждый Ваш пируэт – это музыкальная фраза. Постарайтесь летать искренне и красиво… - И с этими словами он с силой толкнул битла в скопление несметных светящихся точек.

Пол, действительно, ощутил ни с чем не сравнимое чувство полёта и, преодолевая робость, попытался нащупать принцип расположения звуков по звёздам. Касаясь их руками и ногами, меняя ритм, он быстро постигал технику игры и, наконец, уловил здешний порядок привычных земных нот. Удержавшись ногами на одной из звёздочек, он сыграл первую фразу «Бэсамэ мучо».

- Перейдите в другую тональность, - посоветовал ему Моцарт, зависший неподалёку.

Маккартни нерешительно перескочил на соседний сверкающий гранями алмаз, и чтобы удержать равновесие невольно отбил на нём короткую чечётку.

- А теперь запомните, мой юный друг, - в малых формах ключевой фразой часто бывает вторая, а не первая, почему бы Вам после первых притопов не перейти на тональность пониже, тогда может причудливо поменяться вся структура мелодии... Почувствуйте вновь восторг от полёта и попробуйте взмыть оттуда поизысканней что ли…

Пол согласно кивнул, приготовился, три раза притопнул, наугад перескочил куда-то вниз и, изо всех сил оттолкнувшись, взлетел элегантной свечой. Переворачиваясь вокруг своей оси, он ощутил, что какая-то неведомая сила вытягивает его будто бы вверх и заставляет инстинктивно хвататься пальцами за краешки несущихся навстречу светил. В пространстве разнеслось согласованное сочетание звуков, и мелькнула разноцветная гирлянда огней.

- Я знал, что у Вас должно получиться, - довольно сказал Моцарт, услышав начало мелодии, - теперь сами придумайте, как возвратиться…

Как по наитию Пол стал летать в межзвёздном пространстве, бережно дотрагиваясь до небесных тел, которые в ответ на его прикосновения нежно звучали и вспыхивали тёплым светом. Он порхал меж ними, грациозно выделывая немыслимые фигуры, иногда по классической глиссаде опускался к исходной звезде и, наконец, довёл мелодию до логического конца. В знак одобрения Ангел громко захлопал своими прекрасными крылами и протрубил сочинённые ноты сам.

- Отныне Вы будете творить свою музыку долго и счастливо и умрёте с ней в один день, - торжественно объявил Маккартни растроганный Амадеус. – Помните, что у Вас есть крылья, и Вы умеете летать…

Пол ещё весь в мелодии и полёте, возбуждённый и потрясённый, с грустью вдруг осознал, что пришло время прощаться. Неизбежное подступало тяжёлым молчанием. Вспомнив, чем одарил его и что поведал крылатый посланец, он скорее из вежливости, чем из любопытства спросил:

- А как Вам здесь живётся?

- На Земле было веселей, - внезапно признался Ангел. Посмотрел вниз на звёзды и с тоской добавил: - Здесь… - Он как бы чего-то боялся и, помедлив, шёпотом произнёс. – Ужасно скучно…(прости меня бестолкового).

Резко и мощно взмахнув крылами, Моцарт описал перед Полом Маккартни величественную дугу, застыл скоротечно прекрасным мгновеньем, и вскоре «светящийся след его слился со светом небесным».

Если вы хоть раз любовались закатом в Южной Калифорнии, то наверняка знаете, что светлая грусть, охватывающая вас от этого вида, потому и светлая, что красота эта, возможно, повторится и завтра… Они снова молчали и в который раз за вечер смотрели друг другу в глаза.

- А что был потом? - Наконец, спросил зачарованный Ринго.

- А потом я проснулся в верхней комнатке в доме Эшеров, и в голове у меня жила та самая мелодия. Я сел за пианино и сразу же сыграл её.

- Ну, это я знаю. И ты больше с ним не встречался?

- Нет, - ответил Маккартни, – даже токайское и бокалы исчезли. Остались только три круглых высохших отпечатка на полировке…

- Ты поэтому, часто пел о птицах, сойках там всяких, дроздах?

- Я думал об этом… Возможно… Да нет! Мне всегда нравились птицы, а после этого сна я просто знаю, как это здорово - уметь летать.

- Да, ты достал тогда всех с этим «Йестэдэй»… Тебе поэтому казалось, что мелодию уже кто-то сочинил до тебя?

- Ну, конечно.

Над цветком магнолии, растущей возле беседки, стрекозой зависла изумительной жёлто-зелёной расцветки колибри. Тут же ко второму цветку пристроилась ещё одна, с ярко алой крошечной грудкой. Маккартни внимательно наблюдая за ними, неожиданно проникновенно сказал:

- Ты знаешь, Риччи, я думаю, что и с Джоном произошло нечто подобное…

- Да ну!

- А откуда, по-твоему, появилась «Марсельеза», когда мы записывали «Всё, что тебе надо – любовь»? А «Человек ниоткуда»? А помнишь, как он требовал от техников найти звук машущих крыльев для записи «Сквозь Вселенную»? – неожиданно и с жаром стал перечислять Пол. – О, я помню его взгляд, когда он впервые в студии пропел нам «Земляничные поляны»! Я тогда почувствовал, что без Ангела здесь не обошлось… И вообще, приблизительно с того времени между нами появилась какая-то недосказанность. Ну не мог же я вот так просто выложить ему, что встречался с Моцартом! Он бы высмеял меня и уничтожил. И сам не решался…

- Да, да, да, - оживился и Ринго, - я тоже припоминаю, как здесь, в Малибу, он мне что-то пытался втолковать… Говорил, что специально приехал в Лос-Анджелес, потому что это город ангелов, и он надеется здесь встретить кого-то… Я не придал тогда этому значения. Ты ведь знаешь Джона, он бывал таким забавным…

- Он и в «Дакоте» ждал его.… Но, видимо, это случается однажды, - с грустью произнёс Маккартни.

- А во второй раз приходят другие… Или кто там у них? – мрачно добавил Старр.

Жёлто-зелёная колибри подлетела прямо к столику, на секунду задержалась возле их лиц и стремительно исчезла в небесах. Оба удивлённо подняли головы, и оба издали вздох восхищения.

- Чертовщина какая-то, - проворчал Риччи и нервно отпил глоток уже почти тёплого сока. – Мне пора собираться. Барбара, наверно, уже заждалась. Да и завтра хлопотный день…

- Да, придётся нам снова поработать битлами, – согласился Маккартни.

- Во сколько летим в Вегас? – спросил Ринго.

-Я сказал пилоту, чтобы самолёт был готов в 8.00 по местному времени. А вы, как проснётесь, и как Барбара будет готова… Созвонимся.

И закрутила, как прежде, двух постаревших битлов череда нескончаемых встреч, интервью, фотовспышек и странных событий. Лас-Вегас, внезвёздный мегаотель «Мираж», Цирк де Соле, шоу «Любовь» и вечная музыка «Битлз», живущая теперь сама по себе и без их участия. Они вновь стали героями на празднике собственной молодости и с удовольствием купались в лучах всё ещё неувядающей славы. «Это посвящается Джону и Джорджу!!!»- кричал в рукоплескающий зал Пол Маккартни. Кто помнит, тот знает. Кто умер, но не забыт, тот бессмертен.

Отгремела премьера, пришёл неизбежный вечер. Публика не спешила расходиться, и многие остались на площади перед концертным залом и гигантским отелем. Почётные гости пили шампанское в открытом фойе, а вокруг кричаще сиял огнями Лас-Вегас. Разглядывая прогуливающихся по стрип-стрит людей, Пол обратил внимание на высоченного афроамериканца в костюме Элвиса Пресли. И что-то кольнуло в сердце, когда рядом с ним он заметил двоих людей в мундирах с обложки битловского «Сержанта Пэппера». В мундирах ему привиделись до боли знакомые фигуры… Маккартни обернулся и в копошащемся улье приёма стал искать глазами верного Ринго. Только Барбара стояла в окружении каких-то людей. Он стал внимательно посматривать в сторону живописной группки. Хорошо было видно тёмнокожее лицо афроамериканца, но те двое стояли спиной и в пол оборота. Они с интересом разглядывали свои костюмы, видимо, обсуждая детали. Человек в жёлтом кителе с зелёным отливом даже дотронулся до стразов, усыпавших лацканы белого пиджака Элвиса… Но вот тот, что был в алом мундире с серебряными галунами, украдкой, из под треуголки, взглянул в направлении Пола, и от этого короткого движения снова кольнуло в груди. Он вновь оглянулся в поисках Старра и тут же заметил, что те двое двинулись ко входу в гостиницу. Это были знакомые походки! Маккартни кинулся к Барбаре и нервно спросил:

- Где Риччи?

- Я не знаю, Пол, он где-то здесь…

Но Маккартни уже не слышал и принялся энергично протискиваться через толпу. Краем глаза уловил, как синхронно зашевелились секьюрити. «Если зайдут во внутрь, их не найти,» - вспыхнуло в голове. Он привстал на носки и посмотрел вслед удалявшимся, - те были уже неподалёку от лестницы, ведущей в вестибюль. Рывок, чья-то спина, - «извините», - шаг в сторону, снова рывок. Кто-то крепко держит за локоть:

- Мы не догоним их, Пол, - тихо сказал Ринго, - давай просто рассмотрим получше.

Они быстро отошли на свободное место и, пристально вглядываясь в спины двух уходивших, стали негромко переговариваться:

- Тебе тоже показалось?

Бывший барабанщик «Битлз» неопределённо пожал плечами и также неопределённо ответил:

- Может, и показалось…

- Нет, ну очень похожи! Жаль, что отсюда не различишь лица, - по-мальчишески сокрушался Пол Маккартни.

- Если это и они, и не хотят, чтобы мы с ними встретились, то пусть так и будет, - мудро изрёк Ринго Старр.

На ступеньках лестницы к тем двоим подошёл швейцар, и они принялись с ним оживлённо о чём-то беседовать. Пол вдруг сильно сжал плечо друга, - на швейцаре была не обычная ливрея, а расшитый золотом бордовый камзол... В разговоре он картинно, по-дирижёрски, взмахивал руками, и его белые манжеты всё время указывали в сторону концертного зала. Собеседники согласно кивали ему. Неожиданно тот, кто был в жёлтом мундире с зелёным отливом, повернулся, снял очки и невидящим близоруким взором посмотрел в сторону Пола и Ринго. Когда он водрузил их обратно, странная троица, выстроилась в рядок, взялась под руки и, куражливо пританцовывая, потянулась во внутрь вестибюля. Человек в алом, не оборачиваясь, снял свою треуголку и помахал ею, то ли приветствуя кого-то, то ли прощаясь. Через мгновение их разноцветные силуэты слились с ярким отблеском от неоновой вывески отеля «Мираж».

P.S. I Love You

На следующий день, прилетев в Лондон и вернувшись в своё поместье в Восточном Сассексе, сэр Пол обнаружил вместе с ожидавшей его корреспонденцией необычную посылку. В изящном деревянном ящичке в плотном ворохе душистого сена находилась бутылка со старинной пробкой из сургуча. На простой чёрной этикетке золотым тиснением было выведено:

TOKAJ ASZU

1756