Ыц-ыц-ыц - звуки неслись от граммофона, пробиваясь сквозь шипение заезженной пластинки, играющей по три месяца в год - от дождливого октября до января с его заснеженными улицами и замороженными продавцами у газетных лотков. Ыц-ыц-ыц - желто-красная метель неслась по улицам, смешиваясь с дождем и свежим дыханием осени.

(Солнечный свет - серый, а по ночам - черно-желтый, тротуар - серый, а стены - черно-желтые, мир - серый, а люди - черно-желтые, чувства - серые, а мысли - черно-желтые, жизнь - серая, а смерть - черно-желтая...)

Ыц-ыц-ыц... Музыка, издаваемая квакающим агрегатом, пробивалась куда-то в верхние слои сознания, в астральную оболочку личности, где материальны только слова и звуки, а еще липкое ощущение холода, коим пропитано все существование; холодные руки по капле выдавливают из клавиш символы, холодные глаза обозревают мир тусклым взглядом, холодный ум пытается найти верные слова.

Посмотрите на этого человека. Это он сидит у пишущей машинки с заправленным в нее и наполовину заполненным листом бумаги, это он, прижимаясь носом к стеклу, смотрит на улицу, это у него вот уже полмесяца играет заезженная пластинка (ыц-ыц-ыц), это ему завтра сдавать в редакцию статью, которую он только что начал, это его зовут Александр.

Звуки обостряют у него грусть, не светлую, с видом заходящего солнца, с рекой или озером, с туманом и закушенной губой, а темную, с серыми буднями, когда душа так сильно хочет вырваться на свободу, а ей приходится тащиться за тяжелым телом в магазин, в поликлинику, в кафе, домой, в редакцию.

Осень хочет втоптать Александра в размеренное русло реки Жизни, где по утрам все ходят на работу (а перед этим пьют чашку кофе и читают новости), а потом в магазин, иногда - к врачу и сразу домой, где, засыпая с сигаретой в руке, все смотрят телевизор. Осень хочет утопить его душу, и тогда он включает граммофон - ыц-ыц-ыц - и пытается унестись туда, куда зовет его музыка - в мир заснеженных гор и драконообразных облаков, подальше от металлического скрипа шестеренок, туда, где одновременно с окончанием заката начинается рассвет...

Моросящий дождь, стуча по крыше, возвращает его в комнату, к пишущей машинке, серому свету от окна, а музыка остается всего лишь музыкой, его переживания не обретут плоти, и не окажется ничего важнее, чем бессмысленная статья на две тысячи знаков.

Он встает, и стул, злобно скрежеща и царапая паркет, отодвигается в сторону, освобождая сцену, место для действия, где он будет лишь зрителем, lonely simple spectator, а Александр, устав от скуки и однообразия, будет под наполняющие комнату ыц-ыц-ыц совершать какие-то поражающие воображение действия, скинет на пол и растопчет, например, пишущую машинку, но не граммофон, нет, как же он будет существовать осенью без этого самого распространенного вида мазохизма, без этой намертво запаянной бутылки спиртного перед алкоголиком; нет, он лучше убъет пишущую машинку и, вместе с ней, - свою карьеру.

Александр встал. Он раздвинул занавески и, распахнув окно, взобрался на подоконник, после чего некоторое время стоял в раздумьях: с какой стороны ему спуститься вниз? Стремительно и быстро и далеко и навсегда, или медленно и тихо, как еще один этап в жизни, еще один акт в преодолении себя? Жизнь - серая, жизнь скучная и буднично серая, как эта осень с просматриваемыми до дна водоемами и плавающими, как травяные лодки, листьями, а смерть - вспышка, одна черно-желтая вспышка, после которой... а что после нее будет? пространство after death - чем оно заполнено? никто не знает... А вдруг там точно то же самое, те же будни, те же отвратительные улицы, только вместо Невы - Лета, и души умерших так же ритмично дергаются, счастливые из-за своей мнимой свободы?

Но бежать уже будет некуда, в любом случае некуда, каков бы ни был исход. Тогда имеет ли смысл проверять, бежать в эту последнюю инстанцию, уповая без причин на то, что там все иначе?

Александр спустился на пол своей комнаты, в тот мир, где он чувствовал себя намного уверенней, чем в любом другом месте. Подобные раздумья отнимали у него по три месяца от каждого года, с удивительной периодичностью и ритмичностью, как эта проникновенная нежная музыка: ыц-ыц-ыц, ыц-ыц-ыц....