Я лежала на кровати, согнув одну ногу в колене, а правую руку небрежно отбросив на подушку. Мой тупой бессмысленный взор был устремлен в просвет открытого окна между сдвинутыми зелеными шторами. Там был виден кусок светло-голубого предзакатного неба и край многоэтажки с лысой бетонной крышей, кое-где щетивнишееся блестящими решетками антенн. Я уже пару минут, не отрываясь, смотрела на несколько окно предпоследнего этажа и балкон. Окна были завешаны узорчатыми белыми занавесками, а на рамах была жуткая облупившаяся посеревшая краска. Застекленный деревянный балкон мутнел немытыми стеклами. И окна и балкон пустовали. А я и не надеялась. Просто привычка. «Мы легли на дно, мы зажгли огни. Во вселенной только мы одни». В точку. Я на дне. На дне пропасти, в которую падала вот уже несколько дней. Что-то не так. Мне было плохо, очень плохо. Хотелось плакать, да вроде ничего не льется. Не умею я плакать, по-настоящему, по-женски. Может, потому что не беда, не такое уж и горе. Хотя, если вдуматься, мне улыбаться следовало бы. Может показаться, я с жиру бешусь. Как бы не так! Такое ощущение, что мое чувство благополучия надтреснуто, поэтому я не могу наслаждаться этим. Мне плохо. Просто выть хочется. Я наверно не совсем здорова, а может подростковый возраст. Чертов возраст! Самое странное, я взрослеть не хочу. Хочу быть маленькой, в восьмом классе где-то застрять. А все из-за того, что боюсь будущего. Что там будет дальше? За школой. Что? Жизнь, от которой уже сейчас хочется повеситься. Затрезвонил телефон. Вздрогнув, я на минуту закрыла глаза, в которых потемнело от долгого смотрения в одну точку. - Алло? Песня в наушниках сменилась тишиной. - Женя... Я больше не могу! – взволнованно пролепетала Ира. - Опять он? – бесстрастным голосом спросила я. - Да!.. – подруга заплакала. - Выходи сейчас. Встретимся на нашем месте. - Хорошо, - сквозь слезы сказала Ирина. Я вздохнула. Сев на кровать, опять глянула в окно. На том балконе стоял тот, кого так пыталась увидеть. Толик стоял и смотрел вниз. Он курил. Я встала за занавеской. Мало вероятно, что он увидит, но все же. - Ах, Толик, Толик... – прошептала я. Выбросив окурок, он скрылся. - Дурачок. Я еще больше погрустнела, но надо было идти. Я не спеша, оделась и вышла. «Ну, зачем же такая любовь? Что не сбудется, не получится!» Действительно, зачем? Бессмысленно мне было влюбляться, но разве любовь когда-нибудь спрашивает? Когда я проходила мимо его дома, Толик снова был на балконе. Из его окон доносилась громкая музыка. Я подняла голову, невзначай глянула вверх. Толик смотрел на меня хмурым взглядом. Его темные волосы золотились на солнце. Дерзко мотнув головой, я ускорила шаг. На камне за домом уже ждала меня Ирина, миниатюрная брюнетка с яркими голубыми глазами, под которыми сейчас появились синяки и припухлости. А щеки покраснели от слез. Ира подняла ноги на камень, и обняли колени руками, положив на них голову. Я отключила плеер и села рядом. Ира ничего не сказала, закрыла ладонями лицо. Я услышала всхлипы. Я обняла её за плечи. Ира уткнулась мне в плечо и заплакала. - Он опять... накричал на меня! – завыла Ира, орошая мое плечо непрекращающимся потоком слез. Я механически гладила её по жестким волосам, а сама без выражения уставилась вперед. Чуть ли не физически я ощутила боль подруги. Мне стало холодно, хотя стоял теплый летний вечер. - Что мне делать, Женя? – четко сказала Ира, подняв голову. Я взглянула в её испуганные красивые глаза. Мне её жаль. Такую маленькую, но с железным характером. Её толстую броню пробил, как это можно было ожидать, мужчина, двоюродный брат. Он тиранствовал уже два года, изводя своими прихотями младшую сестру. Ирина сильно изменилась, стала нервной и легко ранимой. - Не знаю, Ир. Не спрашивай, – хрипло отозвалась я, уставившись в траву перед камнем. Ира не обиделась. А я и не умела утешать, и она это знала. Также она знала, что мне тоже больно за неё. Она оторвалась от меня и выпрямилась. Ладонями она провела по лицу, как будто вытирая грязь. - Нужно что-то делать, – твердо сказала Ирина. - Что? – бесцветно спросила я, удрученная, казалось, больше чем она. - Пока мать в больнице. Надо что-то делать. И она глянула на меня. В голубых глазах играл лихорадочный блеск. Я поежилась – ветер холодил спину. - Что ты предлагаешь? – спросила я. Ирина отвернулась. Она уже дошла до того состояния, что готова была на решительные действия. Появилась энергия, сила противодействовать раздражителю. Я не знала, до чего доведет её фантазия. Благо хорошей фантазией обладала я, а не она. Но мой мозг отказывался работать. - Или ты просто думаешь? - Пока мама в больнице, – задумчиво повторила Ира. Её голос был спокойным. - Может Дашу и Олю... – начала я. Ирина снова повернулась ко мне. С ней творилось что-то не ладное, она странно смотрела на меня. - Да, - произнесла она. – Да. Его надо убить. Я замерла. По телу прошелся холодок, но не от ветра. Я не поверила своим ушам, решив, что подруга шутит. - Ир, ты шутишь, правда? - Женя, я так больше не могу. Не могу. Или я, или он. Мы больше не сможем существовать в одной квартире. Он не уйдет, треть квартиры его. Да и мама его не выгонит, она любила свою старшую сестру пообещала заботиться о племяннике после её смерти. Она меня любит, но она сдержит слово. Хотя, он не человек, а дьявол. Я не шучу, Яна. Так вести себя человек не может. Я вспомнила, как была несколько раз у Иры дома и видела Кирилла с его лысой головой и большой армейской татуировкой на плече. Еще тогда я испугалась его очень светлых глаз, из-за которых он казался вампиром, слишком выделялись зрачки. Я еле выдержала его вампирский взгляд. Кирилл зашел в комнату к сестре, даже не постучавшись. Поздоровавшись со мной, он ухмыльнулся и вышел. Видно, он хотел сказать что-то. Ире, но не решился в моем присутствии. Так и ушел ни с чем. - Мама говорит, что скоро накопит денег, отдаст ему, и он съедет. Но она в больнице, у неё слабое сердце, – продолжала Ира. Она опустила глаза, и снова печально взглянула на меня. – Я боюсь, она не выдержит. Он же сведет в могилу. А потом и меня... - Ира, но ты же понимаешь, что это невозможно? – осторожно сказал я. - А выхода - нет, – сказала подруга. - Он же сильнее тебя. Как ты себе это представляешь: уложить здорового мужика, недавно вернувшегося из армии? – спросила я. - Это было два года назад, эта армия. Тем более, это можно седлать хитростью, – ответила Ира. – Я на, извини, что... Но я не могу. Если хочешь... - Ты одна не справишься, - перебила её я, догадываясь, к чему клонит Ира. – Я твоя подруга. Не даром, ты позвонила мне, и не Даше или Оле. Мне становится страшно, когда я подумаю, о том, что ты сказала, но я не могу оставить тебя. У меня было такое ощущение, что я подписала себе приговор. Ира благодарно глянула на меня. - Мне тоже страшно, Женя. Очень. Но он этого заслужил. Может это глупо, порывисто, но по-другому вылезти из этого дерьма я не могу. Убежать – слишком просто, именно этого он и добивается. Но я не дам насладиться ему одиночеством. Он не оставил мне выбора. - То есть, он сам напоролся на выставленный нож, – подытожила я - Наверно. Он сам виноват. А я просто защищу себя и свою мать. - А если кто-то узнает? Нам это с рук не сойдет, хотя мы несовершеннолетние. - Я всю вину возьму на себя. Ради смерти этого подонка я готова отсидеть срок, – заявила Ира. - Я тебя не оставлю. Ира, - дрожащим голосом сказала я. Меня трясло, будто я окунулась в ледяной проруби. Мысли спутались, я одна навязчиво перекрывала их. Мы его убьем. Мы его убьем. Он виноват и понесет за это кару. Пусть не от Бога, но от жертвы. Я поверила, что мы сможем сделать это. И никто нас не осудит. Все будет по справедливости. И она восторжествует. - Мы сделаем это, Ира. У нас выйдет. Я тебе обещаю. – Мы смотрели друг другу в глаза и понимали, что ничто нам не помешает сделать задуманное. Ира обняла меня и сказала: - Спасибо, Яна. Без тебя я бы на это не решилась.
Мы договорились, что каждый придумает свой план. Потом выберем оптимальный, а другой оставим, как запасной. Когда я шла домой, мне стало плохо. Все вокруг казалось нереальным. Дети играли, взрослые гуляли, смеялись, радовались – все казалось иллюзией. Мне стало страшно. Ведь мы решились на самое страшное, что можно придумать. Мы решили убить, такого как мы, такого же, как эти счастливые люди, убить себе подобного. Мы за Бога решили лишить его жизни. Мы пойдем наперекор судьбе. Мы осудим человека на смертную казнь, не спрашивая никого. И самое главное он это заслужил. Он мучил мать Иру, и саму Иру. Это тварь не имеет права жить. Бог позволяет ему безнаказанно ходить по земле, доводя до страданий родных. Да, смерть слепа, но на этот раз мы заставим её открыть глаза. Для Кирилла его смерть – это мы с Ирой, две маленькие девочки, которыми руководит не просто ненависть или месть, а суровая рука правосудия. Почему мы не имеем право решать за него? Он же позволил себе измываться над родными. Мы должны прекратить это – сейчас или никогда. Я судорожно вздохнула. Голова кружилась от тяжелых мыслей. В конце концов, мне всего 16, но я убью эту дрянь. Нет, мы убьем его. Я осознавала всю серьезность нашего решения. Эта безответная любовь к Толику показалась мне смешной по сравнению с тем, что мы задумали. Толик – это такие мелочи, так не серьезно и глупо, как-то бессмысленно, не имеет большого значения, ведь скоро кто-то будет мертв. У кого-то скоро мы отберем жизнь.
* * * * * Я старалась избегать мать, чтобы её материнское чутье не уловило настроение моих мыслей. Я чувствовала себя подавленной и оглушенной. Наверно, так себя чувствует рыба, которую ударили об камень. Я посмотрела на свои руки. На доли секунды мне показалось, что на них большие красные пятна. Я тряхнула головой, видение прошло. Я не могла уснуть. Встав с кровати, в темноте на ощупь я дошла до ванной. Там, включив свет, я нашла в шкафчике спасительные таблетки. Они меня спасали, были моим кругом над водами жизни. Каждый раз, когда я глотала их, мне становилось хорошо. Уснула я лишь около 2 часов ночи, проворочавшись 3 часа в неудачной борьбе забиться и уснуть. Но все же усталость взяла верх, и я окунулась в сон.
Утром меня ненавязчиво разбудила мама. - Женечка, с тобой все в порядке? – озабоченно спросила она. - Да, мам. – Я с трудом разлепила глаза. – Все хорошо. Мама невольно напомнила мне о вчерашнем. Я погрустнела. - Женя, думаешь, я не заметила, какая ты вчера вернулась? Я не хотела тебя вчера трогать, – мягко, но настойчиво сказала мама. – Что-то произошло? Я внутренне съежилась: придется соврать, точнее не договорить. Сказать, что все нормально, не было смысла. Мама слишком заботлива, но не слепа. - Ничего, мама. – Пусть она сама придумает. - Это все Ирина, да? – строго спросила мама. Что? При чем тут Ира? Мать все-таки чувствует ребенка, но она лишь мама, а не экстрасенс, и читать мыслей, я надеюсь, не умеет. - Она опять все на тебя выкинула? Она тебе плакалась? - Что в этом такого? - Она на тебя все выплескивает, а потом ты приходишь домой, как бомбой оглушенная, – сурово заметила мама, но потом её тон смягчился. – Думаешь, я не вижу? Я мать. Я вижу, какая ты ходишь, после совместных ваших гулянок. - Её брат обижает. Она не может молчать. – Сказала я, приподнимаясь на локти. - Это их семейные проблемы, Яна. Я не выносила бы сор из избы на месте Ирины. – Назидательно сказала мама. Мама меня здорово пугала. - Мам, ты же не жестокая, не говори так. Ире тяжело, ведь её мать в больнице. А она там одна с этим... Кириллом. - А ты тут при чем? – поинтересовалась мать, чувствуя свое явное преимущество. - В каком смысле? - Обижает он её, а ты, почему тоже страдаешь? - Ничего я не страдаю. – Я начинала сердиться на маму. Она совсем неправильно судит. Мама вздохнула. - Доченька, пожалуйста, избегай её... жалоб. – Ласково сказала она. – Тебе они ни к чему. - Кто «они»? Жалобы, что ли? – мрачно спросила я. - Её проблемы. Чужие. Пусть она сама их решает. - Мама, она моя подруга. А друзья познаются в беде. – Сердито отчеканила я. – Я не собираюсь бросать её в трудную минуту. Я отвернулась к стенке и укрылась до подбородка одеялом. Разъяренным взглядом я сверлила снеку с голубыми обоями в дурацкую ромашку. Одна ромашка особенно страдала. -Женя, я хочу только добра, – мама положила мне руку на плечо. – Я ведь мать. Я молчала. Мама ушла, оставив меня наедине со своими нелегкими мыслями. С самого утра головная боль. Так не пойдет. Надо быстрее это закончить. Где же мои таблетки? Несмотря на укоризненные взгляды матери, я позвонила Ире и договорилась о встрече. Перед тем, как закрыть за собою дверь, я обернулась: - Мама, ты же не хочешь, чтобы твоя дочь росла предателем? Мама посмотрела на меня с каменным лицом. Я захлопнула дверь и ушла. В голове мелькнула мысль, сожрать всю пачку таблеток целиком, просто на зло. | 
Библиотека // Объявления