ПРИБЛИЖЕНИЕ ВОЗДУШНОГО ВЕКА

ВИСОКОСНАЯ ВЕСНА

Пёстрая ночь первобытна и, будто бы нега в колодце,
Движется осторонь далей и мшистые росы лакает.
И ни слезы здесь, над бездной, ничьей никогда не прольётся,
И ничему не дано будет имя. Ведь, оберегаем,

В едком своём обнаженьи, у самой воды, первобытный
Сверхчеловек, брезжит, пенится в неводах дымной сирени.
Изгнанный из хризолита безвременья, луч очевидный
Учит двух ящериц, падчериц камня, отбрасывать тени.

Помнит о свете искристый глашатай с глазами пантеры.
Живы лишь в зрелищах, мы заклеймим бутафорию судеб.
Даже врождённая жажда реки, утлый вздох атмосферы
Не потревожат сомнением нас, утопающих в чуде.

Свет мой, в нетронутом небе торжественно наше паденье.
В невисокосном году здесь случилась весна високосной.
Мы здесь навеки и знаем об этом с момента рожденья.
Нам непременно запомнятся все високосные вёсны.

СТРАННОЕ

Иней таёжный поймал нас в воздушные сети…
Был такой месяц: взроптали звериные тропы,
В этот же месяц погибли все гризли и йети,
А ледниковый период сковал всю Европу.

Парусник в порт не зашёл, горизонт харкал кровью,
Атомной розе ветров отдалась атмосфера,
Взвыли вулканы, созвездий затмив поголовье…
В эти же дни – я был назван твоим кавалером.

Десять затмений за четверо суток случилось,
В сахарный прах превратились Шанхаи, Нью-Йорки,
Вымерли люди, их души на мел раскрошило…
В этот же месяц мы были друг другом в восторге.

В этот же месяц рассыпалось лунное тело,
В этот - обрушился карточный дом поднебесий.
В этот же месяц с тобою я стал одним целым…
Всё это странное произошло – в один месяц.

THE DARK FUTURE

Следи за собой… Будь осторожен.
В. Цой

Сегодня в похмельи сидел на балконе и думал:
В апреле сдались - порознь, не было спазмов, но утром,
В апреле, воскресли – уже как одно, т.е. сумма,
И то, что случилось в апреле - доподлинно: чудо.

Ещё мне подумалось утром, что ты не в обиде
За то, что когда-то я был не с тобою, с другими,
Что их ждал домой, перед ними бывал в птичьем виде…
Я думал: простила. Я думал сменить своё имя.

Волшебные пазлы сложились уже в навигатор…
Когда-то мы были бумажными птицами, позже -
Из нас самолётики делали дети, когда-то
Мы были бумажными, белыми... Стали похожи

На тёмное будущее, на поклоны тюльпанов
Инертным цветам миражей и сияний полярных…
Миграции высекли плётками меридианов
Нас, нас засекли параллели до комы янтарной…

Не рушь. Адский зной. Демонтируют небо, радары.
Цветаевское и бездомное наше либидо
Торгует на рынке рабов нашим счастьем поджарым,
И кратеры сыты отсутствием, кратеры сыты…

Я думал, что ты – в этом омуте сфер бесшабашных –
Простила меня, я на юность накладывал вето…
Но я был лишь птицей и я был наивен, бумажный:
Теперь, пустельга, ты меня ненавидишь за это.

ПОКАЯНИЕ

Без виз снаряжения -
К незримой, неведомой - через terra incognita -
Моё отражение
Моим почтальоном, бегущим по лестницам огненным! -

Моё покаяние -
К Тебе и к Твоей первозданной прозрачной небесности -
В обход расстояния
Любого, но через потерю себя в безызвестности! -

И снова не выпросить
У спичек промокших - огня: никакими молитвами.
Нас заживо выбросит
Приливом тревоги на берег, бескровными битвами

Заросший уродливо
На скорую руку, как будто бы травами сорными.
Но ветер заботливый
Развеет наш пепел над волнами радужно-вздорными,

И мы, отражения,
Что морем был Хаос, а берегом - глубь океанная
Безбрежного зрения,
Поймём и - нырнём, словно дети, в волну окаянную,

Под тучам серыми,
И в том океане сольёмся в единое целое,
И станем - химерами,
И мир спрячет чёрное знамя и вытащит – белое.

КОГДА ГОРИТ НЕБО

Жернова древних туч высекают из сопок огнива –
Полосатые молнии, весь тёплый край наш – простужен.
А мы будем сегодня – приливом морским и отливом…
Буреломные перья взрезают цветочные лужи.

Мы ещё не узнали друг друга – доподлинно полно.
Да, мне страшно открыться тебе, но мы – храбрые птицы.
Мы идём на посадку, и мы обращаемся в волны,
Мы взовьёмся над твердью, как только гроза прекратится.

Мы такие глубокие, словно туннель в обручальном
Раскалённом кольце, мы такие с тобою Гольфстримы!..
Словно лентами Мебиуса оказались все тайны –
Изучить нас не сможет никто, нас с тобою помимо…

Сколько с гирей на шее наш Бог в нас не падай,
Сколько ведьм не топи в наших заводях мятных,
Не узнает и Он, кто мы, что мы за птицы и надо ль
Нашим Господом быть, и к тому – совершенно бесплатно…

Никому не дано разгадать нашу масть и породу,
И нашёптывать чудищ воздушных, и кутать грозою;
Только мы – в святотатственных наших, мурлычущих водах,
Полных древних пиратских сокровищ времён мезозоя,

Каждой глубью друг друга навек очарованы, ищем
От всего и от всех в их объятиях – противоядья…
Это – водоросли ошалевшие на пепелище
Невесомого эго, накрытого водною гладью…

Лишь одно легкомыслие нам позволяет друг другом
Овладеть до конца, в каждой капле навеки срастаясь:
То, что ты для меня – и дитя, и сестра, и супруга,
То, что ты для меня – и бесёнок, и зверь, и святая…

Только в этом отличие, только поэтому ровня
Мы – друг другу, для всех остальных априори – мустанги:
То, что я для тебя – и ребёнок, и брат, и любовник,
То, что я для тебя – и журавль, и ястреб, и ангел…

ДЫХАНИЕ ГЛАМУРНИЦ

Ночь – тотем. Глаза гламурниц смотрят одиозно
На иных глаза харизматичные гламурниц,
Виселиц качели и весы, на дымных звёздах
Open-air'ы в чёрном, субмарины на Сатурне…

Но – вагон метро смывает их в туннелей вены,
Корчатся туннели реками сгоревших далей.
Рамблер, Яндекс, Гугл… Поиск слова: «Ойкумена»… -
Засекреченный объект – ищу внутри тебя лишь.

Знай, что мы стремимся лишь к тому, что презираем.
Знаю, что обрящем только то, что нас изменит,
От нас прежних, в водах времени перетирая,
Не оставив и на камне – камня, только – тени.

Знай, что наша цель – питать времён седые волны,
Наша жизнь – в исчезновеньи этом, в этом хлебе…
Свой приказ прохожих не заметить я исполню.
Ты осуществишь свою мечту развеять пепел.

Здесь – дыхание гламурниц тени выдувает
Из туннелей неземного метрополитена.
Я другой системы ценностей не знаю.
Ты – моя единственная ценность.

С. М. П.

"Стань моей птицей…"
Д. Арбенина

Белые комнаты из паралона,
В креслах - с бумажною кожей - царицы,
В помеси ртути и одеколона
Руки прижав к серпантиновым лицам…

Дым неолитовый - знак в теореме,
Блеск хризолитовый - путь без штурвала,
Томных медуз обгорелое племя,
И позвоночник колодца-провала…

Всё - надоело. В песке - чудо-юдо.
Дышат пугливо рыбацкие сети.
Месопотамия брызжет салютом.
Экстраполирован зной. Брезжит ветер.

Будь моей кроной и я - стану птицей.
Я так привык к лепесткам твоих мыслей.
Кто: или ты в меня вкралась страницей,
Или же я к тебе кем-то - причислен?

Перемножать бесконечность свиданья
На бесконечность семантики - буду.
Неумолимая цель Мирозданья,
Будь моей лампой, и я - стану чудом.

Будь мой кроной. Мы вне всех градаций,
Списков, исследований, коалиций.
Я помогу тебе не забываться.
Ты мне поможешь от скрытности скрыться.

Только одна из бесчисленных фурий,
Наша судьба - лишь кофейная гуща…
Будь моей кроной и будь моей бурей.
Я буду рядом: судьбою отпущен.

ПОХОД

Под вечер гадают в глубоком окне наважденья,
И воск, и кофейная гуща, и карты – мухлюют.
Дрожа, у обрыва над тьмой мир стоит на коленях.
Дрожа, бездна бездну – смешит, бездна бездну – целует.

Сквозь райские птицы туманностей, их гоголь-моголь,
Проходишь навылет, и кротки пугливые совы.
Ты маленький леший миров, и осенняя тога
Твоя извивается пламенем лун бирюзовых.

Смотри: заземлившиеся, угловатые люди
Не слышат твой пульс, не пульсируют вместе с тобою,
И капсулы тел их обтянуты войлоком буден,
Они герметичны, у них – нет пути к водопою.

Они не заметят тебя, пока ты – несомненно -
Туда не вернёшься, блистающей, юной, беспечной.
Но Здесь – твоё место, и ты, домовёнок Вселенной, -
Ты знаешь теперь: твоим пульсом пульсирует вечность.

… Промозглой Вселенной кофейная гуща угрюма.
Линяя, шуршит под ногой насыпь звёзд-привидений.
Внезапно бессмертные люди в текучих костюмах,
Тебя увлекают - в свой каменный век, в свои сени.

И ты так прекрасно нелепа среди всех осколков
Их душ, облачённых в периоды полураспада.
Они от тебя отвернутся так скоро, как только
Постигнут, насколько ты лучше их всех, вместе взятых.

ЧУЖОЙ КРЕСТ

Занавешенных перьями фениксов, бусами яблок,
Растерявших камней, обратившихся в воздух, улов -
Вереницы шаманов в рыжеющих хищных пентаклях;
Небылицы седых взбудораженных колоколов
И завравшихся звёзд, невменяемо мутных и дряблых,
И сочащихся через мишень атмосферных колец
Годовых, заклеймённых своим тяготеньем к спектаклю,
Цель которого – нас распластать на косматой земле… -

Это – широколиственный яд, это – щупальца кукол,
Оскорблённых величием наших истерзанных душ,
Это – за руки ведшая нас непроглядная вьюга,
Это – пар водяной в раскалённом дремучем аду,
Имитация лишь аритмии сердечного стука,
Индульгенция только тому, кто не свой крест несёт…
Кто-то нам запрещал разглядеть все обличья друг друга,
Кто-то нас отвлекал от того, чтоб мы поняли всё.

ДЕНЬ НАСТАЛ

И тем яростней, тем обреченнее я понимаю,
Что бессмысленным ворохом прошлое было твоё,
Бесподобно-ненужной прелюдией к очарованью
Тихим плеском ладьи, распоровшей ночной водоём;
Твоё прошлое – льдов столкновения сцена немая,
Непригодные дубли, развратных богов образа…
Нам запудрили наши сердца злоключений вливанья…
Мы могли бы стать неразделимым лет восемь назад.

Литургия последней звезды, полусном окроплённой,
Своих жертв ледяных прекращает обратный отсчёт…
Всё то время, которое ты была верной кому-то,
Всё то время, которое я мотал с кем-то ещё –
Мы должны были быть одной бурей, и птицей, и кроной,
Одним целым, одним неделимым, скрестившимся в - Высь.
Мимо стольких счастливых минут мы прошли, как Иуды!
Лишь теперь, ближе к финишу, свет мой, мы всё же срослись.

Я ЕСТЬ ЛЮБОВЬ

Я духовно стерилен.
Свиданием меньше, свиданием больше - не важно.
Настоящая божья коровка в футляре. Свидетель
Отрешенья, шалаш-мой-музей, оказался бумажным,
(Спасибо скажи, что не карточным, да).
Я безумно люблю слово "дети",
Я вбегаю в туннель с первобытным смиреньем и радостью птичьей волны...
Но электирика горных бермуд проливает на небо
Полярный багрянец, полярную синь, бирюзу...
Археологи окоченелости ловят сачками. Я - запах наяд.
Я духовно стерилен, но я есть Любовь.

ВОЗДУШНЫЙ ВЕК

Ни для кого не секрет, что по осени цепи, вериги
И кандалы, осеняя набегами муз мой фиорд,
Вновь облетят, как волшебные наши – в чужих руках – книги,
С пьяных бессвязных молитв наугад, цифровых, бездыханных
На удивлённый, морскою болезнью истрёпанный порт,
Вновь отомрут все оковы и станут свободны туманы…

Так вижу я отмирание прошлого, так в хороводе
Октаэдрически-сложных сансар от тебя отпадут
Джунгли людей, изумлённые тем, что ты есть, тем, что ходишь
В их косолапых кощунственных дебрях, и тем, что в них дышишь,
Тем, что без них ты возможна и тем, что вне их тебя ждут…
Так ты становишься дальше от них, а ко мне – ближе, ближе…

Так я бегу от зарока быть ключником и заключённым
В утлой своей тёмнокожей лунарне, где быть одному,
Так отрекаешься от обещания быть обречённой
Ты: и занозы, и ссадины нам отслужили, и море
Смыло темницу твою и мою раскрошило тюрьму…
Прошлое выродилось в анфиладу ручных бутафорий…

Если мы выдержим это, и выживем, не покалечим
Плеск наших крыльев о прошлое, то, что не нужно живым, -
Мы, алконосты индиго, мы, зрячих туманов предтечи –
Непобедимые будем, мы счастливы и белоснежны,
Будто жемчужный на глади вечернего озера дым,
Будем в своих уссурийских одеждах – вселенных безбрежных…

Целясь в горящую даль тетивою причала, в туннеле
Тесном летя по валторнам шалфейными вскриками сов,
Мы закалились, судьба не страшна нам, мы просто успели
В душном апреле – вдохнуть и сбежать, мы взлетели туманом
Над студнем дебрей, над монастырём часовых поясов…
Нам затянуло лучами закатов смертельные раны…

Ни для кого не секрет, что был каменный век, но – воздушный
Скоро настанет, и джунгли людей отомрут позади…
Радостно то, что - не Прошлое ждёт нас, что Завтра – послушно
Нам, что течение паводка времени бесповоротно,
То, что мы сами способны воскреснуть, друг друга – спасти,
То, что никто не сумел помешать нам быть светом свободным.