Андрей вышел из дому в десять часов, тридцать первого декабря 2006 года. Все в нем было спокойно. Под ногами хрустел снег, а улица была абсолютно пустынна. По традиции перед новым годом он встречался со своей старой знакомой – Аленой. Она знала Андрея очень давно и считала его настолько хорошим другом, что находила возможным не звонить ему месяцами. Знаете, ведь лучшим друзьям не обязательно часто видеться.. У Алены были длинные худые пальцы и вытянутое лицо со впалыми щеками. Она была безумно красива, но мало кто об этом знал. Она, как и Андрей, много читала и впитывала в себя мудрость, как губка - воду. Правда, Алена не знала, что ей не обязательно читать и впитывать – она родилась для чистого счастья, а мудрость, известно, всегда портит счастье. Она тоже вышла в десятом часу из дому, чтобы встретится с Андреем. У двух друзей это было традицией – встречаться перед самым Новым Годом. На этот раз они договорились увидеться в одном маленьком кафе, которое стояло ровно посередине между их домами.

Андрей шел и слушал, как хрустит снег под ногами. Два месяца зимы позади, а он впервые слышит звук своих шагов на мокром снегу. На улице тихо. Перед праздником все сидят дома и готовятся, что ж, они знают, чем рискуют. Ведь ничего не стоит выйти на улицу и удивиться: как тихо, как пустынно, как волшебно, как спокойно… Впрочем, если все поймут и выйдут на улицу, то все это пропадет. Вот так и получается, что одним волшебно и удивительно только тогда, когда «другие ничего не понимают». Так думала Алена, пока шла на встречу к Андрею. Вот под этой аркой она всегда боялась ходить - слишком темно. Но хотя в эту ночь не светлее чем обычно, теперь она не боится. Сейчас, когда на улице никого, все будет нормально – так, как должно быть всегда, но, к сожалению, случается только на несколько часов в году, перед Новым Годом.

Андрей думал об Алене. Не то чтобы он конкретно думал о ней, просто в голове проносились неопределенные образы, воспоминания. Вот, например, как они летом ездили на озеро, купались, потом ехали обратно в тесной электричке. Сложно сейчас представить, что можно ходить в одних шортах и в футболке.

Алена вспомнила, как перед прошлым Новым Годом сильно поссорилась с мамой, они сидели рядом за столом и не разговаривали, а потом нужно было меняться подарками, они молча пихнули друг другу упакованные в красочную бумагу коробочки, так же молча развернули подарки и не смогли не улыбнуться. Хотела Алена тогда так безразлично, равнодушно посмотреть на красный вязанный шарф, который мама тайком вязала от дочери, хотела но не смогла. Улыбнулась. И сейчас ее грел этот красный шарф. Странно, что все это вспомнилось…

… мысли лениво заползали в их головы. Они относились к ним с иронией, но с любовью. Как к глупой, доброй, ласкающейся и безумно громадной собаке, не знающей своей силы, не знающей, что просто играясь она может нанести хозяину вред. Но и это не совсем точное описание. Они не хотели относиться серьезно к своим мыслям. Они не хотели, чтобы мысли потревожили их в этот вечер.

Вчера, в это время, на улице было шумно. Подростки пили, солидные люди спешили с подарками домой, кто-то тащил елку. Завтра вся земля будет покрыта гарью от взорвавшихся петард, конфетти и пустыми бутылками. На протяжении всего года, в том числе и вчерашнего дня, люди встречали полночь дома. Встретят они ее дома и завтра. Но только в сегодняшнюю новогоднюю ночь они высыпят на улицу, будут кричать, орать, улюлюкать.

Перед тем как выйти из дома Андрей тщательно помылся, вытерся насухо и очень тепло оделся. Благодаря этому ему было как-то уютно, что-ли, на улице. Туго намотанный шарф, теплая шапка на мокрых еще волосах. Ему было тепло идти по морозной и тихой улице. Как будто он сидел в глубоком кресле, накрывшись любимым шерстяным одеялом.

Алена наклонилась, снег был мокрый, и она без труда слепила снежок. Снег был теплый. Она выкинула снежок в темноту и повернулась лицом к святящимся огням кафе, в котором и должна была встретиться с Андреем. Алена немного волновалось… Но это было тихое, блаженное, волнение, которое может доставить только удовольствие.

Алена уже сидела за столиком. Андрей снял пальто, шарф, шапку, аккуратно и медленно повесил их на вешалку, неловко улыбнулся знакомой.

- Ну привет,…,привет. – Алена встала из-за стола и обняла друга – как ты?

- Сейчас, подожди… Ты чего-нибудь будешь? Шампанское?

- Шампанского я еще напьюсь сегодня – она оттянула рукав кофточки и посмотрела на часы. – давай просто чайку.

Андрей подошел к барной стойке. Кроме них и барменши в кафе никого не было. «Две кружке чая, будьте добры» - так спокойно, тихо, мелодично, отчетливо Андрей не говорил уже очень давно. Кажется целый год. Да, если быть точным, то целый год.

Великолепная традиция – встречаться перед новым годом, перед самым праздником и уже через полчаса расходиться по шумным компаниям, веселиться пить, кричать, падать, улюлюкать. Но как же сейчас спокойно… - Андрей посмотрел на сидящую за столом Алену, как будто все что нужно было сделать, доказать, перебороть – все это уже позади. Как будто все что можно было понять – ты понял, оказалось что тайны не скрывали ничего интересного и вот ты решил просто, не о чем не думая, не загадывая на будущее, выпить кружку чая. Думала ли об этом Алена? Как описать ей это состояние, когда глаза устали всматриваться, и им теперь просто приятно смотреть. Память не может ничего вспомнить, а воображение ничего придумать. Ничего – чтобы помешало этому успокоению..

«Ваш чай, возьмите пожалуйста». Все как в замедленной съемке. Алена вставила ладошки в рукава кофточки, но тепло ей стало не из-за этого. Тепло было всюду, в этих пригашенных светильниках на стенах, в этих хлопьях снега за стеклом, в этом удивительно вкусном чае.

Андрей закурил: Знаешь, мы каждый раз договаривались не дарить друг другу подарки, но я знаю, ты хотела… вот – Он достал из под стола подарочную упаковку и протянул Алене.

- Да, каждый раз договариваемся и каждый раз все равно дарим. Это тебе. - так спокойно, тихо, мелодично, отчетливо Алена не говорила уже очень давно. Кажется целый год. Да, если быть точным, то целый год.

Андрей сделал глоток чая – сладкого, с лимоном. – Знаешь, мы ведь виделись всего две недели назад, а кажется, что год назад.

- Две недели назад было по другому, это были не мы.

- Возможно…

- Чем занимался все это время? Две недели?

- Ты знаешь, я очень много пью – Андрей улыбнулся грустной улыбкой. Откуда он ее взял, эту улыбку? – с утра готовлюсь к экзаменам, ведь зимняя сессия, представляешь, у меня четвертого января экзамен. Уже.. Так вот, с утра готовлюсь, а вечером пью. В разных местах, вот в центре тут недавно…

Андрей вышел из бара. Всю неделю он копил деньги, чтобы оставить их в этом баре. Удовольствие, а может даже счастье, в последнее время для него это определенная сумма денег, дающая право провести определенное количество время в одном из баров. «Ты туда, да, а нам сюда вот, на маршрутку, уже подъехала, ну давай, звони.» Андрей не сказал ни слова, просто не успел, он остался один и медленно побрел вниз по улице. Он хотел не успеть на метро и если постараться, то это у него получиться. Только надо идти медленно, возможно зайти еще в какой-нибудь бар. Он поднял воротник пальто и надел перчатки. Моросил дождь. В середине декабря моросил дождь. Сегодня Андрей сдал первый экзамен, следующий – четвертого января, но начинать готовиться нужно уже завтра. Завтра. А сегодня он решил отдохнуть, и, пожалуй, отдохнул. Как мог так и отдохнул. Или как позволили так и отдохнул? Андрей тихо разговаривал сам с собой: как я мог? Или как мне позволили? Банальные вопросы требуют небанальных ответов. Андрей был сильно пьян, он облокотился о фонарный столб и сделав театральный жест рукой спросил у проходящего мимо мужчины лет сорока: «Может это ты позволил мне сегодня так отдохнуть». Мужчина прошел мимо. Ну что же – продолжал Андрей, он отвалился от стола и побрел дальше по улице – меня игнорируют.

Вот сейчас любовь и милосердие, зависть и коварство, ой, какое смешное слово – коварство. Ну да ладно. Это сейчас. А если война – эти чувства тоже останутся, или денутся куда-то?. А если ты карлик, ты ведь по другому видишь мир. Наверное, мне нужно, чтобы мне кто-то предал. О… Как здорово, если бы мне кто-нибудь воткнул нож в спину… Я бы тогда почувствовал себя человеком. Чтобы чувствовать себя человеком нужно иметь или нож в спине или поцелуй на губах… Ой, как это я красиво сказал. Нет, в метро я не пойду, там милиционеры свяжут меня и бросят в тюрьму за растление малолетнего себя. Милиционеры… странно, ведь тоже вроде люди…

Говорят, интеллект формируется до двенадцати лет – думал Андрей – так что мне уже нечего терять. Эй, а ты, тоже, человек? – Крикнул он проходящей мимо бабушке через дождь. Он набрал в грудь воздуха и крикнул еще раз: Я уважаю тебя человек! От такого усилия Андрея развернуло на шестьдесят градусов, мокрые полы расстегнутого пальто на секунду взлетели вверх и тут же обмотались вокруг ног.

Почему бы мне не поймать такси? Я ведь не разу еще не ловил такси, черт побери. Андрей машинально отряхнул рукав пальто, встал у самого края тротуара и начал голосовать. Опаньки, зеленоглазое такси, сказал он и наклонился к окошку подъехавшей машины – старенькой иномарки.

- Мне на Проспект Пятилеток, совсем недалеко от метро Проспект Большевиков,- абсолютно трезвым голосом сказал водитель.

- За сто пятьдесят.

- Хорошо.

- Садись назад, сейчас, подожди, я открою, о, тут заедает… - Водитель отворил заднею дверь машины изнутри, и Андрей залез внутрь.

Странно, это первый раз когда его подвозил частник, когда сам он один ехал и платил тоже сам. Кстати о деньгах. Андрей залез во внутренний карман и нащупал кошелек. Деньги есть.

В машине играл джаз. Как странно, что в машине играл джаз. Андрей быстро трезвел, он прислонил горячий лоб к холодному стеклу, по которому струйками стекал дождь, причудливо искажая огни снаружи. Огни, расплывшиеся, размазавшиеся были залогом того, что город все же жил, несмотря на то, что Андрей так бездарно провел свой день. Город жил. Каждый огонь в окне дома, проносившегося мимо, означал, что там не спит человек, заканчивает свой ужин, смотрит телевизор. Такой же, как Андрей, человек. Размазались по потолку машины красные стоп сигналы притормозившего впереди автомобили. Люди зажигали огни. Мы, люди, сколько же нам еще нужно зажечь огней. У вас можно курить? – наклонился чуть вперед, поближе к водителю Андрей. Да, конечно, кури.

Андрей закурил. Как же сегодня все было глупо. Даже не знаю – что конкретно, – все. Этот стол, эти бумажки, разговоры, вздохи – все глупо. И напился я тоже глупо. Боже, что же я нес, что хотел объяснить? – и сам ведь не понимал. Так, мне все кажется, что я что-то понимаю и что-то нужно объяснять. Как бы избавиться от столь ошибочного мнения? А главное перестать думать о них всех, как о… Ну, черт. Вот я думаю о Ване, представляю его, высокого и худого, с тихим голосом, со своей гитарой, с писклявым голосом, с тем, что он говорит обычно, как он говорит, как улыбается. Я оскорбляю его тем, что думаю о нем, как о наборе черт характера и еще бог весь чего. Надо вообще никак о нем не думать, или думать как о человеке, просто как о человеке.

Андрей затушил сигарету. Сколько же нас много… Сколько огней, машин, проблем, радостей. Долго я буду еще корчиться, высасывать из пальца, объяснять, придумывать проблемы, решать эти проблемы, приходить и уходить. Я все еще, пожалуй, пьян. Андрея передернуло от негодования на самого себя, на ту чушь, которую он нес в баре. И ладно бы просто ахинею, а то что-то про потерянность, непонятность, дескать, какие все вокруг… Так подумать, ведь просто хочется что-то ляпнуть, а ляпнуть и нечего. Вот и получаются вздохи, закатывание глаз, «Я другой, вы все думаете не о том, не знаете…» Как стыдно. Перед собой, перед этими размытыми в окне машины огнями, перед этой спокойной музыкой. Вот совсем не ожидал, что в машине будет играть джаз. Андрей откинулся на сиденье и закрыл глаза.

«Потерянный» - смешно даже. Где я потерялся, кто меня потерял? Это просто от того, что мне было нечего сказать. А я ведь думал, что с определенными людьми могу говорить всегда, в смысле, мне всегда есть что им сказать. Андрей засмеялся про себя. Он вспомнил, как на протяжение трех-четырех часов твердил «Что делать?», «А дальше что?», «Кому нужно то, что я делаю?» Да что я делаю?, только мямлю. Я мямля. Какое чудесное слово мямля. А те, которые рядом сидели, а не могли бы сказать «Эй, мямля, да что ты делаешь?», «Начни с того, что перестань мямлить» Вот так они должны мне были сказать: «Ты просто начитался книжек и мямлишь чужие вопросы, свои то ты просто не вправе задавать, ведь у тебя жизнь не требующая вопросов, а ты мнишь себя львом в клетке, рыцарем на поле боя и все задаешь чужие вопросы, вопросы к ответам чужих жизней.». «Андрюша, ты хороший пацан, просто ты все придумал себе сам. У тебя ведь ничего нет, вот ты и придумал необходимость отвечать на вопросы и доказывать что-то. А зачем, Андрюша? Просто у тебя нет ничего своего, и ни у кого из нас нет ничего своего, так давайте и не будем ничего придумывать и мямлить, мямлить…» - Да, вот так кто-нибудь из них должен был мне сказать. Мямлить...

Андрей уже ни о чем не думал. Он очень устал, в машине было тепло и темно, только всполохи огней снаружи разъезжались полосами по потолку, дверям, сиденьям. Андрей чуть прикрыл глаза ресницами и смотрел в окно. Так причудливо расплывались огоньки вывесок, реклам, фонарей. Андрей тихо улыбался.. Губы присохли одна к другой, и казалось, что он не откроет рот уже никогда Незачем открывать рот.

- Вот Пятилеток, куда дальше?

Андрей сфокусировал взгляд, посмотрел в другое окно – Да вот здесь, прям здесь можно и остановить. Ага. Да, спасибо… Вот возьмите пожалуйста.

Андрей захлопнул дверь. Сразу стало холодно и мокро, но ничего страшного, до дома всего ничего идти. «Заодно освежусь под дождиком, странно все таки, что в декабре дождь… а время то еще… совсем мало, а дома, что дома?». Андрей бубнил себе что-то под нос, сгорбившись шел под дождем, придерживая рукой воротник пальто, чтобы вода не затекала за шиворот. Он увидел знакомое кафе и решил зайти. Окна кафе выходили прямо на широкий проспект, можно было сесть перед окном, выпить чашку чая и смотреть на эти расплывающиеся огоньки, как совсем недавно он смотрел из окна автомобиля, и не о чем не думать… Даже, о том, что так стыдно, что я мямля, все выдумал сам. Андрей тихо засмеялся, он уже поднимался по лестнице, - и не о чем не думать. Как же много людей, как много причудливых форм этих размытых на дожде огоньков.

Андрей подошел к своему любимому столику, напротив окна. За ним уже сидела Алена.

- Привет, Андрюша, странно, на улице снег, а ты весь мокрый, как под дождь попал. Ну садись, снимай пальто, я уже чая заказала.

Андрей сделал глоток чая – сладкого, с лимоном. – Знаешь, мы ведь виделись всего две недели назад, а кажется, что год назад.

- Две недели назад было по другому, это были не мы.

- Возможно…

- Чем занимался все это время? Две недели?

- А я напился тогда две недели назад, в каком-то баре, в центре? Помнишь? Я тебя еще тогда с собой звал, а у тебя какие-то дела были. Правильно что не пошла, ничего интересного все перепились.

- Ну а еще что делал, две недели все таки – Алена говорила медленно и спокойно, приятным тихим голосом, усыпляющим. Она напоминала неоновый огонек за мокрым от дождя стеклом, огонек размытый, не имеющий форм и границ, поэтому так бесконечно спокойный. Андрей, оказывается, до сих пор вжимал голову в плечи, как будто ежась под моросящим дождем. Он расслабил спину и облокотился на стул. Чай согревал, Андрей погружался в приятную полудрему, рассеяно улыбаясь, он вглядывался в Алену, какая она все-таки милая…

- Да я даже не помню, ничем наверное не занимался, да и какая разница. – было очень лениво двигать губами, хотелось просто оставить их в покое в полуулыбке, хотелось слушать Аленин голос и пить чай. Больше не хотелось ничего. - … да и какая разница, расскажи лучше про себя. – Тут Андрей заметил перед собой коробку упакованную в подарочную бумагу, он взял ее в руки, но Алена ухватила его за рукав.

- Андрей, не трогай, потом посмотришь, а я тут в последнее время… - действительно, потом, подумал Андрей, потом посмотрю. Все потом. Щеки у Алены раскраснелись, одна прядь волос выбилась из хвостика, Алена сидела в полумраке кафе, лицом к Андрею, спиной к окну, за которым кружились снежинки, в свете фонарей они походили на светлячков.