Огонёк неуверенно ступает по обугленной почве. Но с каждым шагом всё сильнее расправляет плечи, расталкивает окружающую темноту. Та отпрыгивает на безопасное расстояние и, хищно оскалившись, начинает выжидать. Нетерпеливо и яростно она подползает на мягких лапах к тёплому и уютному свету и столь же бесшумно, выгнув спину, пятится от него.

Пламя, оставив робость, обживается в замке с высокими угловатыми стенами. Придаёт оттенок жизни мертвенно-бледным округлым башням. Истосковавшийся по постояльцам покрытый плотной сеткой узловатых подтёков, будто системой сосудов, цилиндр благодарно раскрывается солнечным цветком близ своей вершины, осыпает подножие фитиля нектарным сладким озерцом.

Но квартирант этот необычен: не похож на людей, а представляет собой скорее их изнанку. У самого основания бурлящего внутренними потоками средоточия силы охватывает чёрные блестящие витки фитиля холодный разум. Его тёмно-оранжевый оттенок серого с щегольским сине-фиолетовым краем выгодно оттеняет хрупкие угольные волокна, придаёт им щемящий золотистый объём. Разум огня служит основанием для ярко-жёлтого тела. Которое настолько сочно, что даже край фитиля в нём не может устоять и светится в унисон. Наконец, венчает эту структуру тонкая и почти прозрачная, но ощутимая по жару душа пламени. Она поглощает цвета и самозабвенно ограждает огонёк от ветра. Вдобавок ко всему, круглый золотой ореол с зеленоватым кольцом посредине сообщает тихую святость огню, преображает одинокую вершину в громаду Олимпа.

Острые стены начинают отекать под гнётом пламени. Капли задевают фитиль, и огонёк в волнении поднимается выше. Возмущённый, он испускает тонкие спутанные пряди серого дыма. Едкие и колючие, как и острие огня в этот момент, деловито разносят они дурные вести. Тьма, почуяв слабость оппонента, плотно обступает его. Пламя колышется и, исходя мелкой дрожью, предчувствуя нечто, вытягивается на тонкой ножке, оглядывается кругом и посматривает через отверстия в стенах на далёкое холодное основание. Но только возбуждённые тени видит в глубине и успокаивается, приобретая умиротворённую округлую форму. От этих метаний граница света становится толще, своеобразным коконом охватывая свечу. Весь миг пронизан ожиданием чудесной метаморфозы, рождения чего-то нового.

Янтарное озеро у ног огня расширилось и набухло. Вот уже всё внутреннее пространство замка объято этим выпуклым водоёмом. Вскоре, не выдержав тесноты, сквозь брешь в стене устремляется в дальние страны капля. Быстро бежит она, стремясь увидеть как можно больше. Одним махом перескакивает сглаженные кочки, катится по тонким нитям.

Но, переступив тёплые границы родного края, капля начинает сомневаться. И прежняя её кристальная прозрачность с впечатанной искрой сменяется мутной белёсой дымкой смолы. Капля переходит на шаг, потом и вовсе решает повернуть назад. Но, оглянувшись, застывает мраморной статуей, схожей с теми, которые она преодолела на своём пути. Несмотря на подобный финал, капля не одинока в этом путешествии – за ней по проторенной дороге устремляются из озера сёстры. Некоторые особо горячие долетают до замершей капли и с вершины её прыгают в неизведанное, разбиваясь в мелкие брызги об основание. Другие же, сливаясь в большие группы, осторожно продвигаются вниз. Поминутно замирая, взбираясь на крутые уступы и основывая вспомогательные поселения, их караван сгущается и затвердевает замысловатыми костяными наростами.

Линза пруда быстро мелеет, и только малая лужица у основания фитиля вскоре напоминает о былом величии. Но эта потеря не безвозвратна. И уже начинают пополняться воды озера первопроходцев. Невидимыми струями перемешивается оно в кипящем молчании.

Торжественная тишина сдавливает поверхность пламени, вытягивая его в узкую пику с тёмным древком и тремя вершинами. Огонь судорожно глотает воздух и рвётся ввысь, поводя боками. Но крепки оковы, и лишь сизый крик уносится в тёмную даль. Отчаявшись, припадает пламя к угрюмому властелину, обматывается вокруг него перед новым броском. Копит силы.

Словно Прометей, не сумевший расстаться со своим сокровищем, проходит осью смысла через всю свечу фитиль. Пляшет на изогнутом угольном пальце Феникс и отрывает куски, бесследно сгорающие в пламени, чтобы снова появиться нежной белой нитью из недр стеклянного озера. Обрастёт она потом плотной шершавой коркой, крепко схватив за тонкие лапы огненную птицу, – лишь бы удержать живое.

* * *

Из застывшего моря собственных слёз возносится к небу оплывший обелиск. Яркое пламя на вершине его замерло кометой в падении к глубинам неизвестного. Медленно точит она скалу на своём пути, оставляя после лишь выжженное содержание.

Огонь истошно светит в пустоту, корчась под холодными иглами безразличия. Совершенное невнимание и незаполненность душат, закрывают суть существования. Но пламя не гаснет – только напряжённо уходит глубже в себя, находит силу в самопознании. И светит, светит вопреки.

Просто потому что иначе перестанет быть собой.