Небо плотнее запахивает пальто и нарочно сутулит плечи. Ветер с севера тащит холодные гулкие мысли ко мне в домашний сентябрь… на подоконнике мечтать о человечьем… О крышах, о том, как они, сложив жестяные крылья, поднимут меня в разверзнутый воздух, поднимется время со снегом… Появятся силы. О том, как растопят все печи, дым полетит из труб в сутулое «вечно», и пропахнет замерзшее небо смолой и гарью, достанет вязаный шарф, и… засилье бронзовых птиц-чердаков дома напротив поднимется к солнцу, его заслоняя… меня рассекают морщины, дороги, борозды слов и канавы, колодцы удушья – меняют меня на меня-без-тени и пустоту. Просто дунь через левое, трижды стукни по дереву – я свалюсь, упаду со своих чумазых небес на подоконники, чтобы снова смотреть на взлетные полосы, закрывая глаза. Сквозь семейство ресниц и соленых капель, за которым я прячусь, за каменной кладкой… видно, как небо сутулится, втягивает голову в плечи – как ему холодно, бедному… У нас с ним немного общего, стекла оконные наша граница, снаружи – его крылатый купол, изнутри - мои ладони и лоб прижаты к его существу… В карманный сентябрь пробирается небо, чтобы немного согреться. Появятся силы, закончится лето. Вернемся на подоконник, тянуть паутинки взглядов – моих к нему.