Свет выключили внезапно. Виктор не сразу осознал, что произошло. Дисплей погас. Электропечь издала жалобное попискивание и перестала работать, моментально остыв. Виктор крутанул ручку, но полупрозрачная дверца печи не открылась. Ужин остался пленником; Виктор остался без ужина. Он чертыхнулся и, кажется, только тогда заметил, что комнату и его самого поглотил мрак. Но самым удивительным была тишина. Оглушающая, звенящая до боли в ушах. Звуки исчезли. Постепенно глаза привыкли. Все выглядело, иным, незнакомым, совершенно новым, как будто Виктор вдруг оказался в чужой квартире, без позволения вторгшись в чьи-то владения. Как следует осмотревшись, он шагнул к видеофону, но споткнулся обо что-то и с грохотом упал на пол. Впрочем, несложно было догадаться, что видеофон не работает, как и все остальное. Не было электричества, а значит, не было ничего. Лежа в темноте, Виктор поразился своей недогадливости. Наверняка произошла какая-то ошибка. Сейчас все исправят. Скоро, оперативно. Но время шло. Ничего не происходило. Виктор поднялся, потер ушибленное колено, подошел к окну. Жалюзи не открылись – автоматика не отреагировала на приближение, пришлось применять силу. Наконец Виктор увидел улицу. Она ничем не отличалась от его квартиры: непривычно тихая, темная. Как будто кто-то выключил жизнь по обе стороны оконного стекла. Виктор медленно прошелся вдоль комнаты, натыкаясь на мебель, задевая предметы. Он попытался представить знакомую обстановку, но воображение и память подвели его. Виктор путался, слишком велика была разница, ведь прежде ему никогда не доводилось видеть все это в темноте. Устав от напряженных блужданий, он опустился на гладильную машину – она оказалась ближе всех. Пять минут тишины. Десять. Целую вечность Виктор не мог сконцентрировать мысли. Поначалу он пытался заговорить шепотом, чтобы не пугаться ненормально звучащего голоса, но разговора не получилось. Странно, но ему не о чем было говорить с самим собой. Оставалось думать. Но, кажется, он настолько отвык, что уже не помнил, как это делается. А потом без спроса явились воспоминания. Как будто в темном кинозале запустили диск с фильмом, и 3D персонажи окружили его, более реальные, чем обычно. Это была картина о его жизни, местами забавная, местами скучная. Он сделал ее сам от и до: режиссер и сценарист, главный герой в плеяде второстепенных и эпизодических ролей. Они – давно ушедшие и забытые возникали перед ним, касались его, что-то говорили, но Виктор не слышал, не хотел слышать их слишком знакомые голоса. Это было мучительно, как будто кто-то хотел заставить его сделать работу над ошибками: невозможную, невероятную работу. Виктор вскочил и шарахнулся в темноту, наугад. Он преодолел несколько метров, попал в другую комнату, но ударился обо что-то большое; оно глухо отозвалось глубоко внутри себя, недовольно загудев. Виктор осторожно ощупал пальцами гладкую поверхность предмета. Так он и думал, пианино. Старое, никому не нужное прабабушкино пианино. Кому сейчас интересны эти громоздкие бесполезные вещи?.. Мама хранила его в память о своей бабушке. Но ни той, ни другой больше нет. А он, Виктор, уже договорился о покупателе. Старые чудаки, скупают, как они говорят, раритет. Сами они раритет. Современный мир не терпит бесполезности, бессмысленности. Зачем учиться игре на музыкальном инструменте, если тебе все равно не овладеть им в совершенстве? Полуфабрикат должен быть приготовлен. А если ты недоучка, считай что зря потратил время. Пища для души, скажете? Вздор. Организму нужен реальный готовый продукт, а общество – главный и сложнейший организм человечества. Если желаете послушать классику в оригинале, пожалуйста. Купите робота, он в точности воспроизведет работу мастера. А еще лучше, купите диск, наполните свой дом музыкой и не тратьте денег на робота. Виктор поднял крышку. Все-таки странным человеком была прабабушка. Он коснулся холодных клавиш. Когда-то эта непостижимая старушка научила его нажимать их. Ребенком, Виктор не понимал всей бессмысленности занятия, но прабабушка настояла, что-то говорила об искусстве, памяти… И тогда, и сейчас это были лишь пустые слова. Наверняка он уже все забыл, да и к чему помнить?.. Виктор нажал на белые клавиши, пианино дрогнуло, завибрировало, озарило комнату ярким звуком. Что-то было не так. Он попробовал еще раз. Мелодия, вспомнил Виктор, тогда звучала мелодия, мотив, его можно было петь. Да, слова. Что-то далекое, глупое… Сто пятьдесят лет назад, или больше? Двести? Слова сами собой легли на музыку, туда, где им следовало быть. Виктор почувствовал, что сорока лет его жизни как не бывало, как будто вовсе никакой жизни не было, он повзрослел за одну ночь и все.
Yesterday… All my troubles seemed so far away…
Люди слушали, люди думали… А что в итоге? Забыто все, что непродуктивно. Мысль не продуктивна, продуктивна идея, работа. Вспышка, озарение и труд, нет времени грустить, размышлять, что-то осознавать. Глупые люди. Виктор закрыл крышку. Ему послышалось, что этажом выше кто-то вторил ему. Нет, не послышалось! Тихая тоскливая мелодия, негармонично, невпопад, изливалась из старенькой скрипки. Как будто плачет ребенок, ведь только дети еще сохранили эту способность. Виктор вспомнил, что на третьем этаже живет девушка. Он не знал ее имени, не помнил лица, девушка пряталась за постоянно мельтешащими нарядами и всякий раз новыми молодыми людьми. Надо же, оказывается, она тоже хранит раритет, а по ней и не скажешь. Скрипка ревела взахлеб, разрывалась, а где-то внизу, из соседнего подъезда, протяжно завыла собака. Вряд ли это был экономичный автоматический пес, столько надрывной тоски было в этом голосе. Скрипка вздохнула и замолчала. Остался только этот вой. Как будто кто-то умер. И Виктор понял: он умер. И его соседка сверху. Все – рассортированные по маленьким автоматизированным, сверкающим квартиркам, давно умерли. Темный дом был подобен кладбищу. Стоило свету погаснуть – не стало жизни, и уютные комнаты превратились в могилы. В живых остались только эта собака, скрипка и забытая, без названия и авторов, мелодия с непонятными словами. Виктору впервые в жизни стало страшно. Испуг нарастал, подбирался со всех сторон, искаженными тенями выползал из черных углов, овладевал его неготовым к незнакомым эмоциям телом. Виктор закричал. Он не помнил, как выбежал из квартиры, бросился, не разбирая ступеней, вниз по лестнице и оказался вне дома. Двор был полон молчаливых людей. Кто в домашних пижамах, кто в халатах, кто, только что вернулся с вечеринки и не успел снять праздничный наряд… Все они стояли в ночи одинаково напуганные, не зная друг друга, без повода для разговора. Виктор увидел девушку с третьего этажа, она стояла рядом с ним, прижимая к груди скрипку, не выпуская смычка. – Вы играли… – сказал Виктор, и девушка вздрогнула, как будто ее уличили в чем-то преступном. Он только сейчас увидел ее лицо, большие глубокие глаза. – Вы тоже… – едва слышно проговорила девушка и неожиданно улыбнулась. Виктор улыбнулся в ответ. Это было так просто, так необыкновенно, стоять рядом в темноте, слушать шелест пластиковых деревьев, даже ночью вырабатывающих жизненно важный кислород, и… улыбаться друг другу. Какое незнакомое чувство… Кажется, музыка играла до сих пор, все двести лет, ни разу не прерываясь, она была такой же вечной как и тепло простой улыбки. – Что это?! – удивленно воскликнул кто-то, показав поверх голов. Все посмотрели наверх. В черном небе что-то светилось, сияло, словно рассыпанные на бархате бриллианты. Посыпались предположения: – Новая иллюминация? – Парад космической авиации? – Инопланетяне? – Звезды! – громко воскликнул чей-то голос. – Не может быть! – А ведь действительно! – Да вы хоть помните, что… Но звезды не прислушивались к далеким ничего не значащим спорам, они продолжали светить, мерцать, смотреть с черного полотна, отражаясь в глазах девушки со скрипкой. Виктору казалось, что все не просто так, ответ где-то близко, еще мгновение, и он все поймет, неужели эти звезды, эти глаза и эта музыка – случайны?.. Он чувствовал, что дышит, значит, жизнь еще не покинула его тело, значит, его еще можно спасти, как и многих других… – Слава Богу!.. Свет включили внезапно. Виктор ослеп на несколько долгих секунд, а когда смог оглядеться, залитый желтым электрическим светом двор был пуст. Хлопали двери, доносились голоса, смех, работали приборы, звучала беспорядочная музыка. Дом заработал, заурчал, как довольный автоматический кот, не зная ни горя, ни грусти… Виктор вновь посмотрел наверх, как будто ожидая чего-то. Но тусклые звезды молчали. Молчало небо. Молчал тот, к кому только что вознесли хвалу. Виктор постоял еще немного и вошел в дом. Огромная пасть подъезда поглотила его. |
Библиотека // Объявления
