Далеко не всё, что творится именем Люцифера, является люциферическим, так же, как и именем Бога, порой творятся далеко не божественные дела.
|
По подбородку течёт кровь. Моя и не моя. То, что называлось плотью, если откусить, сразу становится просто куском мяса. Обыденность нас обгладывает так же. Пока не останется никому не нужный скелет голой общественной morality. И не кусочка своего. Стремление убивать себя в угоду хорошести для неких «всех». Я полон бреда и зауми. Мысли носятся стаями воронья: серьёзные, громкие, тёмные и срущие на всё. Если взяться сворачивать голову каждой – поймаешь ощущение как у серийного маньяка-убийцы. Зато потом наступит блаженнейшая тишина. Если бы... Жертва возилась в слизи, пытаясь отползти от меня, забиться подальше. Я выплюнул мясо – начало остывать. Закогтил извивающуюся человеческую душонку за её тонкие рёбра, подтянул к себе. Беззащитный бритый затылок. Я люблю это место. Когда его нюхаешь, кажется, что ещё улавливаешь земные запахи: мамы, молока, свежего белья, сена, снега, дня. В это я и запустил свои клыки, режущие всё трепещущее, как масло. Ровно так, чтобы не упустить ни единой стекающей капли беспомощности и безысходности. Меня прозвали Эстетом за мои предпочтения и привычки в ведении работы, рутинных дел. А, по-моему, я – псих. Меня вечно сбивает с узконаправленного пути и водит кругами и тупиками. Меня бесит маршировка в ногу. Поначалу я лишь оглядывался постоянно на других, оценивал себя и их, сравнивая, стараясь выбиться из серой массы. Я держался лишь на собственной гордыне, передёргиваясь каждый раз, когда находил у себя стандартные, общие реакции и привычки. Я был обязан быть выше всех! Я – исключительный, неповторимый! А остальные, с их каждодневно повторяющимся бредом существования – только тараканы. Вечно ищущие самых лёгких путей к удовольствиям. Предпочитающие – не думать. Я же – счастливчик и проклятый... Сейчас-то я понимаю, что я всего лишь болен. Извращенец. У моих коллег всё просто: убивай и терзай. Страх и ужас они гребут горстями, забивая себе рот, глотая, давясь, вечноголодные по этому. Боль и мучения – вот их удовольствия. И побольше, и попроще. Для меня это – помои. Я хожу по нашим особым территориям. Меня не интересуют убийцы, воры, насильники, самоубийцы, предатели. Тут я нахожу души тех, кто провёл своё земное рождение как последний идиот, забив голову тщетой, суетой и праздностью. Причём, ЗНАЯ, что душе надо трудиться. И единственное возможное для этого здесь место – Земля. К чёрту, к чёрту!.. От меня никуда не денешься. Кровавое месиво затылка, конвульсии. Теперь ты не можешь уползти, но это не означает, что ты перестаёшь чувствовать. Мой язык, медленно, в предвкушении, лижущий твой позвоночник. Ты был бесхребетной тварью, значит, он тебе не нужен. Начав с копчика, я стал выдёргивать позвонок за позвонком, раскидывая их вокруг, не забывая говорить с душонкой. Ну, расслабься, получай удовольствие, я же лишаю тебя того, что и так не твоё, никогда твоим не было, никогда твоим не будет. Смотри, это – твои квартиры и машины... Хряск, и мокрый шлепок окровавленного хряща возле лица душонки; смотри, и это – твои любовницы и жёны... хряск, шлёп; это – дети... хряск, чпок; это – родители... хряск, чпэк; это – твои обещания и мечты о праведной жизни... хряск; это – твои пустые высокомудрые разговоры и как бы любовь к Богу... хряск! Вопрос, душонка: чего я не могу тебя лишить? Верно: того, чего у тебя нет. Чего? Не кричи, это не так больно. А, кричишь, потому что знаешь – чего у тебя нет. Правильно: действий нет. Шагов, дела, работы, поступков. Нет. И шанс ты свой у-п-у-с-т-и-л. Навсегда. Навечно. Вот он, тот вопль отчаяния и безысходности, что мне нужен. Сладкое для меня – осознание собственного бессилия. Да, теперь ты приобрёл меня. Будем встречаться часто и вечно. Когда ты мог что-то изменить, ты не захотел. Теперь за тебя буду хотеть я. Ненавижу всех подобных тебе! Я скатал душонку в скользкий шар, запустил его в серую мглу. И был сыт целых пять секунд. Потом наслаждение растворилось, угасло. Идти искать дальше нечто новенькое... . Истерика меня застигла как всегда внезапно. Я упал на песок, крича, брыкаясь, не в силах успокоиться, понять, в чём же дело. Что-то внутри орало и бесилось, не в состоянии объяснить членораздельно – чего хочет. Не в первый раз уже – душащие слёзы, вопли от ощущения тесноты и неспособности понять. Я бился черепом о песок, кулаками, всем телом, но не мог понять: что меня так мучает? Мозговая непроходимость. Я – псих, точно. После этого мне обычно очень пусто и всё равно. Хочется заняться членовредительством, словно мстя себе за что-то. Плохо, тоскливо. Погладив себя по раскалывающемуся от невозможности понять черепу, я привстал. Надел ледяную маску. Сейчас я холодный, целеустремлённый и невероятно прекрасный. Идиот! Ну что же ты прячешься?! Ведь стоит тебе понять, докопаться и я чую, что ты сдвинешься на долю миллиметра, станет невероятно легче, прозрачнее, правильнее! Кретин. У меня не та позиция. Я не смогу, сидя в банке, прочитать наклеенную на ней бирку. Один – не могу. А я – один. Я – дурак. Мне повезло. Мне довелось узнать некоторые вселенские правила; у меня нестандартная ситуация. Но я ничего не могу из этого сложить. Злюсь только. Встал, отряхнулся, почесался и пошёл. Спустить тугой, жмущий комок энергии можно по-разному. Вниз – секс – проще всего, драка, участие в пытках; можно спустить в разглагольствования, жаление себя, тупое веселье, пьянку. Депрессия – незаживающий свищ. Тускло. Был бы ангелом – сделал бы как лучше, был бы человеком – прочёл бы молитву. А я пошёл куда глаза глядят. Слово в словаре есть одно такое: «доверие». До-верие. Это то, что бывает до того, как обретаешь веру. Можно верить во что угодно – Бога от этого меньше не станет. Что? Есть ли и я – замысел Божий? Ох, у него и спросите. Видите, существую ведь... Мутный ветерок всегда любил свистеть в моих шипах и когтях. Шутить на божественную тему – особый способ самозащиты. Удовольствия, удовольствия, удовольствия. Это то, что внизу. Инстинкты – это хорошо. Это – когда голова не способна думать, то за тебя решают центры номер один и центр номер два. И тогда ты, конечно, бежишь размножаться, расти, питаться, спасаться и вообще, жить, счастливо и самодостаточно улыбаясь. Какие части себя не люблю?.. Мозг. Гипотетически, а не саму серую массу. Моя постоянно жужжащая в нём заумь не даёт мне расслабиться, пользоваться в чистом виде интуицией – волшебством знаний, а не клубком сомнений, мнений и чужих замечаний, живущих в мозге. Пенис. Долго и упорно я учился управлять им. Чтобы он не управлял мной. Острое, болезненное ощущение накрывает меня иногда, словно я не заканчиваю, прерываю на середине некий сокровенный акт, не расслабляюсь, достигая блаженной точки, а скукоживаюсь, злюсь, напряжённый. Отвергаю происходящее. Словно недостоин. Нет, оно недостойно меня! Гордыня моя высока, и падать мне с её скользкой вершины будет долго. А за всеми красивыми словами прячется ординарный страх. В моё сознание вбит огромный гвоздь: стопор. Я чего-то настолько боюсь, что мне проще врать себе, подменять смыслы и играться фразами. Хотел бы я знать себя настоящего? В этой игре не будет проигравших. Да, хотел бы. Сейчас, сегодня и безболезненно. И совершенно бессмысленно. Как взять, если взять нечем? А мне – ещё нечем. Чувствую. Я облизнул костяшки своих пальцев и сузил глаза. Всё безнадёжно вокруг меня. Толпа идиотских душонок, жалующихся, орущих, стенающих, вечно недовольных вечными муками. За что я их бью? За их тупость. Ненавижу неспособность понять! Не терплю тех, кто умышленно причинял страдания слабым. И здесь ни слова о Карме! Они издевались и получали удовольствие, паразиты, ничтожества... Впрочем, я всего лишь сбегаю от самого себя, полосуя в клочья эти гнилые душонки. Эти всё равно не поймут в чём их грех – такие души просто догнивают и разлагаются, превращаясь в ничто. И меня ждёт этот путь, если зубами не вцеплюсь в то, что живое у меня осталось. Господи, больно-то как! Уповаю на Тебя и благодарю за милость Твою безграничную, что я живу и знаю, и могу. Не верить в тебя у меня нет причины. Верю. Но не люблю. Мне нечем. Я не знаю этого чувства. Видишь, я просто стараюсь не врать. Сев на верхушке дюны, я стал смотреть, как утекает потревоженный мною песок. Я знаю за собой, что я могу увлечься какой-нибудь идеей, которая будет мне казаться великолепной, подпитывающей моё дальнейшее существование, ставящей даже некие цели! Увы, меня хватает ненадолго. Словно слизав все сливки с торта, я отбрасываю остальное. Не перехожу к действиям, ограничиваясь умозрительными упражнениями: «как было бы хорошо, круто! Ох, как бы я смотрелся в этакой рамочке, да в такой роли!» А умозрительного опыта не бывает. Пахать надо, подключаться. А я только ищу чего бы полегче, повкуснее и по-неназойливее. Не желаю душу вкладывать. Жертвовать. Сразу дивиденды принимаюсь высчитывать. И охладеваю. Однако мне кажется, что я сказал: «алеф». И последует ответ. Предвкушаю боль, которой меня скоро размажет беспощадно и кроваво: всего несколько слов Правды. Бить себя в грудь и орать: «Да я ВСЁ сделаю! Я на ВСЁ согласен! Возьмите меня и сделайте из меня НЕЧТО!» И тут же следует опасливая оговорка: «Только я не могу: *отказаться от себя, любимого *делать каждый день практики *помнить себя *покреститься *любить *смиренно принимать всё *слышать свою гордыню *отрубить себе руку *пожертвовать собой ... И какой мне будет ответ? Правильно. НЕ ВРАТЬ. |