В городе N война была. Полегли многие. Город вымер, но вымер ли народ? Люди – они же как прищепки, бей их, колоти кулаками, убивай из пистолета, а им все равно, живучие они. Даже после смерти покою не дают никому…

Вот так и наш Потапыч. Мужик из селенья. Приехал в город N, думал подработать где на заводике, дровишек потом прикупить, на зиму, скоту помаленечку, да курей, а тут на тебе, война идет. И попал он в плен, сразу, на въезде в город. Город то королевская конница окружала, ну и мужичка нашего прихватила. Мужичек то необразованный, ток телевизор приобрел, там по телевизору кажут – вот правительство сменилось, тетки полуголые скачут, негеры на каждом канале поють, а вот про войну в городе N ничего не говорят. Не знал он, что городка N то и на карте нет, да и вообще его не существует в природе то. А попал Потапыч туда как? Да очень просто. Накануне вечерком с мужиками из соседской деревеньки баньку у Михалыча топили, наливочку пили, да и посадили мужики пьяного Потапыча в электричку, чтоб тот домой ехал, посадили, а не посмотрели,

что вагон отцеплен и поезд не едет никуда, ну а Потапыч уснул конечно. Проснулся, глядит – деревенька незнакомая, крепости, башенки, ну думает, точно в Парижу приехал…

Потапыч хоть и необразованный был, а книжечки почитывал, журнальчики посматривал, понял он ток одно – не ходют сейчас люди то в таком одеянии, на конях не ездят, а из пушек только салют пущают, но в плен так в плен, ничего то ты тут ужо и не поделаешь.

Привели Потапыча в тюрьму, заковали в шелезяки, как преступника какого. А народу то вокруг тьма, не сосчитать. И женщины и дети, мужички ток какие-то хиленькие, все в шелезяки закованные , ну точно как у бабки Маланьи на стене висит, ток тот то в деревяшкам гвоздяшками прибит, а эти так болтаються. Мужичек то наш силехонький был, хоть и годков много, а силу богатырску имел, он эти шелезяки руками сгибал, когда печку в баньке клал, ну и тут не сплошал, кисть поднапряг и дерганул посильней. Тут уж и бабий вой подутих и мужички стонать перестали, а Потапыч вторую окову оторвал и гремя цепями пошел остальных подневольных высвобождать. А закончивши забил он в трубочку махорочку и присел в уголок.

Народ то в той темнице всякий был и совсем в лохмотьях и в барских одежах и даж в доспехах были. Язык вот ток Потапыч никак не мог разобрать. Одна дамочка ток вроде русскоязычная была, ее то Потапыч и подозвал к себе:

- Девушка, подойди сюда, будем беседу беседовать. – девушка поднялась. Все было при ней, коса толстенная, рубаха, сарафан поверх, ну настоящая русская баба, любо дорого глядеть, нету ж счас таких, перевелись все. – Откуда родом девушка, с какой деревеньки будешь, расскажи мне, что ж здесь за произвол творят, мошт сбор какой военный? Вот и гребут всех подряд под уздечки, аль языки изучать хотят, так счас везде им учат, в кажной школке, вот мой внучек Ванюша уже и англицкий и французский и фашистский, а теперь еще и китайский учит.

- Что ты, дедушка, все сюда попадают, у нас тут всегда война, вот посидим здесь до казни, а потом снова все приходим по очереди и каждый уже друг друга знает. Вот смотри – это Энштейн, он математику хорошо знает, слагать умеет, понимаешь, а вот эта дивчина Жанна ДАрк, ее завтра на костре сожгут, она тебе послезавтра все о себе расскажет, а то не велит она о себе говорить, а в том крайнем углу, видишь, вот того мужчину с пером – это Александр Пушкин, он стихи пишет, всем потом читать начинает, тут целый литературный кружок собирается по вечерам, после казни. И кажный день казнь за казнью. Вот хорошо если бы отменили энти казни, мы бы по своим делам пошли, я вот по маменьке соскучилась, а она у меня с Петром в башне живет.

- А что за Петр, тож из писак каких, или воевода он?

- Да нет, Петр, он государем был. Он был из династии Романовых, вот и прозвали его.

- Это что ж ты мне дивчина такое кажешь –то несурьезное, али больна ты? Можт голову где простудила, - и Потапыч постучал кулаком по своему лбу с досады, - Петр, он жыш умер лет двести назад, мой прапрадед еще при нем служил, что ж ты мне такое говоришь?

- Да ты дедушка сам спроси, тебе тут каждый скажет, а коли ругаешься, пойду я от тебя, к Маяковскому пристану, он такие потешки говорит. – Плюнула в сторону Потапыча и ушла.

Вечерком стража пришла. На стражу тоже можно обратить взор – в шлемах, кольчугах все, в каких-то юбках, с мечами, на шлемах перья у них, ну точно индийцы! Вывели всех, построили, разделили отдельно женщин с дитями, мужчин, кажного получилось через один, как на шахматной доске и в две колонки. Одних повели к виселицам, других к кострам, сложенным из сухих веток. Потапыча нашего отправили на костер. Силушка то у него хоть и богатырска, а тактики не хватает, ну он одного звизданул, другому, а тут целая конница подоспела и повязала мужичка, тут уж как говорится, ничего не поделать. Никогда наш мужичек не молился, а тут подумал: «А вдруг в рай попаду, эх, жисть

прошла не зря». И ручки на груди сложил, ну точно как будто в гроб его поклали. Костер был огромным, метров сто в высоту и полста в длину, составили всех и подожгли, как зарево на горизонте, ярко и далеко видать…

Потапыч открыл сначала один глаз, потом второй. Вокруг ни души, только он сидит возле крепости на скамеечке, а рядом та дивчина стоит, которая ему сказ вела в темнице

- Очнулси, дедушка? Уже все, всех отпустили на прогулку, как луна появиться надо вернуться в темницу, а пока можно воздухом подышать, свободушке порадоваться, только вот к тем башням не ходи, там нет казней, там пыточная, а вот в пыточной все по настоящему чувствуешь, туда беглых ведут и пытают какими-то зельями и варевами, у них после того язык становиться мягкий, без костей, вот наш Пушкин там был, так он говорит рассказал им все, что написал за всю жисть свою бедовую. А они, стражники, страшные, сначала сварят свои зелья, а потом поют поют, вот Лермонтов как оттуда приходит с утра, так голова у него болит и во рту, говорит, как кошки нагадили, а я то как боюсь, разве ж это можно целую животину в рот засунуть, так и пасть порвать недолго. А он ничего, даж следов никаких нет, вот выдержка какая.

- Что ж за изверги то тут у вас! Кто ж придумал то все это? Разве ж можно так людов мучать то изо дня в день? Ты народ то ко мне позови, тот что поумнее, посмышленее, будем думу думать, как режим ваш поменять на другой. Так же жить нельзя, так же не правильно!

- Эх, дедушка, пытались все уже менять, но Самый Главный, он страшен и силен, как тысячи его братьев. И не свалишь его ничем, и не забьешь никак. Дурная твоя затея дедушка, дурная.

- Не дури, девка, зови! – Потапыч если что решил, то так и будет и спорить тут уже не имела смысла. Не зря и родители фамилью ему такую прописали – Баранов, хотя по батюшке то он Смирновым был. Достал он свою трубочку и закурил. А народ вокруг – кто хороводы водит, кто белье стирает, кто чем занимается, вот молодежь, вся в черном собаку какую-то поймали и тащут, что-то выкрикивают, а напротив какие-то дипломаты сидят, все у кожи, все бумажки перебирают, один, вроде на нашего бывшего президента похож, но Потапыч, он жыш не образованный, куда ж ему с президентами здороваться, он потихоньку в уголку посидит, трубочку покурит, поглядит вокруг, глазками постреляет. Сколько ж тут народу и одежа у всех странна, кто совсем почти голый в простынях ходит, а кто в пинжаках да бруках, а индийцы так те совсем в юбках ходют, с прьями на головах.

Засмотрелся наш Потапыч по сторонам, а людишки ужо вокруг него подсобрались, все подошли, кто в темнице с ним был и силушку его богатырскую почуял.

- Ну, что ж мужички, да бабаньки, будем думу думать, о том как ваш тоталитарный строй на демократический сменить, али будем ручки складывать и дальше о прожитом горевать? Я то сам прост и безмозгл, а вот ваши головушки смышленые. Вот как внучек мой говорит : «Тебе бы дед институт какой военный закончить, да страну защищать, а то развелось в нашей стране всякой гопоты да нечисти черножопой, а ты все на печи лежишь, сопли на кулак мотаешь». А у меня насморку то и отродясь не было, да и зачем животину обижать, черножопые они ж в зоопарках живут, никого не трогают, бананы жуют, а у вас тут… Как при царе Горохе.

И стал местный весь народ думу думать, да розмышлять, как же Самого Главного им победить. Много всяких было версий, вот Менделеев предложил устроить ему атомную войну, но эту версию сразу отклонили – химиков больше не было.

Решили все же местные друзья-заговорщики обманом его взять, объявлений со всяческими нехорошестями на него написать, да по заборам расклеять, стражу подговорить, да и попасть таки на светскую беседу к его величеству, а главным собеседником назначили Потапыча, он если, что и силой своей взять мог, а что ему говорить – Пушкин с Маяковским сочинили, потом Потапыч эту писанину в народ пустил, десятым томом обозвали все это дело. Назначили дату беседы на пятницу, тринадцатого числа. По плану, Потапыч должен был прийти к Самому Главному в белой простыне (Аристотель свою пожаловал), когда тот ужо в своей опочевальне будет ко сну готовиться, стражу поручили Жанне ДАрк, у нее лучше всего получалось зубы заговаривать, а остальные должны были стоять на улице, вооружившись кто, что найдет, можт каменьями, можт дубинами на всякий случай. А пока решили возвращаться в темницу, луна была уже на подходе.

Эта ночь выдалась отменной – не было ни воплей, ни стонов, все были заняты делом. Все готовились к свержению Самого Главного, ведь пятница тринадцатое была уже на подходе, а еще столько нужно было сделать.

Объявления писали на картоне, его тут тьма тьмущая по всем углам была, угольками буковки вырисовывали, чернила говорят тут ток в краях пыточной водятся, а туда никто не хотел идти. Два дня так и прошли, в подготовке к боевым действам. После казни все собирались на улице и беседы беседовали. Говорят, что беседы лучше за столами вести, как те два мужика в коже, но у нас другая история, у нас кто где присядет – там и хорошо. Да и лето на дворе было, вот солнца маловато в этих краях, только жарко всегда и пить хочется, а как попьешь, тут же как животина до сортиру бежать надо, все как у утки льется, а вот голод здесь никого не мучает. И гарью всегда пахнет, мертвечинкой, но к этому уже все привыкли, один Потапыч только перебивал запах махорочкой, оттого и курил так часто, да трубочку поглаживал. У него все просто – есть вопрос, значит найдем ответ, а то где он находится, да как попал в этот городок ему и знать и думать не нать, не того он поля ягода, ему везде хорошо, если никто животинку не мучает, да подневольно жить не заставляет, ему ж главное, чтоб порядочек был, да все улыбчивые до одури, тогда и жить хорошо и жизнь хороша. Одно он понял, что тут все то ли умертвленные давно, то ли просто придуряются, как будто голову простудили на морозе, но им то сие действия не нравятся, значит будем решать вопросы, где беда – там Потапыч первый помощник.

Вот и ночь наступила на пятницу тринадцатое. Все готово было к боевым действиям. Потапыч чувствовал себя очень неловко в наряде Аристотеля, дивчина с косой перекрестила его и надела на голову венок из одуванчиков. Венок постоянно цеплялся за левое ухо и пытался умыкнуть с головы на землю, приходилось его поддерживать и поправлять, что еще более раздражало Потапыча, который не привык одеваться как бабы в платья и балдахины, но говорят, что счас в мире есть и такая мода. Наше «привидение» готово было к бою!

Боевые действия начались по всему городу. Заговорщикам надо было пробиться в крепость Самого Главного, а на пути была целая конница стражников, поэтому шли тихо и прятались за кустами, прикидываясь то деревцем, то кустиком, то домиком, то статуей, один раз пришлось прикинуться группой туристов….

Крепость была больша, камена, узорчата. Взбирался Потапыч по самоделанной веревке из каких-то растений, растения говорят ток здесь хорошие такие есть, проку от них много и курить их можно и жарить, и варить, если совсем скучно становится, то местные так и делают, а других вроде бы здесь и не видел никто. Ползти надо было метров десять, а если сорвешься, то сразу в ров, речка там какая-то течет, а Потапыч хоть и силен, а плавать с детства не умел, да и не к чему ему было плавать, речки то в их деревне все равно не было, поэтому под страхом воды он и полз вверх.

Самый Главный уже одел на себя рубаху и колпак и пытался уснуть, когда к нему в покои ввалилось тело Потапыча. Он хотел было позвать стражу, но, что мог сделать ему какой-то придурок в простыне и венке из одуванчиков.

- Здравствуй, сударь, государь, твое ыть величаства! Знаешь кто я?

Самый Главный был хитер и умен как и говаривал местный народ, поэтому он сразу скумекал что и к чему.

- Нет, не знаю, ты наверное моя совесть? Или кто повеличавей будешь?

По плану Потапыч должен был быть именно совестью, но как-то он словечки подзабыл от такого ответа Самого Главного, оттого и ляпнул по-мужицки:

- Да, не, я простой мужик из деревни, Потапыч все меня зовут. Что ж ты тут за беспредел творишь? Людев мучаешь, не даешь им жить во свое удовольствие? Я во всякие времена живал, а такого как здесь еще не видывал! Давай с тобой порешаем, можт, что накумекаем, чтоб всем хорошо было, а не ток тебе, величаства? Думу каку подумаем, чайку попьем?

- Хм, отчего б не подумать, а разве людям здесь плохо? Они ж здесь получают все чего хотели, конечно не за просто так, а за казни, сжигания на кострах, повешанья, им то уже все равно, а мне забава, я местные закону блюду еще со времен Адама и Евы, а ты приходишь и говоришь – поменяй устав, как жишь мне его поменять, я ж его не создавал, они сами его создали, сами все это придумали, сами теперь и приходют сюда кажный день, а мне думаешь сладко, я вот одних дровей скок в своем царстве-государстве ужо поисжег, веревки все на повешанья уходят, зелья на пытки, а им все плохо!

- Да, кто придумал то все это, поведай, мне простому мужику?

- Да люди же, люди! Вот захочешь ты после смерти оказаться космической частицей, ею и будешь, захочешь жить в раю, который сам себе придумаешь, будешь в нем и жить, ну а коли ко мне захочешь - так милости прошу, и все будет так, если не сможешь придумать чего проще или умнее, придумаешь котлы с варевом – будут котлы, все зависит от тебя. Но я от тебя ужо устал, вали- ка ты отсель, я спать хочу. – Да как дунет его величества, что аж стены задрожали, тут Потапыч еле за раму удержался, но с места не сдвинулся, не проймешь силу богатырскую каким-то ветром из под носа!

- Ах, так! – и его величества дунул еще раз, но и тут наш мужичек сдержался, один шажок ток назад сделал. – Ну хорошо, пусть будет по-твоему, детина ты недоумная! Нет у меня больше сил с тобой бороться сегодня, вот устав, меня все, что твоей душе угодно. – и достал Самый Главный из под подушки Устав, а там одни грехи, да казни за них прописаны. Сел Потапыч и стал читать Устав, народ под окнами уже расходиться стал, устали ждать они нападения да и разошлись по темницам.

- Ну, что ж твое ыть величиства, я человек маленький, необразованный, тут я не знаю никаких юристских законов, пусть просто будет то как хотять эти люди, пусть живут они в домах, как нормальные, пусть не будет казней кажный день, да и солнца побольше. По рукам?

- Эх, мужик, нравишься ты мне, по рукам, а договор дороже денег? – Лукавый, он и в Африке лукавый, - Или можт тебе деньжат подкинуть да и все по-прежнему останется, а ты потом ко мне, на постоянку, а?

- Нет, мне денег не нать, да и по хозяйству не обделен, а договор всегда дороже денег!

Обменявшись рукопожатиями Потапыч пополз по той же веревке вниз, да не удержался, после такого рукопожатия мало кто по канатам сможет лазать, да и сорвался в ров…

…. Мокро, очень мокро. Что ж за лужа то кругом? По привычке открыл сначала один глаз, потом второй, хотел открыть третий, но не нашел. Кругом все белое, свет лампочки электрической, да потолок..

- Ой, господи , где это я?

- Лежи мужик, счас сестра придет, поменяет твои простыни, поставили ж тебе утку еще вчера под кровать, а ты все какими-то человекопризнаками бредил, всю классику вспомнил, ты вообще как ожил то? – голос доносился явно с права. – Эй, а вон и сестра!

- Смирнов, ну слава богу очнулся, хоть постель не надо больше менять, да и разожмите наконец руку, а то кровь из пальца никак не могу у вас взять! – Потапыч разжал руку, оттуда выпал маленький желтый одуванчик и покатился под больничную койку, а с сердца Потапыча скатился большой камень, теперь оно было спокойно за народ в городе N и за то, что если его друзья еще хоть раз его напоют, он знает куда попадет, если только какие-нить органы его не подберут и не отвезут в каталажку.

Заключение

Верить во что-то всегда нужно, все зависит от того, во что ты веришь. Как считаешь так и будет, а пока все вот так и никак иначе быть не может, ведь наш мир – это наши потоки мыслей и чувств. Вот у Потапыча было именно такое видение мира, у него все будет хорошо, а у Вас?