***
Сегодня я в куртке, холодной китайской куртке,
в холодном июле, закатанная, как банка
с вишнёвым вареньем со вкусом martini bianco,
большой синтепоновый жгут зажимает ранку
твоим приговором: уйти на седьмые сутки,
конечно же, ночью. И это меня щекочет
обвисшим флажком-стоп-сигналом, которым машешь…
Я стала бы самой сонной из всех монашек,
глотающей воздух, как будто пустую кашу,
давясь наваждением пульса заветных точек
и мягким нажимом на щупальца запятых –
наверное, всё-таки голос Бога – тих…

***
Детский лепет и щебет, щербет-кисельчик…
Главное, не разбиться в крупный щебень.
Милый ребёнок, греби, где мельче,
Меть себе пятки носами щепок,
Рань себе руки шприцами с солью,
Мой щитовидку целебным йодом,
Пей, и не жди, что тебе позволят,
Горюшко ё-моё ты…
Чудо со змеем морским хвостится,
Ждёт на экскурсию в пищеводе.
Милый ребёнок, ты рыба-птица, -
Челюсти змею сводит.
А ты лети, выгребай, где мельче,
Бейся, как проще, дыши почаще..
Нет, не отец, а старик-свирельщик
Манит детей пропащих…
Дёргайся, бейся (хребет ведь гибок!),
Что тебе – сказочки да рекламы?
… детку несёт на кораллы-глыбы,
крылышки режутся плавниками…

***
… А ты говоришь: я не рыба, не рыба, нет,
конечно, пловчиха, в хвосте – отношений хвост,
и десять сутан – каждый новую шьёт внахлёст,
и каждый рисует в гортани по пять монет,
и каждый – художник, так что карандаш не прост…
Конечно, не рыба, не дочь и не мать, не-ма,
глаза набекрень, как мозги, - так натужен взгляд!
Подруги вон: зять рас-такой, а какой мне – зять?!
Хотела куда-то на юг перебраться – my,
my God, «в политическом перебежище – отказать!» -
сказал ли, сказали – не любят убогих мах,
а я утопила кроссовки, реглан и блох…
Морские цари выбирают земных матрёх,
которым и головастик-то – царь и бог,
а я ведь из полулетающих недотрог,
добитых словами в пах.

***
… и вот так она – непреклонная сама-кошка,
плавниковая, недокрылая недоптица,
всё ложится матрёшкой в матрёшку, ещё в матрёшку…
- дежа-опыту не хватает куда копиться.

***
Помнишь, варежка старая, ветхая и с одышкой
- она и привыкла, конечно, к китайским мишкам,
к тому, что народу в неё понабьётся слишком,
но всё же медвежья поступь её убьёт.
А девочке все: «возможности безграничны!»,
и лезут, и лезут, чтобы поймать с поличным,
гуманно ли там, этично ли, неэтично –
все рвутся «помочь», а выходит наоборот.

И девочка эпигонит и хэппи-эндит,
чтоб только молчали, сдыхает уже латентно,
кричит, что вся жизнь – это чёртовый entertainment –
правда, пока game over не постучит.
Так вот – интернационалит и англоманит,
думает, непонятным их всех обманет,
мчится украдкой в северном океане
смытого дома вылавливать кирпичи.

Носит перчатки – по локоть, но из брезента,
учится говорить почти без акцента,
тащит на свалку плюшевые презенты,
просится в детство, но ей отказали в school.
И остаётся – кутаться в дутой куртке,
хмуриться-дуться, целуя почти-окурки,
может быть, даже укрыться от мира в дурке,
чтобы холодный перетерпеть июль…