Занавес поднимается.
По грязной городской улице торопливо шел человек в коричневом плаще. В руках он сжимал трость, которая совершенно не была ему нужна, а голову его венчал дорогой цилиндр. Походка его была резкой, глаза устремлены во влажную утреннюю даль, а поджатые губы явно свидетельствовали об отвратительном настроении. Быстро проходил он мимо жилых домов и лавок, стены которых снизу были покрыты весенней грязью. Каблуки сапог ударялись о ручейки темной воды, прочерчивавшие дорожки в слякоти. Юные девушки оборачивались на его ладную фигуру, детишки замирали перед бешено развевавшимся плащом, а полумертвые пьянчужки завидовали богатому крою одежды и оттого плевали ему вслед. Но человеку не было до всех людей никакого дела. Казалось, он был увлечен какой-то неземной идеей, к которой стремился, не замечая ничего на свете. Вдруг он резко остановился и развернулся гордым лицом в сторону…самой обыкновенной булочной. Витрины ее полнились самой разной выпечкой, а краснолицый пекарь раскладывал все новые и новые вкусности на прилавке, но ничего увлекательного в этой булочной точно не было. Тем не менее, человек в плаще подошел почти вплотную к витрине, так что даже заставил потесниться нищего мальчика, сидевшего на крыльце. Он немного постоял и произнес почти одними губами: «Хочешь есть?». Уже начавший раздражаться мальчишка с легким недоумением кивнул. Интересно, этот нелепый господин воображает, что он сидит тут в рваной куртке просто так, от нечего делать? Но человек в плаще уже зашел в булочную, что-то сказал продавцу, отдал деньги и через минуту появился с пышущим на прохладном ветру жаром бумажным пакетом. - Держи. - Спасибо, сэр. Могу ли я что-нибудь для вас сделать, сэр? – мальчик явно надеялся получить еще и денег. - Да, пожалуй… - человек в плаще как будто задумался. – Пойдем со мной. У меня найдется для тебя несложная работа. Разумеется, за хорошую плату. - О, сэр, я выполню все, что вы скажете, - лицо мальчишки полнилось преданностью, но про себя он подумал: «Как же, как же, посмотрим еще…» - Что ж, тогда пойдем. И, кстати, не называй меня сэр. Лучше зови меня…маэстро. - Как скажете, маэстро. «Вот придурочное название, точнее и не скажешь», - подумал оборванец и поспешил за удалявшимся быстрым шагом человеком в плаще.
Дом, в который вошел маэстро, удивил мальчика. За своими мыслями он чуть не пропустил момент, когда мужчина, шедший перед ним, свернул к крыльцу и прямо-таки исчез внутри. Небольшой двухэтажный особняк был на первый взгляд самым простым, но уже через несколько мгновений глаза находили на стенах почти стертую временем лепнину: переплетающихся чудесных зверей, огромные небывалые цветы, высокие горы, бескрайние сады и самые настоящие волшебные замки. Все это проявлялось из камня стены постепенно, словно бы не желая открывать истинную сущность дома. Постояв перед крыльцом минуту, нищий мальчик решился и зашел внутрь. Дверь не хлопнула за ним и не закрылась с громким скрипом, просто тихонько встала на свое место. Люди снаружи шли по своим делам, а выцветшая лепнина на стенах снова исчезала и стиралась под их скользящими без интереса взглядами, словно бы ожидая более внимательного зрителя.
Внутри дом был классически отделан, и, хотя высокие потолки и большие пространства комнат делали его удивительно неуютным, он казался бесконечно огромным и загадочным. Почти все двери, ведущие в комнаты, были прикрыты, как будто специально раздразнивая любопытство, а занавешенные окна придавали ему своеобразный шарм полумрака. Господин в плаще облокотился одной рукой на перила широкой лестницы, ведущей наверх, и внимательно уставился на мальчика, как будто ждал от него первого слова. «Ну ладно… Черт с тобой», - решил мальчик и заговорил подобострастным голоском: - Маэстро, вы обещали мне работу… - Да. Но я не могу говорить с тобой, если не знаю твоего имени. - О, меня зовут Фредерик, маэстро, - мальчик назвал первое пришедшее в голову имя. Он не видел причин доверять этому человеку. - Хорошо, Фредерик. Поговорим сначала об оплате. Я буду содержать тебя: кормить, покупать одежду и прочие необходимые вещи. Ты будешь жить в моем доме и делать здесь все, что будет тебе угодно. Любая прихоть. Взамен ты будешь должен мне одну маленькую вещь… Что скажешь? - Смотря какую вещь, маэстро, - Фредерик, давайте и мы будем называть его так, уже готов был отказаться в случае, если человек предложит ему гадкие пошлости или участие в крупных преступлениях. Нет, конечно, он был не самым честным малым, и даже довольно часто воровал, но все-таки оставался гордым и верил в бога, что было даже странно для его положения. Но не нам его судить. - О, всего одну мелочь, - улыбаясь, проговорил маэстро. – Каждый вечер ты будешь приходить в мой кабинет и слушать сказки. Вот и все. Мальчик опешил. Он ожидал чего угодно, но не такой глупости. А разве это не глупость: человек готов был содержать его и тратить свои деньги только для того, чтобы рассказывать сказки. Определенно здесь таился какой-то подвох. Но голод и жажда пожить красивой жизнью взяли свое. Фредерик согласился: - Хорошо, маэстро. - Вот и отлично. Тогда я покажу тебе твою комнату. Странный человек, не снимая плаща, начал подниматься по лестнице. Грязные его сапоги оставляли следы на будто отполированных ступенях, но его это нисколько не волновало. Он лишь изредка брезгливо прикасался к резным перилам, слегка пошатываясь, как от легкого опьянения. Фредерик торопливо последовал за ним, тщательно изучая дом вокруг. Чистота, какая-то невероятная чистота царила повсюду, если не считать, конечно, новообразованных подтеков грязи на ступенях. Ни одной картины, ни одной безделушки, только стерильная чистота дерева и камня. Дотронувшись до перил, Фредерик почувствовал почти незаметное, но внимательное касание пальцев и тут же отдернул руку. Дом будто глядел на него, без особого внимания, слегка заботливо, но не совсем учтиво. Темные пятна глаз этого странного хозяина притаились где-то под потолком, прикрываясь вуалью паутины. Хотя Фредерик готов был поклясться, что паутины здесь нет и быть не может. Даже в самых потаенных местах. Пустые стены обволакивали его внимание, всасывая характер, внешность, пристрастия и выпуская получившийся грязный дым. Шаг за шагом по коридорам, между закрытых дверей дом вслушивался в его мысли, цеплял желтыми пальцами кожу, откидывался в высоких креслах ниш и зябко кутался в бесконечные занавеси темного бархата. Маэстро толкнул одну из дверей, делая это почти неосознанно. «Именно эта дверь», - промелькнуло в голове Фредерика. Маэстро вошел первым, даже не обернувшись. Затем уже было позволено заглянуть бродяжке. Комната оказалась маленькой, но полной самых чудесных вещей. Большая кровать, покрытая тигриной шкурой, пылающий камин, сабли и чучела птиц на стенах. Куча разных дорогих мелочей, близких сердцу любого мальчишки. Приоткрытые коробки с игрушками, мягкие кресла и теплый ковер на полу. Если бы Фредерик не вырос таким циничным, он бы впал в восторг и счастливую истерику. А так он лишь позволил глазам удивленно расшириться, а про себя еще сильнее заподозрил недоброе. - Нравится? – человек в плаще явно был немногословен. - Да…очень нравится, маэстро. Неужели вы позволите мне здесь побыть хотя бы немного, - нужно было разыграть простачка, и выросшему на улице мальчику это удалось великолепно. Вот только и маэстро был не дурак. - Ты и сам отлично знаешь, что здесь твоя комната. На неопределенное время, но, в любом случае, очень надолго. Так что не надо изображать из себя придурка. Я не за этим тебя взял. - Да, маэстро. - Отлично. А теперь ты пойдешь в ванную. Потом найду тебе какой-нибудь халат, а вечером привезу нормальную одежду. Маэстро отворил незаметную дверь в стене, прикрытую гобеленом с изображением какой-то батальной сцены и подтолкнул мальчика к инкрустированной плиткой комнате. Потом зашел сам, скинул плащ прямо на пол и повернул золоченый краник. Пока он умывался, Фредерик успел оглядеть ванную. Персиковая плитка, довольно большое пространство, куча флаконов и все та же холодная отстраненность дома. - Что стоишь, раздевайся, - маэстро уже успел остаться в рубашке. - Ээ… А вы разве… В общем… - Что еще? Я же предупредил, чтобы ты не изображал смущение. Меня это раздражает. - Вы разве не уйдете? – нервно выпалил Фредерик, впервые по-настоящему смутившись в этом доме. Отчего-то ему совсем не хотелось, чтобы хозяин дома оставался с ним. Хотя…хозяин ли? Вопреки его ожиданиям, маэстро лишь усмехнулся: - О, конечно, если ты смущен, я покину тебя. Мне всего лишь хотелось отдраить твое грязное тело, но, поверь, я уж найду себе занятие. Приготовлю тебе что-нибудь поесть. - Маэстро… - Да, мой мальчик. - А…разве у вас нет кухарки? - Не задавай лишних вопросов и мойся. Надеюсь, ты разберешься сам, что к чему. - Уж как-нибудь, - Фредерик ухмыльнулся. Этот человек вызвал у него минутное расположение. Всего лишь минутное.
Что могло быть лучше лежания в пенной ванне после долгих месяцев прозябания на улице? Что-то точно могло, потому что Фредерик чувствовал себя крайне неуютно. С одной стороны, он весь зарылся худым и грязным телом в теплую и вкусно пахнущую воду, прямо-таки чувствуя, как его кожа становится чище. Но с другой, это спокойствие персиковой плитки действовало ему на нервы. Словно безмолвный извращенец, дом следил за каждым изгибом его тела, каждой черточкой лица, изредка погружая лицо в воду и нежно покусывая ему пальцы горячими губами. Вздрогнув, мальчик как можно быстрее оттер себя мочалкой и встал на кафель, позволяя каплям стекать по дрожащему телу. Он только сейчас понял, что маэстро не оставил ему никакой одежды, кроме старых лохмотьев. Случайно или специально, было уже неважно. Фредерик наскоро вытерся одним полотенцем и завернулся в другое. Он чувствовал легкую усмешку на тонких губах персикового цвета. «Да пошел ты к черту», - прошептал мальчишка, якобы ни к кому не обращаясь.
Войдя обратно в комнату, Фредерик сразу же увидел своего «хозяина», сидевшего на постели по-прежнему в одной рубашке и державшего на коленях поднос с ужином. Мгновенно скользнув по полу, мальчик голодными глазами уставился на еду. Прожаренное мясо, запеченные ломтики картофеля, дымящийся напиток, судя по запаху, глинтвейн и огромный шоколадный пудинг. - Что смотришь, ешь, - рассмеялся маэстро. – Или я тебя опять смущаю? - О нет, просто… - мальчик не договорил и вцепился голодным ртом в обжигающее мясо. Что ни говори, а этот странный человек умел готовить. Горячие соки потекли по подбородку, и маэстро вытер их салфеткой, отчего Фредерик отшатнулся и напряженно посмотрел на него. Маэстро мгновенно перестал улыбаться: - Ты слишком серьезен, мой мальчик. А мне надоело с тобой здесь возиться. Мне еще надо съездить за некоторыми вещами. Его тонкая талия изогнулась, и он встал с постели: - Поешь, а потом спи. Когда маэстро покинул комнату, Фредерик набросился на еду и не успокоился, пока последний кусочек пудинга не был съеден. Насытившись и слегка опьянев от глинтвейна, мальчик решил обследовать комнату поподробнее, но, стоило ему лишь отставить поднос, как он тут же погрузился в усталый детский сон.
Утро наступило для него поздним вечером. Фредерик проснулся от чьего-то тяжелого взгляда. Открыв глаза, он встретился с его обладателем. Все правильно, дом внимательно взирал на него сквозь завитки от тонкой сигареты. Неисправимый курильщик человеческих эмоций, он внимал сну мальчика, даже не собираясь отступать перед его наготой. Бывший бродяжка прикрылся от мерзкого взгляда, поняв, что постепенно уже начинает привыкать к странностям этого места. Стоило ему пошевелиться, как в комнату вошел его благодетель. Одетый в парадный костюм, он бросил на кровать сверток. - Здесь одежда. Остальное прибудет завтра. Через десять минут жду тебя в своем кабинете. Третья дверь направо от твоей, - как всегда, он был верен своей немногословности. - Да, маэстро. Наскоро одевшись, мальчик вышел в коридор, неспешно отсчитал третью дверь и плотнее запахнул новую рубашку перед тем, как войти.
- Добрый вечер, маэстро… - он склонил голову в иллюзорном почтении. - Добрый вечер, мой мальчик, - мужчина сидел в глубоком обитом атласом кресле и наливал себе в бокал вина из темной бутылки. – Ты пришел, но ты не знаешь правил. Для первого раза естественно. Каждый раз, когда ты будешь приходить ко мне, ты должен целовать мою руку. Затем сядешь вон в то кресло, - он элегантно махнул рукой. – И слушаешь сказку. Если захочешь, после сказки я налью тебе вина и мы поговорим. И если я захочу. Все ясно? - Да, маэстро, - внешне Фредерик был безупречно покорен, ибо внутри у него уже зрел план грандиозной кражи. Но этого нельзя было показать, поэтому он старательно строил из себя в меру растерянного мальчика, учитывая то, что его хозяин очень чутко распознавал ложь. Но в этот раз он, видно, был уже пьян, поэтому лишь слегка глянул на него. - Тогда поздоровайся со мной как следует. Мальчик подошел к руке мужчины, с раздражением заметив, что тот не снял перчатку. - Теперь садись и слушай. Фредерик послушно сел в кресло и оглядел кабинет. Книги, книги, еще раз книги, темный диванчик, пара кресел, в которых они сидели, тлеющий камин, столик с вином и фруктами и закрытое бархатными шторами окно. Эта тенденция закрытых окон уже начинала настораживать… Маэстро вздохнул, отпил вина и начал рассказывать. Как ни странно, сказка очень быстро увлекла Фредерика. Он со вниманием слушал насыщенную эмоциями речь и после был отправлен в постель с пожеланиями спокойной ночи. Но ложиться спать бывший бродяжка не собирался. Подождав несколько часов, мальчик вышел в коридор, тщательно изучая дом. Но, сколько он ни шел, казалось, всегда будет новый поворот. Или уже старый, но неотличимый от нового из-за полного отсутствия деталей. Казалось, дом сам запустил его, как балаганщик крыску в стеклянный лабиринт, блуждать по коридорам. А сам внимательно смотрел за дергаными движениями мальчика. Но стоило тому, утомившись и чертыхаясь, начать искать дорогу назад, как была ловко подставлена полоска света под приоткрытой дверью. Дети пришли бы в восторг от такого зрелища, но только не Фредерик. Ему не особо нравилось быть игрушкой для смешливого наблюдения. И он решил где-то неделю просто понаблюдать. Семь дней проходили удивительно одинаково. Утром маэстро готовил завтрак и обед, оставляя их в печи на кухне на первом этаже, днем уходил по своим делам, и дом оставался в полное распоряжение Фредерика. Хотя это сказано достаточно условно. Вечером следовал ужин, затем сказка. И в очередной день внешне покорный мальчишка собрался бежать. Причем не с пустыми руками. Он довольно быстро выяснил местоположение денег и ценных вещей, но решил взять только деньги, потому что, во-первых, весили они меньше, значит, и унести можно было больше, во-вторых, все-таки ценность их казалась мальчику выше и как-то значительнее. Набрав за пазуху и распихав по карманам ассигнации, мальчик поспешил к двери. Дернул за ручку, но дверь не поддалась, чему Фредерик не удивился. Конечно, этот странный человек наверняка запирал дверь, чтобы оградить его от бандитов снаружи. «Если бы он знал, что защищать надо было дом от бандитов внутри», - мальчишка ухмыльнулся. Без всякого сомнения он отдернул одну из занавесок и замер. Перед ним зеленел лес. Самый настоящий лес с темными прожилками стволов и яркими пятнами листьев. «Чертовщина!», - мелькнуло в голове у мальчика. Другое окно. Быстрее, занавесь в сторону. Да, пейзаж за окном изменился, но вовсе не в ту сторону, в которую ждал мальчик. Бескрайнее море, окрашенное синим. Безумие. Здесь не могло быть такого. Это же дом посреди города! Еще одно окно, и еще. Горы, поля, хижины и мелкие деревушки вдали. Все, что угодно, кроме того, что должно было быть. Фредерик испугался. Мало сказать, испугался. Весь дом вдруг стал не просто насмешливым, а злым и враждебным. Он уже не посмеивался, а криво изгибал рот и хохотал противным скрипучим смехом. Мальчик вскрикнул и побежал наверх, роняя по дороге деньги на тщательно отлакированные ступени. Когда маэстро вернулся, он сразу же занавесил окна обратно и пошел в комнату Фредерика. Увидев плачущего мальчика, он сел на кровать и прижал его к себе. Они так сидели до самого вечера, ребенок в истерике и заботливый взрослый. И вечер настал как обычно. И была сказка.
Так проходили день за днем, месяц за месяцем. Фредерик все реже обращал внимание на вдумчивый взгляд дома, зато все больше привыкал к странной любви своего маэстро. Тот стал ему заботливым отцом, местами грубым и эгоистичным, но все же по-своему любящим. Традиции не менялись, Фредерик все так же видел несчастного мужчину только по вечерам, но теперь они уже скрашивали время, сидя вместе за ужином или принимая ванну с бокалами шампанского за философской беседой. Вряд ли теперь в мальчике можно было узнать того неграмотного и злобного бродяжку, коим он был около полугода назад. Хотя он все еще плохо умел читать, но слушал увлекательные истории, теоретические размышления и чудесные стихи, а его пытливый детский ум запоминал и выуживал необходимое. Так шло время. И каждый вечер была сказка. Но та сказка, которую рассказал маэстро Фредерику первым холодным вечером осени, запала в душу мальчика сильнее, чем многие другие.
Тем вечером одетый в строгий бархатный костюм и хорошо причесанный почти юноша вошел в кабинет сказочника, коснулся губами теплой кожи его руки и сел в кресло, нервно внимая рассказчику. Маэстро привычно разлил вино и начал историю: «Очередное начало очередной глупой сказки. Все они бездарны, лишь бесконечно повторяющиеся слова… Но, мой милый мальчик, я не буду мучить тебя своими размышлениями. Сегодня вечер грустной истории. Ее начало лежит на просторах бесконечного океана, на небольшом острове белого песка, золотистого камня, розовых цветов и сиреневого пламени неба. Этот остров был приютом великих людей, бесконечно мудрых и живших так долго, что они успели бы сменить несколько эпох, если бы лицезрели наш мир. Но им хорошо жилось и среди голубоватых просторов океана в небольших каменных домах неземной красоты». Маэстро отпил из бокала сочный глоток и продолжил: «Эти люди были хранителями мудрости и прекрасных тайн. Они не нуждались в письме и картинах, потому что их воображение каждую секунду рождало чудеснейшие видения, а память хранила тысячи стихов, сотни легенд и историй. Но были и у этих людей книги. Только не те, которые мы можем увидеть на полке в любой гостиной, а изначальные книги с золотым тиснением, которые не позволяли никому себя писать. Да-да, мой мальчик, ты не ослышался, эти книги писали себя сами. И, надо тебе сказать, обладали весьма мерзким характером. Но как раз об этом и будет моя история. Дело было в том, что через каждые несколько десятков лет капризным книгам надоедало хранить в себе одни и те же знания и мысли, и тогда они перерождались в нечто совершенно новое. Но сами они этого сделать не могли, и поэтому всегда выбирали себе хранителя. Только хранитель чувствовал, когда книги начинали нагреваться и жаждать превращения. И тогда он назначал своими помощниками двух людей, которым сильнее всего доверял, причем ими обязаны были быть мужчина и женщина, и ходил с ними по домам, проводя специальный ритуал. Как только в дом приходил хранитель с помощниками, хозяева оставляли их вместе с книгой, а сами уходили до тех пор, пока превращение не закончится. Книги терпеть не могли, когда за их перерождением наблюдал кто-то еще, кроме выбранных трех человек. Когда все было готово, хранитель открывал книгу и клал на открытую страницу ладонь. И книга начинала исчезать, причиняя ему невыносимую боль, обжигая всеми огнями мира. Но хранитель не имел права отнять руку. И, стоило книге исчезнуть окончательно, все трое соединяли свои руки, чтобы печать, оставленная ею на ладони несчастного хранителя, породила новую книгу. Так шло из века в век, и никто ни разу не нарушал ритуала. Ты спросишь меня, почему, мой мальчик? А как раз оттого, что книги обладали отвратительным характером. Если бы хоть кто-то посмел воспротивиться их воле, то они бы закрутили вокруг острова бурю и погубили всех живущих на нем. Но все жители считали, что новые знания из книг стоили любой боли и совершали превращение вовсе не из страха перед смертью». Сказочник замолчал. История явно не была закончена, просто он глубоко задумался над чем-то. Подождав несколько минут, выпив бокал до дна и налив новый, он напряженным голосом продолжил: «Очередной хранитель был еще совсем юным, и, когда книги выбрали его, он от неожиданности никак не мог поверить, что это случилось именно с ним. Взяв за руки своего лучшего друга и свою прекрасную сестру, он рассказал им свою маленькую тайну и предложил быть своими помощниками. И, конечно же, они согласились. Как они могли не согласиться, его милый друг, самый веселый и непоседливый в мире кудрявый паренек и его сестра, такая красивая и умная не по годам. Никому в этом мире он не верил больше, чем им». У маэстро задрожал голос, руки машинально нашли сигареты, и он закурил. Сделав несколько затяжек, сказочник немного успокоился: «И они ходили по домам, перерождая книги. Конечно, юному хранителю было больно до слез, но он стойко терпел, полный гордости за то, что выбор пал на него. Но случилось так, что это маленькое общество начало деградировать, как и все общества. О, я вижу, ты не совсем понимаешь, мой мальчик. В общем, молодые наследники богатств прошлого оказались много хуже своих предков. Любовь, понимание, стремление к знаниям в их головах заменялись эгоизмом, жадностью, страстью к зрелищам. Но только не у нашего юноши и его друзей. А как же иначе? Ведь какие из них тогда герои сказок? Ты спросишь, причем здесь это? Да притом, что последняя книга находилась как раз у таких злобных детей. И, когда хранитель вошел в последний дом, они не только не отдали ему книгу, но еще и посмеялись над ним, потому что ни во что не верили. А за окном медленно начали собираться тучи. Юноша приказывал, умолял, просил и требовал, но все было безуспешно. Злые дети лишь смеялись и говорили, что хотят лично увидеть превращение. Тогда он не выдержал и просто оттолкнул одного мальчишку, схватил с полки горячую как печь книгу и побежал в свой дом, надеясь хоть там никого не найти. Слава всему сущему, в доме действительно было тихо, но вскоре гадкие дети застучали в дверь. Книга разогревалась все сильнее, все страшнее метался ветер за окном, но невозможно было держать дверь и одновременно совершать ритуал. Юноша впервые испугался всерьез». Маэстро опять замолк. Сигаретный дым окутал его, но, чувствовалось, что ему это нравится. Так не было видно бледного лица. «На столе лежал нож. В тот момент казалось, что другого выхода не было. Он не хотел никого убивать, да и не смог бы, поэтому лишь позволил двери распахнуться и в бешенстве изрезал всем близ стоящим лица. А они даже не смогли возразить, ибо, несмотря на всю свою испорченность, не знали насилия. Никто на острове не знал. Дверь захлопнулась обратно, а они так и стояли, пока буря успокаивалась, прижимая руки к окровавленным лицам. Когда он вышел из дома с новой книгой, все бросились от него, как от больного. А на следующее утро его судили и решили изгнать с острова. Даже помогли построить лодку, чтобы отправиться в бескрайний океан». Конечно, сказочник был немногословен, как и всегда, но его интонации и проникновенный голос заменяли сотни слов. - Но это же несправедливо! – Фредерик в порыве гнева забыл, как маэстро не любил, чтобы его прерывали. - Все сочли, что ни одни знания не стоят насилия и изуродованного поколения. «Он сел в лодку, взяв минимум вещей, и отплыл в молчании. Никто не попрощался с ним, кроме лучшего друга. Даже сестра. Он стоял в лодке, смотрел в океан и плакал. Но в какой-то момент необыкновенная сила заставила его обернуться и увидеть ужасное: его сестра, единственная девушка во всем мире, ради которой стоило жить всем мужчинам, каплей соленой воды скользнула с обрыва вниз, на подводные камни. Юноша так и не смог этого забыть». И вновь молчание. Фредерик сидел, погруженный в странное понимание и сострадание бедному юноше. Конечно, он никогда не был героем и не спасал пусть даже маленький мир, зато он знал, что такое потерять любимых и получить презрение общества. И это также не выходило у него из головы, будь он хоть самым циничным мальчиком мира. Пробыв в задумчивости несколько минут, он едва заметил, что маэстро все еще молчит. Мальчик встал и подошел к нему. Единственный близкий ему человек плакал. Тогда Фредерик сел у него в ногах и взял руку. Прошло еще несколько безмолвных минут. Вскоре дрожащий голос маэстро возобновил рассказ: «В отчаянии проходили дни. Кончалась пресная вода и еда. Бесконечный океан сменялся бесконечным полуобморочным сном, пока однажды земля не встретила лодку юноши. И она была прекрасна, что даже отвлекло беднягу от его страданий. Блестящая и сочная трава, высокие кроны спокойных деревьев, прозрачные ручьи, полные сладкой воды, диковинные, но крайне добродушные птицы и звери, а самое главное – прекраснейший замок на вершине ближайшего холма. Кое-как насытившись плодами и напившись из ручья, юноша пошел к замку, больше всего надеясь встретить там людей, которых ему так не хватало все это время. Вблизи замок оказался еще прекраснее. Огромный, вальяжно раскинувшийся властелин природы, он радостно принял путника, впустил его, показал бесконечные залы с богатым убранством, но, когда юноша не нашел внутри людей и собрался уйти, двери оказались заперты. И сколько тот не просил и не плакал, они так и не открылись. Так несчастный стал пленником замка. Позже, когда он уже смирился со своей участью, замок стал позволять ему выходить, но только на несколько часов. Сменялись эпохи, менялся замок и вид вокруг него, становясь все грязнее и грубее в соответствии с поселившимися невдалеке людьми, медленно рос юноша, но суть не менялась. Говорят, что этот юноша до сих пор томится в своем заключении и надеется, что однажды найдется чистая душа, которая освободит его». Теперь тишина была иной, не паузой, а окончанием. - Прекрасная сказка, - прошептал Фредерик. - Да, мой мальчик… А теперь иди, мне нужно побыть одному… Фредерик кивнул и покинул кабинет.
Этой ночью он никак не мог успокоиться. Нежной птицей с белыми перьями он раскинулся на постели, но сон все не шел. Не приходило успокоение. Фредерик сравнивал, проводил тоненькие невидимые ленточки связей и снова обрушивался в пучину несправедливого непонимания. Ему было так одиноко, как никогда до того. Около двух часов ночи, совсем измученный, он на секунду прикрыл глаза и решился пойти к маэстро. Все равно было не уснуть, а так, возможно, он соприкоснулся бы с его одиночеством, и стало бы легче. Мальчик открыл глаза и сел. Завернувшись в простыню, которую ему в свое время принес сказочник вместо красивой, но совершенно неудобной тигриной шкуры, он босыми ногами пролетел по ковру и скользнул белой тенью в коридор. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как заметил отсветы пламени за приоткрытой дверью одной из комнат, которая точно не имела никакого отношения ни к кабинету, ни к спальне сказочника. «Верно, маэстро совсем не спится», - подумал Фредерик и тихонько зашел в комнату. Сонно-сладкий дурман мигом подкосил ему ноги, и кресло прямо у входа оказалось очень кстати. Тени вокруг пахли так приторно… Начала кружиться голова. - Маэстро… - Нет, милый Фредерик. - Тогда кто? – сладость уже слепляла веки и не позволяла удивляться. - Как тебе сказать точнее, я Хозяин. - Хозяин чего? – говорить становилось все сложнее, но на короткие вопросы силы еще были. - Хозяин всего здесь. Хозяин большой игры под названием сказка, - Фредерик по-прежнему не видел говорившего, но решил, что либо он сумасшедший, либо его «собеседник». - Понимаешь, маленький Фредерик, мы все играем в игру. Только каждый играет в то, во что он верит. Да что это я, давай-ка лучше покажу тебе, - и один из теней двинулся к мальчику, кривя тонкие персиковые губы с зажатой в них дурманной сигаретой. Взяв хрупкими пальцами его за подбородок, тень выдохнул дымом часть себя и начал превращаться, обретая цвет. И вскоре мальчик увидел маленький мир: крохотный остров посреди океана, на котором теперь никого не было, только следы крови на песке да обломки кораблей на ближайших рифах. Остров пах гарью, хотя, может быть, ею пах и сам тень. - Вот что случается со всеми людьми, - тень опять стал прежним. – Со всеми цивилизациями. Но тебе это не интересно, ведь так? Фредерик нервно мотнул головой, пытаясь вытолкнуть кусочки дыма из носа, горла и глаз: - Так это и есть то место? Тот замок? - Боже, какие же вы все еще мальчики… - тень закружился по комнате в каком-то вальсоподобном танце, отчего дым от его сигареты рисовал ничего не значащие, но бесконечные узоры. – Мыслите настолько образно, что невозможно выдумать даже крохотную аллегорию. Понимаешь ли, никакого замка нет. И дома тоже. Нет такого определенного места, где все это концентрируется, есть только размытое здесь. И мы все здесь уже давно. Кто-то раньше, кто-то позже, но мы все попадаем в этот ад, который очень немногие могут сделать раем. Но мы старательно мешаем им, не давая спасать наши гниющие души. Не разрешая им дышать полными легкими. Потому что они "дышат нашим воздухом". Но дома нет. Хотя, черт, зачем я тебе это говорю? Не хочу, чтобы ты мучился этим всю жизнь. Пойдем. - Подожди, я ничего не понимаю. - Не надо, маленький Фредерик, не надо… - и тень легко поднял его на руки. Закружил в утонченном танце, усыпляя, и потом словно сквозь стены отнес в постель и положил на нее, поцеловав в лоб. Последним, что услышал мальчик, было: «Почему ты веришь в это, маленький?..»
Утро. Холодное и неприятное. Но стоило лишь открыть глаза, как Фредерик сразу вспомнил вчерашнюю ночь, безумный вальс и тонкие персиковые губы, целовавшие его лоб и пахнувшие дымом. Накинув рубашку и брюки, он побежал в кабинет к маэстро. Тот был еще не одет и сидел в халате, задумчиво смотря в окно. Мальчик радостно и совсем по-детски подбежал к нему, жарко поцеловал руку и заговорил: - Маэстро, вчера я видел…я не знаю точно, кого, но мне кажется, что настоящего духа, - Фредерик даже не заметил, как сказочник напрягся и слегка отстранился. – И он показал мне ваш остров. И еще говорил много чего. И мы с ним танцевали… Почему вы молчите, маэстро, это же самая настоящая сказка! Сказочник тяжело заглянул в восторженные глаза мальчика. Он понимал, что пора все это заканчивать. - Фредерик, милый мой мальчик, - ему захотелось нежно прижать того к себе, но не стоило. – Я подумал и решил, что тебе лучше уйти. - О, маэстро, простите, вы хотите остаться один… Конечно, я зайду позже. - Нет, милый мой, - сердце сказочника разрывалось от боли. – Я думаю, что тебе вообще стоит уйти… Уйти из этого дома. - Маэстро… - Если ты беспокоишься о деньгах, то возьми сколько надо в секретере. Хотя нет, ты гордый. - Маэстро, почему? – по щекам мальчика, уже второй раз терявшего отца, потекли непрошенные слезы. Он злобно вытер их кулаками. – Я-то думал, а вы… - Убирайся, в конце концов! Слышишь! Убирайся к черту! – сказочник закричал, когда подумал, что вот-вот дрогнет. Фредерик растерянно замер на секунду, и пулей выскочил из комнаты. Вскоре где-то далеко, как будто под водой, хлопнула дверь. Усталый мужчина сжался в кресле и нервно закурил. Потом взял платок и стал неистово и брезгливо оттирать все следы поцелуя с ладони. Через несколько секунд, когда рука уже стала красной, он не выдержал и уткнулся лицом в белый шелк ткани, истерично вдыхая запах только что потерянного сына.
Занавес опускается.
Когда первые следы истерики прошли, сказочник отнял платок, скомкал и бросил в угол через всю комнату. «Зачем ты это делаешь? Проклятый дом! Ненавижу! За что?», - из его уст вырывались пустые и банальные вопросы, но дом молчал, потому что он был просто домом и, естественно, не умел говорить. Какими бы свойствами не наделяли его пьяницы и дети. Он просто повернулся худощавой спиной и молчал. Сказочник сунул руку в ящик секретера, выгреб оттуда все деньги и достал револьвер. «Поздно, дом, ты разрушил всю мою жизнь, ты принес мне сказок и убил меня ими! Теперь получай, что хотел!», - он поднес револьвер к виску. Дом молчал. Только в очередной бутылке отражался аристократический профиль. Палец на курке слегка дрогнул. Это был всего лишь дом. С нарисованными картинками на окнах и персиковой плиткой в ванных комнатах. Сказочник отбросил револьвер туда же, куда и платок. Подошел к окну, дернул занавеску, а вслед за ней и яркую раму. Было утро. Было холодно и поздно. Или еще нет? |
Библиотека // Объявления
